Лирелии - цветы заката - Екатерина Евгеньевна Алешина

только чуточку короче, чем сейчас, заплетены в две толстые косы, зеленые глаза, да кокетливая маленькая родинка над верхней губой. На мне было ярко-синее платье в белый горох ниже колен с белым кружевным воротничком и красивые белые туфли, которые дедушка достал через знакомых.

- Вот, надо же, как скоротечно время! – вновь заговорила бабушка, повернувшись к деду. – Только недавно наша Шурочка шла в первый класс, а уже выпускной на носу. - Когда он у вас там, напомни?

- Двадцатого июня, - ответила я и продолжила крутиться перед зеркалом, в котором отражалась стена с висящим на ней свадебным фотопортретом бабушки и дедушки, а под ним отрывной календарь.

Мой взгляд задержался на дате – четырнадцатое июня тысяча девятьсот сорок первого года. Где-то внутри шевельнулась гнетущее необъяснимое чувство, от которого я мысленно отмахнулась, как от назойливой мухи. «Это волнение из-за предстоящего поступления» - подумала я про себя. Это пройдет, непременно пройдет. Не я первая поступаю в институт, не я последняя. Выпускные экзамены в школе сданы, и взрослая жизнь маячит на горизонте. Перед выпускным решила навестить бабушку с дедушкой, проживавших в области нашего огромного города. Все свое детство на каникулы из родного Ленинграда я приезжала сюда со старшим братом Колей, а потом, когда мой младший брат Алешка подрос, мы приезжали уже втроем. Бабушка всегда готовилась к нашему приезду, как к великому событию и каждый раз, еще на походе к их с дедом дому, нас встречал упоительный запах свежей выпечки. Как же я любила это место!

- Сань, а Сань, так мы пойдем на речку или нет? – спросил Алеша, нетерпеливо ерзая на диване. – Платье сидит хорошо, туфли как раз. Что еще надо? Хватит уже у зеркала крутиться, пошли на речку!

Путь к реке был близким, всего каких-то пять минут неспешной ходьбы прогулочным шагом. Мы проходили мимо большого старого колодца, когда вдруг, откуда ни возьмись, на него с громким карканьем приземлился крупный черный ворон. Повернув голову в нашу сторону, птица уставилась на нас, словно внимательно разглядывая. В груди снова поднялась волна тревоги. Вновь раздалось хриплое карканье, заставившее меня вздрогнуть.

- Какой-то странный этот ворон, - тихо промолвил Алеша, хватая меня за руку. – Чего он на нас уставился? Пошли скорей отсюда.

Но меня словно неведомая сила пригвоздила к этому месту. Я не в силах сейчас пошевелиться, глядя на черную птицу, карканье которой пугает меня до мурашек.

- Кар-р-р-р, ка-р-р-р-р, кар-р-р-р-р…

- Шура, пошли отсюда, ты что, меня не слышишь? Шура-а-а…

- Кар-р-р-р, кар-р-р-р-р, кар-р-р-р…

- Шура, ну, елки-палки, пошли уже! – воскликнул брат, чуть ли не таща меня за руку прочь от старого колодца.

А ворон тем временем вспорхнул с колодца, и, сделав над нами круг, приземлился на траву и стал бродить около нас, словно надзиратель.

- Кар-р-р-р, кар-р-р-р, - еще громче закричала птица.

- Шура, я сказал, пойдем!

- Кар-р-р-р…

- Шура…

Голос брата доносится, будто издалека сквозь толщу воды. Карканье птицы становится наоборот все громче и громче, и мне начинает мерещиться в этом карканье человеческая речь. Кажется, он повторяет почти одно и то же:

- Кар-р-р-р, беда! Грядет беда! Кар-р-р-р, с неба упадет беда! Всюду голод и смерть! Кар-р-р, голод и смерть! Скоро придет смерть! Кар-р-р, все уйдете! Все уйдете! Никто не вернется! Никто не вернется! Никто не вернется!

Слова ворона набатом стучали в висках, и я уже не слышала собственного истерического крика, проваливаясь в спасительную темноту, которая, однако, быстро рассеялась, являя уже другую картину. Я вновь смотрю на себя в зеркало. Мои волосы развевает ветер, проникающий в комнату через открытое настежь окно. В зеркале отражается стена с нашим большим семейным фотопортретом – мама, папа, я и мои братья – Николенька и Алешка. Внизу под портретом – красивый календарь с нарисованными березами. У папы есть такая привычка – обводить в кружочек сегодняшний день в календаре, а потом перед сном его зачеркивать. Сегодня в кружочке краснеет двадцать второе июня. Год – по-прежнему тысяча девятьсот сорок первый. Воскресенье.

Тот случай с вороном у старого колодца все еще вспоминался, но было уже не так страшно. Дедушка вынес вердикт – усталость и последствия волнений на экзаменах меня скосили. А бабушка решила, что нас с Алешей сглазили, и долго читала какие-то молитвы над нами, окропляя нас святой водой. «Смотри, никому ни слова об этом! Не дай Бог, у отца на работе узнают!» - сказала я брату, на что тот с серьезным видом кивнул. На следующий день мы вернулись в Ленинград, и дни, оставшиеся до выпускного, пролетели, как один миг. Родителям мы не рассказали про случай с вороном.

Утром после выпускного меня разбудил радостный возглас Алеши. Он влетел в мою комнату, словно ураган, держа в руке сложенный пополам листок, исписанный знакомым почерком нашего Коли.

- Шурик, просыпайся! Колька прислал письмо! Говорит, что скоро у него заканчивается служба, и чтоб мы его со дня на день поджидали! Ура-а-а-а! – закричал братишка, прыгнув ко мне на кровать.- Как ты думаешь, он Лиде написал, что скоро придет? Она знает?

- Готова поспорить, что она уже выбирает платье, в котором будет его встречать, - ответила я брату.

Лида – невеста нашего Коли. Они учились в параллельных классах, и начали встречаться за два года до окончания школы. Наши дома стоят напротив друг друга. Когда Коля уходил в армию, то был такой уговор – Лида ждет его, а после того, как он вернется из армии, они играют свадьбу. Лиду в нашей семье очень любят, а для меня она как подруга. Сегодня утром наша будущая невестка прибежала к нам с ворохом платьев на вешалках. Папа с мамой в это время еще не вернулись с рынка, Алеша играл во дворе с соседскими мальчишками, а мы с Лидой решали извечный женский вопрос – какое платье на ней сидит лучше всего. На душе у меня царило умиротворение, и сердце было полным надежд на лучшее. На столе, накрытом кремовой скатертью, стоят фарфоровая вазочка с эклерами, заварник и две чайные чашки.

- Ох, все! Больше эклеров в меня уже не влезет, - шумно выдыхает Лида, в шутку похлопав себя по животу.

- А я, пожалуй, еще один съем, - и я потянулась за очередным эклером с моим любимым заварным кремом.

- Тебе можно, ты вон какая высокая и стройная, как