Свет невозможных звезд - Гарет Л. Пауэлл

– Ты кажешься мне знакомой.

– Мы уже встречались во время вторичного толчка.

– Встречались?

– Вы были тогда в Интрузии с моим отцом Ником Мориарти.

– А, да, – вспомнила она, и ее брови совсем сошлись. – Ты… Корделия?

– Верно.

– Ну что ж, рада наконец познакомиться с тобой в реальном мире.

Я подсела к ней на кровать. Волосы с необритой половины головы падали мне на правый глаз.

– Тот мой разговор с отцом… состоялся на самом деле? То есть он был настоящий? Настоящий Ник?

– Был.

– Значит, он жив?

– Насколько мне известно.

Холодная рука, сжимавшая мне сердце, как будто немного отпустила. Пусть чужой флот атакует Общность. Пусть рушится цивилизация. Но меня здесь и сейчас захлестнула отчаянная надежда.

– Мы сможем его найти?

– Наверняка. – София похлопала меня по колену. – Но прежде тебе придется кое-что сделать.

– И что же?

Она улыбнулась:

– То, к чему мы тебя предназначили.

Несколько малышат оставил на Мировом Древе.

Учиться умениям.

Учиться обычаям.

Потом – когда-нибудь – работать среди звезд.

Самого хваткого оставил при себе.

Назвал его Джорджем.

Джордж умный, быстрый, всегда озорной.

Много способностей. Много шалостей.

Многому придется учить.

Работать, и показывать, и учить.

И однажды Джордж станет отменным механиком, как все драффы.

Но пока я думаю все это, я вспоминаю.

Вспоминаю сообщение, которое свернувшийся клубком, умирающий Чет передал через Джонни.

«Все белые корабли – кузены», – сказал Чет.

И я ломаю голову.

Все драффы в родстве. Мы все с одного Мирового Древа. Даже те, кто служит на чужих кораблях, как Тревожная Собака.

Все едины.

Всегда были.

Всегда работали, всегда служили.

И очажникам служили, давным-давно.

Очажникам.

Очажники бежали из вселенной и оставили после себя Кинжальный флот.

Флот…

Мои пальцы-лепестки качаются, словно под ветром родины. В животе будто бьется скользкая рыба.

Большое понимание.

Внезапное откровение.

Логично.

И возможно – суперважно.

Должен сказать капитану Констанц.

Должен сказать ей сейчас же.

Пока мы с Престоном добрались до камбуза, Нод от нетерпения уже переминался с руки на руку. Я впервые видела его таким взбудораженным.

– Что такое?

– Важное догадывание.

– Насчет чего? – Я присела перед маленьким механиком на корточки и коснулась ладонью его чешуйчатой спины. – Сообразил, что делать с воздушными фильтрами в трюме?

– Кузены.

– Что?

– Драффы служат очажникам.

– Да, и что?

– На флоте должны быть механики-драффы.

Я откачнулась на пятки. Теперь, когда он пояснил, это казалось таким очевидным. Все расы Множественности использовали драффов, причем чуть ли не с начала своей истории. Естественно, и построенные очажниками корабли Мраморной армады обслуживаются шестирукими механиками.

– Только не вижу, какая нам с того польза?

– Я тоже. Но Чет хотел, чтобы мы знали. Сказал – важно.

– Чет?

– Механик с «Души Люси».

У меня заболели колени. Опершись ладонями о бедра, я выпрямилась и прошла через камбуз к чайнику, тщательно заварила себе чай по-флотски – адской крепости, зато гарантированно изгонявший усталость и позволявший остаться на своем посту.

– Хочешь чашечку? – спросила я.

Нод, подражая человеческому жесту, качнул одним из лиц:

– Вкус кипяченой болотной воды.

– Как знаешь.

Пока заваривался чай, я смотрела на расхаживавшего по комнате Нода. Его рты чмокали по металлической палубе.

– Ты знаешь, что сегодня сочельник?

Нод остановился и, вопросительно изогнув шею, оглянулся на меня:

– Что такое сочельник?

Я пожала плечами:

– «Собака» что-то раскопала. По-моему, она становится сентиментальной.

– Это изделие?

– Праздник.

– Что такое «праздник»?

– Вроде увольнения на берег. День, когда можно не работать.

– Всегда работаю.

– Я знаю.

– Работа, потом отдых.

Я потерла лоб. В чем-то Нод был самым разумным из моих знакомых. А в чем-то – как ребенок.

– Когда-то на Земле, когда Конгломерат только зарождался, людям приходилось трудиться ради средств на покупку пищи и жилья.

– Покупку у кого?

– У корпораций, на которых они работали.

Пальцы-лепестки затрепетали.

– Неэффективная система.

– Это верно.

– Значит, праздник?..

– Праздники – это такие особые дни, когда позволялось не работать.

Механик обдумал мои слова.

– А как же маленькие?

– Им тоже не надо было работать.

Одно лицо Нода встревоженно запрокинулось вверх.

– Они умирали?

– Как?!

– Маленькие без работы чахнут и умирают. Потомков ровно столько, сколько нужно для работы. Без запасных.

Я далеко не сразу осмыслила его слова.

– Дети драффов умирают, если им не хватает работы?

– Да, для равновесия Мирового Древа.

– Ужасно!

Все шесть конечностей Нода шевельнулись, правдоподобно изобразив человеческое пожимание плечами.

– Так и есть.

– Но твои дети?..

– Много работы. Много работы для драффов по всему небу.

Я никогда раньше не задумывалась над вопросом: почему сородичи Нода с удовольствием трудятся механиками звездолетов по всей Множественности? А они спасались от смерти. Замкнутая система Мирового Древа никогда не позволила бы их популяции разрастись настолько, чтобы перенапрячь емкость экологической ниши и поставить под угрозу существование самого Древа. Вот добровольное служение и стало для них предохранительным клапаном, позволяющим выживать тем, кто иначе превратился бы в кучку компоста. С точки зрения моей человеческой морали подобный выход представлялся сомнительным. Я невольно подумала, что расы Множественности (и человечество в том числе) попросту воспользовались чужой бедой и инстинктивной склонностью этих созданий к восстановительным работам. Но наш эгоизм все же стал для них спасением. Это нисколько не оправдывало нас – как и тот факт, что люди переняли существующий порядок у старших рас, – но все же на сегодняшний день драффов выжило больше, чем было бы без нас.