Руна смерти - Олег Курылев

Однажды, валяясь на кровати, Антон придумал новую теорию, объясняющую его появление в прошлом. Ленивые размышления, которыми он разнообразил бесконечные часы своего домашнего ареста, неожиданно привели его к очередному открытию. Сосредоточившись и проработав детали, он скоро стал автором второй гипотезы. Она была необычной, но достаточно простой. В ней сохранялся элемент мистики и необъяснимого, но от этого она ничуть не теряла. Антон скоро уже верил в нее, как в реальность.

Когда в очередной раз его навестили Ротманн с Юлингом, он попросил внимания и рассказал им о своих новых выводах.

— Суть этой моей гипотезы в том, что я никакой не гость из будущего. Его — будущего — еще не было, а когда оно наступит, то прожить его можно будет только один раз. Никакие перемещения назад в прошлое и вторичное проживание будущего невозможны. Время идет только вперед, и никак иначе. Как это ни парадоксально звучит, но мне, согласно этой теории, всего несколько месяцев. Я появился на свет тринадцатого октября 1944 года в семь часов утра по местному времени.

Антон сделал паузу, ожидая первых вопросов.

— Ладно, продолжайте, — сказал Ротманн, — пока что ни черта не понятно.

— Объясняю. Тем более что ничего особо сложного тут нет. Все нормальные люди рождаются, проживают жизнь и умирают вместе с общим течением времени и событий. При этом их жизнь представляет собой целостный отрезок бытия, от рождения до смерти. В моем же случае произошло следующее. Моя жизнь, по непонятным причинам, распалась на две части. Первая часть — это период между моим рождением в 1966 году и августом 2003 года, когда эта первая часть внезапно оборвалась. Вторая часть — период от моего появления здесь и до неизвестной мне даты. И вся штука в том, что эти части переставлены во времени местами. Сначала началась вторая, потом, через несколько лет и даже десятилетий, еще только начнется первая. Понимаете? Первой части моей жизни, то есть моего рождения, еще не было! Потому что будущего, даже для меня, не было и оно наступит для всех только однажды.

— Откуда же вы тогда все знаете наперед?

— А! — победным голосом воскликнул Антон. — В том-то вся и штука! Начав здесь свое существование, я уже отягощен всеми теми знаниями и опытом, которые мне еще только предстоит получить в будущем! Парадокс в том и состоит, — продолжал Антон, — что, начав свое существование в этом мире сразу со второй половины жизни, я как бы прожил первую. Но на самом деле ее еще не было. Она ожидает меня впереди, что, кстати, несколько успокаивает, ведь, умерев здесь, я еще должен буду родиться, как все нормальные люди. Жаль только, что тогда я уже ничего не буду знать о днях, проведенных тут. И жаль, что та моя часть жизни будет недолгой — всего тридцать шесть лет. Правда, я не буду об этом знать до самой последней секунды. Я не могу также сказать, что со мной в конечном счете случится. Скорее всего, я там просто исчезну, необъяснимо и бесследно.

— Ну и какие из всего этого выводы? — спросил Ротманн.

— А выводы, кстати сказать, очень интересные. Главный из них состоит в том, что всё, что я знаю о будущем, непременно произойдет. Ни я, ни вы, ни все мы вместе ничего не сможем изменить. Я бы назвал этот вывод «следствием неотвратимости».

— Почему?

— Ну как вы не понимаете? Ведь обо всём, что произойдет, я узнаю позже, в той половине своей жизни, когда это уже случится и станет совокупностью незыблемых фактов. А сейчас я просто знаю об этом заранее, как бы подсмотрев сначала концовку фильма, а потом, придя в кинотеатр с друзьями и уже зная его финал, рассказываю им, что будет.

— Кажется, я начинаю понимать, — неуверенно пробормотал Юлинг. — Хотя всё это не очень-то укладывается в голове.

