Хроника потерянного города. Сараевская трилогия - Момо Капор

Экипаж ужинал морепродуктами и омарами на пляже отеля «Чикаго Бич» в Дубае, а ранним утром уже погружался в ледяной смог январского Белграда. Встречали Новый год в Сингапуре, в самом знаменитом на Дальнем Востоке китайском ресторане «У Фетиса», смеялись над дорогущей машиной, производившей при температуре плюс тридцать пять настоящие снежинки для детей, которые никогда не видели зимы, а пятнадцать часов спустя брезгливо перешагивали через настоящие белградские лужи.

Существует два типа летного состава: те, кто экономит деньги, и другие, которые не могут лишить себя за границей ни одного мало-мальски доступного удовольствия. Первые экономят командировочные и практически не выходят из номеров и ресторанов с оплаченным питанием, в то время как другие, к которым принадлежал Боб Деспот, редко когда прикасались к гостиничным завтракам, а в своих комнатах спали только тогда, когда было с кем. Одни торгуются и покупают товары, которых у нас нет или которые слишком дороги, в то время как первые привозят только мелкие подарки и сувениры. Экономящие обычно строят семейные особняки или же вкладывают деньги на черный день в банки, а они легкомысленно залпом выпивают все, что им дает жизнь, оставляя мелочь на такси до дома и покупая в аэропорту на последние копейки сигареты.

Виллы в Далмации в самом начале этой войны отобрало новое хорватское государство, а иностранная валюта в банках пропала после развала нашей страны. Так что многие повидали в мире только гостиницы и аэродромы. Жизнь грубо подшутила над муравьем из старой басни Лафонтена.

Вместо того, чтобы строить дом, Боб созидал Белу, которую несколько лет тому назад отняла у него ее мать, запретившая им встречаться.

Можно сказать, что Боб и Бела были идеально сыгранной парой, но при этом они ничуть не походили на дуэт супружеских эксгибиционистов, которые смотрели на них исподлобья с плохо скрываемой ненавистью.

Собственно, молоденькой звездой была Бела, а он – просто теневой партнер, идеальный кавалер, состарившийся Принц, сопровождающий растанцевавшуюся Жизель. Его руки всегда были начеку, предотвращая возможное падение молодого тела, которое исполняло рискованные танцевальные па.

Звучит парадоксально, но тем не менее балерины, как правило, хуже всего исполняют современные подвижные мелодии. Их стилизованный классический танец противится современным ритмам и стилю, родившемуся вдалеке от плюшевых коробочек старых театров. Современные хореографы пытались свести воедино оба этих стиля, но успехом такие попытки не увенчались.

Бела же, будучи профессиональной балериной, органично объединила два непримиримых подхода – естественную дерзость типичной белградской девчонки-гамена и строгость классического образования, надежно спрятанную в синкопах рока.

Кроме извечной супружеской пары Боб заметил еще одного серьезного конкурента: он назвал их Даркерами. В восьмидесятые годы в Белграде появилось множество молодых людей, одетых в черное. Они называли себя «даркерами», что по-английски означает тьму. Эта мода, как и все прочие, с некоторым опозданием пришла из Лондона, ознаменовав конец эпохи неограниченной власти панков. Стройный черноволосый юноша с геометрически четко подрезанной челкой и его партнерша в блестящей коже, продернутой сверкающей металлической ниткой, танцевали без усилия, натренированно и точно, как будто только что сошли со сцены какого-нибудь мюзик-холла. Ее мускулистые ноги в черных чулках и туфлях на высоких каблуках с окованными железом носками напоминали смертоносное холодное оружие. Связанные друг с другом невидимыми нитями, они походили на танцевальную машину с заученными улыбками, которые ни на секунду не сходили с их лиц.

Похоже, они были членами какого-нибудь современного балетного ансамбля или слушателями курсов похудания посредством танцев. Во всяком случае, Боб понимал, что с ними тягаться практически невозможно.

