Путь домой - Михаил Михеев

Как ни удивительно, но выпутаться из неприятной ситуации ему помог его же пленник. Не оборачиваясь, он негромко спросил:

– А что, если я предложу за них выкуп?

– Выкуп? Извини, дядя, денег у меня и так хватает, а ты – нищ, как подзаборная крыса. Что у тебя есть? Рваные штаны? Прости, но мне их, если что, проще снять с трупа.

– Там, в углу, мешок. Открой.

Петр, усмехаясь, но при этом не спуская глаз с пленных, подошел к и впрямь лежащему в углу средних размеров кожаному мешку, рывком распахнул горловину… Да, воин знал, что предложить, – в мешке сладко спал Мурзик. Только вот почему он спал? Именно это, подпустив в голос холода на небольшой ледник, и спросил Петр.

Как оказалось, просто отвар какой-то дряни, пары которого работают как хорошее снотворное. Чтоб не царапался, значит. Ну тем лучше. Котенок, не просыпаясь, замурлыкал, когда Петр вытащил его из мешка – похоже, был здоров и не пострадал. Ну что же…

– Великоват выкуп-то за одного княжонка. Да и за княгиню тоже великоват… Ладно, дядя, забирай эту дуру – и чтоб духу вашего здесь не было. Считаю до одного…

Насчет одного он, конечно, пошутил, но скорость, с которой эти двое выметнулись, была впечатляющей. Княгиня и мальчишку подхватить успела, откуда только силы взялись на руках эту тушу переть, правда, зыркнула на Петра злобно – ну да понятно, такое оскорбление, оценить ее жизнь и жизнь ее сына меньше одного кота неполовозрелого. Такое не прощают, но Петр ее уже не боялся: сейчас у него сложилось главное в таких делах – репутация, а значит, бояться будут именно его и тронуть лишний раз не рискнут.

– Да, дядя, – остановил Петр воина, когда тот уже собирался выходить. – Молодого вашего не ругайте зря – он, если вдуматься, из твоих людей оказался единственным, кто среагировал правильно, а то, что о последствиях не подумал, так у него и времени не было. Да ты и сам это знаешь. Мальчик далеко пойдет, если не сгинет в первом бою. А теперь пшел вон.

Воин не заставил себя просить дважды – только кивнул и скрылся из вида. Петр посмотрел ему вслед, вздохнул и спрятал бластер в кобуру – ему тоже следовало позаботиться о том, чтобы оказаться как можно дальше отсюда. Береженого, как говорится, Бог бережет, а не береженого – конвой стережет.

С постоялого двора Петр выехал через пару часов, как раз стало светать и можно было ехать, не боясь переломать ноги коням или самому сверзиться в липкую грязь, которой на дороге, как всегда, было с избытком. Сонный хозяин (Петр хотел дать ему в глаз за зажиленные апартаменты, но, подумав, не стал этого делать), получив плату за комнату, зевнул во весь свой немалых размеров рот и отправился досыпать, а курсант, привычно толкнув коня каблуками, выехал за ворота. Следом за ним шла в поводу вьючная лошадь, третьей ехала Настя на реквизированной у сбежавшей княгини кобыле. Петр еле успел, карета уже готова была покинуть постоялый двор, и оставшиеся без седоков лошади охраны были привязаны к ней сзади, однако по настоятельной просьбе курсанта, подкрепленной бластером, который он держал в руке, одну из лошадей отвязали и оставили. А что – компенсация за моральный ущерб, не то чтобы запредельная, но все же…

Девушку он, подумав, решил взять с собой и проводить до ближайшего города. Как-никак дрались-то вместе, оставлять ее здесь одну было как-то совестно, да и ехать будет не так скучно, хоть поговорить можно. Настя не просилась, но предложение приняла с плохо скрываемой радостью – до ближайшего города было три дня пути, а с одиноким путником, тем более женщиной, на дороге может случиться всякое.