— Еще бы! Я сам поначалу чуть башку не свернул. Я ведь рассказываю вам далеко не всё, что приходило мне здесь на ум. Но стоит принять постулат о возможности перетасовки нескольких частей человеческой жизни во времени, как всё становится более или менее простым.

— Ну ладно, — вмешался Ротманн, — допустим, всё это так. Но как ваша очередная теория объясняет мистику с некоторыми нашими знакомыми?

Антон развел руками.

— Никак. В этом случае придется придерживаться пока старых предположений о возмущениях. Распад моей жизни на две части и перетасовку их в общемировом времени я по-прежнему рассматриваю как явление экстраординарное, вызвавшее некоторые другие последствия. Как вспыхнувшая молния вызывает радиопомехи в эфире. Только теперь мы можем особенно не бояться обмениваться мнениями и даже действовать. Если я не ошибаюсь, мы не в силах ни на что повлиять и можем творить всё, что угодно.

— Ну например?

— Ну например, мы можем броситься кого-то спасать или, наоборот, убивать. Я имею в виду тех людей, судьба которых мне доподлинно известна. — Антон немного подумал. — Ну возьмем, к примеру… А, черт, кого же нам взять? Ну одного из ваших шефов… Например, Эрнста Кальтенбруннера!

Эсэсовцы переглянулись.

— Я совершенно точно знаю, что его повесят в 1946 году по приговору суда над военными преступниками. Если сейчас я один или вместе с вами решим его спасти, то у нас ничего не выйдет. Если мы решим его убить, чтобы, скажем, спасти от позора суда и петли, то у нас опять же ничего не выйдет. Что бы мы ни делали, ему суждено быть повешенным, и он будет повешен, и баста!

— Что же, по-вашему, мы такие беспомощные? — спросил Юлинг.

— Видите ли, в чем дело… Если даже мы с вами начнем что-то активно делать и что-то сделаем, то только то, что и должно быть сделано. Если бы история сохранила в своих анналах мой скромный след и я о нем знал, тогда можно было бы поставить эксперимент. Я попробовал бы поступить как-то иначе. Но, увы, мне ничего не известно о некоем Антоне Дворжаке, жившем какое-то время в конце Второй мировой войны в Германии. А если мы сейчас выйдем на улицу и кого-нибудь пристрелим, для примера, то в конце концов окажется, что так и должно было случиться. Что имел место такой непонятный инцидент, когда некий гражданин был ни с того ни с сего застрелен на улице троими неизвестными. Или известными, если нас поймают.

— Если я вас правильно понял, новых сюрпризов нам уже не следует ожидать? — со скепсисом в голосе спросил Ротманн.

— Нет, почему же? Они по-прежнему возможны, только от нас они не зависят и произойдут в любом случае. Между прочим, эта теория объясняет существование в человеческом обществе знаменитых предсказателей. Не тех, что гадают на картах или на звездах и любому желающему пророчат всякие неприятности. Я имею в виду таких, как Мишель Нострадамус, предсказывающих далекие и только очень крупные события. Представьте себе, что его жизнь тоже состояла из двух этапов. Он появился в своем времени уже в достаточно зрелом возрасте, имея знания о далеком будущем, так как второй этап его существования пройдет там. Естественно, что он знал много мелких подробностей о своей будущей жизни, но предсказывал только крупные события вроде войн и катаклизмов. Мелочи, которые произойдут очень не скоро, предсказывать бессмысленно — никто в них не поверит, да они и малоинтересны. Когда Нострадамус, который безусловно был незаурядной личностью, осознал, что с ним произошло, он понял, что надо как-то устраиваться и жить в шестнадцатом веке. Возможно, он состряпал себе недостающую биографию, придумал родителей и других родственников и написал в конечном счете свои знаменитые «Центурии» о будущем. Кстати, многие другие, с кем произошла такая же история, не сумели вписаться в чуждую их разуму и привычкам эпоху. Они погибли или сошли с ума. Были ведь и сумасшедшие прорицатели.