Еще одна пара привлекла его внимание. Красавец лет тридцати с длинными светлыми волосами, в идеально сидящем сером фланелевом костюме, и молодая коротко стриженая женщина в фиолетовом платье, провокационно облегающем бедра с вызывающе торчащими тазобедренными косточками, выделялись особым стилем. Их танец явно был чем-то большим – явным признанием в любви, вызовом всем, кто мог бы воспротивиться ее проявлению. Бела объяснила Бобу, что красивая брюнетка – их учительница английского, в которую тайно влюблена вся школа, что у нее двое детей, а два года назад она развелась как раз из-за этого симпатичного преподавателя музыки, но он, похоже, не собирается бросать законную супругу. Про этот страстный роман знает вся школа. Их часто видят в неприметных кафе, где они сидят, взявшись за руки (она, как правило, плачет), а во время экскурсий ночуют в одной комнате. Их тела даже в самом бешеном ритме не могли оторваться одно от другого, они напоминали сиамских близнецов. Было похоже, что они с нетерпением ожидают, когда «Ностальгия» начнет играть что-нибудь нежное и медленное, в то время как Даркеры даже самые романтические композиции исполняли как на сцене кабаре. Вечная же супружеская пара под любую музыку исполняла один и тот же десяток заученных па.

Все прочие были молоды, полны необузданной силы и желания победить в этом соревновании. Тут были молоденькие красавицы в длинных бальных платьях, но хватало и девиц в облегающих брючках кричащих расцветок. Молодые люди в элегантных костюмах танцевали рядом с ровесниками в распахнутых рубашках, а один нарядился во фрак на голое тело с галстуком-бабочкой на шее. Вместо лакированных ботинок у него на ногах были грязные, некогда белые, тапочки. У некоторых были длинные, собранные в пучок волосы, другие остриглись коротко, на манер американских морских пехотинцев, а несколько ребят обрили черепа, оставив несколько торчащих, выкрашенных фиолетовой краской, пучков напоминающих рожки инопланетян. Но у всех перед глазами одинаково стояла позлащенная Венеция – град обетованный по ту сторону Большой блокады, семидневное пребывание в котором обещала им сегодняшняя победа! Бобу, который никогда не сражался даже за многонедельные летные смены в Лос-Анджелесе, Пекине или Сиднее, эта победа была совершенно ни к чему, но он заметил, что всякое восторженное упоминание Венеции, которое дьявольский иезуит Балканский бросал на арену молодым разгоряченным гладиаторам, заставляло лицо Белы страдальчески меняться. На самом же деле она хотела вернуть старые времена, приехать с отцом туда, где они когда-то были так счастливы.

Когда Беле исполнилось пятнадцать лет, в зимние каникулы он отвез ее в Венецию. Уже на пароходе «Serenissima» та объяла его трухлявым покрывалом своих темных вод и старых воспоминаний о любви. По случаю какого-то праздника все гостиницы были переполнены, и после долгого и приятного скитания по пьяццам и улицам, скользким от рыбьей чешуи, они нашли наконец ночлег (но какова ирония!) в маленькой альберго[8] «Казанова», недалеко от Понте Риальто. Сан Марко сверкал, словно танцевальный зал, убранный к началу великолепного бала. Он отвел Белу на ужин в ресторан «Анджело», в котором привык ужинать в первый день каждого приезда в Венецию. Он любил сидеть за столом под рисунками Моранди с бутылками и формами для печенья. В «Анджело» двадцать лет подряд заправлял метрдотель, которого Боб считал самым красивым мужчиной в мире – некий курчавый муллат с безупречными манерами, по которому сходили с ума все посетители, желая, чтобы их непременно обслуживал только он. Невероятно сдержанный, он ни малейшим жестом не давал понять, что кто-то из посетителей уже сиживал за этим же столом, но с другой дамой. Непонятно почему, но муллат всегда обращался к Бобу, называя его «принчипе»[9]. Он был свидетелем нескольких его любовных ужинов с токайским и обязательными слезами под десерт, но, судя по сдержанному поведению, в тот вечер он отказывался одобрить связь с такой молоденькой девушкой. Даже для старой, извращенной Венеции, погрязшей в пороках, это было слишком непристойно.