Зовите меня Джо - Пол Андерсон

А вот в спортивном зале шла оживленная игра в ручной мяч. Невесомость делала ее особенно забавной. Играли космолетчики, но скорее озверело, нежели весело. В зале собралось довольно много болельщиков и тех, кто пришел поразмяться. Интерес к еде у многих тоже угас, да и Кардуччи, честно говоря, в последнее время не проявлял особой изобретательности. Кое-кто равнодушно поздоровался с Реймонтом.

Дверь мастерских была приоткрыта. Жужжал моторчик токарного станка, полыхало пламя автогена. Като М’Боту и Иешу бен-Цви увлеченно трудились – видимо, изготовляли какую-то деталь по заказу Федорова и Перейры. В последнее время работы по реконструкции систем жизнеобеспечения возобновились.

Само по себе это было неплохо, но больших успехов пока что не отмечалось. Прежде чем переделывать системы, от которых зависела сама жизнь экипажа, нужно было четко представить себе, чем именно занимаешься. Пока что работа находилась в исследовательской стадии, и стадия эта должна была продлиться еще не один год. В работе же покуда участвовали лишь отдельные специалисты, и только в будущем могло потребоваться больше рабочих рук.

А вот проект Нильссона развивался превосходно. Собственно говоря, работа его бригады приближалась к концу. Она, пожалуй, могла бы быть завершена уже сейчас, если бы астрономы не придумывали непрерывно что-то новенькое. Но основные труды остались позади: грузовую палубу расчистили, вторая палуба преобразилась в электронную обсерваторию с точнейшим оборудованием. Эксперты получили возможность погрузиться в увлекательнейшие исследования глубин Вселенной. Но у большинства членов экипажа работы не было.

Оставалось только терпеть и ждать.

Экипаж вставал на дыбы при малейшем кризисе. Всякая вспышка надежды становилась тише предыдущей, а тоска – все глубже и чернее с каждым днем. Казалось бы, разрешение рожать детей должно было всколыхнуть экипаж. И действительно, две женщины живо откликнулись на разрешение, и через несколько месяцев истекал срок действия противозачаточной инъекции. Остальных эта перспектива вроде бы тоже не оставила безучастными, и все-таки…

Корабль тряхнуло. Реймонт покачнулся и чуть было не упал. Раздался глухой, низкий звон, но вскоре утих. Возобновился свободный полет. «Леонора Кристин» рассталась с очередной галактикой.

Подобные перепады с каждым днем становились все чаще. Неужели никогда не удастся найти подходящего места для остановки? Быть может, стоит начать тормозить хотя бы для разнообразия?

Не могли ли Нильссон, Чидамбаран и Фоксе-Джемисон просчитаться? Может быть, они сами начали понимать это? Может быть, в последние недели именно поэтому они и торчат часы напролет в обсерватории, и выглядят так обеспокоенно, и отводят глаза, когда являются на общие трапезы?

Но уж у Линдгрен-то наверняка есть какие-то сведения от Нильссона…

Реймонт проплыл над лестничным пролетом к палубе команды. Заглянув ненадолго к себе в каюту, он отыскал нужную дверь и позвонил. Не дождавшись ответа, он попробовал толкнуть дверь – заперто. Зато оказалась незапертой вторая дверь, на половину Джейн Седлер. Реймонт вошел в каюту через эту дверь, но обнаружил, что ширма, делящая каюту пополам, опущена. Реймонт, не раздумывая, поднял ширму…

Иоганн Фрайвальд парил в воздухе на тоненьком тросике, скрючившись, словно зародыш во чреве матери. Казалось, он спит, но глаза его были открыты.

Реймонт ухватился за скобу, поймал взгляд Фрайвальда и небрежно проговорил:

– А я думал, где это тебя носит? Носа не показываешь столько времени. Потом прослышал, что тебе нездоровится. Могу чем-нибудь помочь?

Фрайвальд буркнул что-то нечленораздельное.

– А вот ты мне нужен до зарезу, – продолжал Реймонт как ни в чем не бывало. – Ты мой главный помощник, правая рука, мозговой центр. Я уже за голову хватаюсь, ничего без тебя не успеваю. Не время тебе прохлаждаться. Я не могу тобой пожертвовать.

– Мной надо пожертвовать, – замогильным голосом проговорил Фрайвальд.

– То есть? Что случилось?

– Не могу больше. Вот и все. Не могу.

– А что такое? – удивленно спросил Реймонт. – Никакой такой тяжкой физической работы у нас сейчас не наблюдается. Да и ты не тряпка. С невесомостью у тебя сроду проблем не бывало. Ты дитя машинного века, мужчина, твердо стоящий на ногах. Не то что эти сопляки, которым няньки нужны с сосочками и колыбельными песенками. Их, видите ли, тонкие души не в силах перенести такого долгого путешествия… Или ты тоже в их компанию записался, а? – язвительно поинтересовался Реймонт.

Фрайвальд перевернулся в воздухе. На щеках его проглядывала темная щетина.

– Да, я мужчина, это ты верно подметил, – буркнул он. – Не робот. А потому мне свойственно думать время от времени.

– Друг мой, а как бы, интересно, мы выжили, если бы каждый из нас не думал каждую минуту, а?

– Я не про ваши треклятые замеры, вычисления, доводки курса, реконструкцию оборудования говорю! Все это только ради того, чтобы не угас инстинкт самосохранения. Знаешь, рак из кастрюли с кипятком лезет с такой же страстью. Что мы на самом деле делаем, вот в чем вопрос! Что все это означает?

– Et tu, Brute[32], – пробормотал Реймонт разочарованно.

Фрайвальд развернулся и посмотрел на констебля в упор.

– Ты, конечно, у нас непробиваемый… А знаешь, какой сейчас год?

– Нет. И ты не знаешь. Никто не знает точно. Это бессмысленно – пытаться определить, какой сейчас год в Солнечной системе.

– Не надо! Знаю я все отлично! Мы пролетели примерно пятьдесят миллионов световых лет. Преодолели жуткое расстояние. Если бы мы сейчас, в это самое мгновение, взяли и оказались в Солнечной системе, мы бы там ни черта не увидели! Наше Солнце сдохло давным-давно. Распухло, вспыхнуло и подпалило Землю, и сгорело, как свечка на ветру. Сначала в красного карлика превратилось, потом стало похоже на выцветший кусочек янтаря, а потом рассыпалось, как пепел. Значит, в нашей Галактике не осталось ничего, кроме умирающих красных карликов. И Млечного Пути нет. Все, что мы знали, все, что нас взрастило, – все погибло. Человечества больше не существует.

– Ну, не скажи.

– Значит, оно стало таким, каким мы его себе и представить не в силах. Мы призраки, – продолжал Фрайвальд. Губы его дрожали. – Мы, как маньяки, мчимся вперед, вперед…

Корабль снова тряхнуло.

– Вот. Слышал? – прошептал Фрайвальд, и глаза его налились кровью. – Еще одна галактика. Еще сто тысяч световых лет. А для нас – доля секунды.

– Не совсем так, – возразил Реймонт. – Не такое уж у нас низкое тау. Мы только четверть спирали одолели.

– И сколько миров погубили? Цифры я знаю, не думай. Да, мы не так массивны, как звезда. Но наша энергия… Пожалуй, мы можем Солнце проткнуть насквозь и даже не заметить.