Тоби Лолнесс. Книга 2. Глаза Элизы - Тимоте де Фомбель

Прежде Иза не обращала на мужчин ни малейшего внимания, но этот ее заинтересовал.

— Я живу на Дереве, — объяснил он, — и работаю с бабочками. «Работать с бабочками» — непривычное выражение. Во всяком случае, Иза считала, что с бабочками не работают.

Странник попытался снять короб с плеч и поморщился: рана явно причиняла ему боль.

Иза встала и направилась к нему. Впервые в жизни ей было не все равно, что на нее смотрят. Она незаметно расправила узкое льняное платье и постаралась ступать как можно изящнее.

Девушка осмотрела рану, осторожно сняв повязку.

— У вас воспаление, — проговорила она.

— Ничего, пройдет. Три дня назад пришлось сразиться с комаром. Вы из Травяного Племени?

— Я вылечу вашу руку.

Путешественник смотрел на нее с улыбкой.

— Если бы вы только знали, что говорят у нас о вашем народе…

— Идемте!

— Рассказывают, будто вы съедаете всех чужаков.

Иза расхохоталась.

— Ваша рана не очень-то аппетитна. Вас, пожалуй, я пока есть не стану.

Вслед за ней засмеялся и он. Смех сразу их сдружил.

Над ними снова пролетела бабочка.

Иза отвела незнакомца в шатер-колос, где жила с отцом. Сначала он прожил у них неделю, и все это время девушка меняла на его ране повязки и промывала ее травяными настоями. Слух о его появлении мгновенно распространился по равнине. Со всей округи сбегались дети и часами таращились на чужака. Поначалу они боялись близко к нему подходить, но мало-помалу он приручил их, показав содержимое своего короба. Там было множество продолговатых коробок с мельчайшими отделениями, наполненными пыльцой всех мыслимых оттенков. Люди Травяного Племени привыкли к чистым цветам — красному, желтому, зеленому — и никогда их не смешивали. Красителями служили луговые травы.

А житель Дерева составлял палитру, осторожно сметая часть пыльцы с крыльев бабочек. Цветов тут было не перечесть! От золотого до черного, все оттенки коричневого, оранжевые, серые, голубые, охра, серебро… Детей завораживало невиданное разнообразие. Травяное Племя прозвало незнакомца Мотыльком.

К нему приходили все по очереди, и каждому он ставил на кончик носа цветное пятнышко.

Иза больше не убегала из дома. Дни напролет она сидела в шатре-колосе и не сводила взгляда с Мотылька. Иногда, разговаривая с детьми, он вдруг оборачивался и тоже смотрел на нее. Тогда она опускала глаза. Куда только подевались ее независимость и своеволие?

Рядом с Мотыльком девушка становилась совсем другой и не узнавала себя: ей хотелось находиться подле него неотступно, будто смирной ручной зверушке.

Так прошло еще две недели, и рана полностью зажила. Иза в отчаянии осматривала руку Мотылька.

— Вам нужно еще подлечиться!

— Разве? Даже шрама не осталось.

— Но болезнь не прошла! Она внутри…

Хитрости Изы были шиты белыми нитками.

В тот вечер они сидели вдвоем у костра, хворост ярко пылал, озаряя совершенно здоровую руку странника.

— Мне уже давно не больно.

— Можно болеть и не чувствовать боли. Вам нужно отдохнуть. Поживите у нас подольше!

Некоторое время он молча смотрел на нее.

— Мне пора возвращаться, Иза. Меня ждут на Дереве.

— Вы еще не выздоровели, — упорствовала она, чуть не плача. — Останьтесь! Иначе случится что-то ужасное. Да, ужасное.

Тут Мотылек наконец заметил, что у нее на ресницах дрожат слезы.

— Что случится? — ласково спросил он.

Иза придвинулась поближе к огню.

— Если вы уйдете, мне будет больно, — честно призналась она.

Казалось, в этот миг смолкли все ночные шорохи.

Иза положила голову на плечо Мотылька.

Да, многие юноши Травяного Племени хотели бы оказаться сейчас на его месте…

Иза и Мотылек замерли, не решаясь пошевелиться. Наконец он нарушил молчание:

— Мне тоже больно расставаться с вами, Иза, но есть обстоятельства, о которых я вам прежде не рассказывал…

Он умолк, слышалось лишь потрескивание костра.

— На Дереве у меня остались близкие. Я был женат и потерял горячо любимую жену. Мне нужно время, чтобы оправиться после потери…

— Я согласна ждать сколько угодно, лишь бы быть рядом с вами, — дрожащим голосом пролепетала Иза.

И Мотылек решил задержаться на равнине. Они с Изой никому не рассказывали о своей любви. Так прошло все лето.

Люди Травяного Племени по-прежнему доброжелательно относились к гостю. Старики приглашали его выпить с ними фиалковой настойки. Молодежь ходила с ним, когда он охотился на бабочек. Женщины подводили глаза разноцветной пыльцой. Дети прятались в его заплечном коробе, и он со смехом находил их там во время прогулки. В шатер-колос к отцу Изы уже привычно приходили люди, чтобы Мотылек поставил им на кончик носа цветное пятнышко.

Но однажды все изменилось. Кто-то увидел, как чужак целует Изу в зарослях тростника…

По равнине ядовитыми змеями поползли слухи.

Никто не смел прикасаться к Изе, принцессе равнин, всеобщей любимице, полевому цветку, запретному даже для лучших из здешних юношей. И вдруг на нее посягнул какой-то древесный житель!

В Травяном Племени никогда не сплетничали, а тут все зашушукались, стали коситься, негодовать. Один только отец Изы был далек от всеобщего возмущения, и при его приближении пересуды смолкали.

Детям запретили подходить к Мотыльку. Старики отныне пили фиалковую настойку без него. Женщины с брезгливостью выбросили разноцветную пыльцу. В конце концов случилось наихудшее: племенной совет изгнал инородца из селения.

На следующее утро влюбленные исчезли. Втайне поженились и вместе поднялись на Дерево.

О решении молодых знал только отец Изы, который и проводил их в путь глубокой ночью. Поцеловав дочь, он ощутил на губах странную горечь, будто предчувствовал, что им никогда больше не увидеться.

Старик долго смотрел им вслед, стоял у стебля клевера до тех пор, пока очертания беглецов не растворились в темноте. Он знал, что его дочь ждет ребенка…

Вспоминая о своем уходе с равнины шестнадцать лет назад, Иза ощутила в животе, где некогда росла ее девочка, блаженное тепло… И вдруг раздался голос:

— Я здесь.