Вообще, с попутчицей Петру повезло, это он понял сразу. К путешествиям привычная, в седле держится лучше его самого (оно и понятно – местные дети, особенно деревенские, на лошадях ездить начинают почти сразу после того, как научатся ходить), за словом в карман не лезет, но и болтливой не назовешь. По местным меркам эрудированная, разговор поддерживает почти любой – ну да это издержки профессии.

Первый день ему, по правде сказать, было не до разговоров. Действие обезболивающего закончилось еще до того, как они выехали, и курсант с трудом держался в седле – даже вдохнуть лишний раз было больно, куда уж там еще и языком ворочать. Лошадь шла ровно, но даже легкого покачивания было достаточно, чтобы у Петра мутилось в глазах, а колоть еще лекарства он не хотел, так и привыкнуть можно. От наркотического действия такие препараты не смогли избавить и века совершенствования, а те, что были в аптечке, относились к весьма сильным средствам. Не хватало еще, вернувшись домой, угодить на курсы реабилитации с длительным лечением и полной очисткой крови. Процедура не то чтобы болезненная, но редкостно неприятная. Да и карьеру военную это осложнит наверняка, и хотя курсант в принципе о том, чтобы остаться в военном флоте, не думал, но и отказываться от такой возможности считал преждевременным. Во-первых, неизвестно сколько продлится война, а выжить в ней, скажем, у командира линкора шансов всегда больше, чем у младшего офицера на тральщике, а во-вторых, как он уже успел не раз подумать, окажись в нынешнем положении гражданский космонавт, он, скорее всего, или не выжил бы, или в лучшем случае имел бы чисто теоретические шансы добраться до базы. Быть же начинающим суперменом всегда приятнее, чем напуганным до полусмерти не пойми кем, так что были и в профессии военного космонавта положительные стороны.

Мурзик, кстати, устроился на руках у девушки – чем-то она ему понравилась. Лошадь на него косила глазом с подозрением, но не протестовала – смирная скотинка попалась, хоть с этим повезло. С одной стороны, курсанту, можно сказать, такой расклад был только на руку – держать рядом с собой еще хотя и ленивого, но по молодости склонного к резким движениям зверя в его состоянии было противопоказано. С другой стороны, он ощутил нечто вроде легкого укола ревности – ты из-за него, понимаешь, в драку ввязываешься, едва жив остаешься, а он, сволочь, сразу к женщине на ручки. Понимает, зараза, где лишний раз погладят да кусочек повкуснее дадут.

Далеко они в тот день не уехали – не прошло и трех часов, как курсант стал терять сознание от боли. Правда, в седле удержался, точнее, удержали – Настя, пришпорив свою флегматичную, но, когда надо, очень шуструю кобылу, в два счета догнала его и поддержала, не дав упасть, однако дальше так ехать было не слишком умным занятием, поэтому они свернули в лес, благо тропинок хватало, и уже через полчаса сидели на небольшой лесной поляне, надежно укрытой деревьями и от ветра, и от чужих взглядов, а главное, сухой. Точнее, не то чтоб сидели… Петр почти сразу погрузился в отрешенное, полубессознательное состояние и лежал на мягком мху, а девушка суетилась, одновременно возясь с костром и ухитряясь при этом и обиходить лошадей, и устроить поудобнее своего попутчика. Словом, делала одновременно несколько дел, и все успешно – искусство доступное почти всем женщинам и почти никому из мужчин.

Да и вообще, женщины на этой планете были куда более приспособлены к жизни, чем землячки Петра. Безо всяких охов-вздохов раз-два – и соорудила шалаш, потом и палатку разбила, правда, под чутким руководством курсанта. И не боялась в своем шалаше, что простынет или бока на твердой земле отлежит. В общем, Джейн, подруга Тарзана. Интересно, кстати, почему именно Тарзана? Он ведь был, насколько помнил Петр, легендарным танцовщиком непристойных танцев прошлого. Неужели в обыденной жизни был так беспомощен, что ему боевая подруга с опытом выживания в любых условиях и функцией универсальной домохозяйки нужна была? В общем, по возвращении домой это стоило выяснить, а то выражение сохранилось, а смысл его в глуби веков как-то затерялся. Не то чтобы это была такая уж большая потеря, но все же интересно.