Фонарь Диогена - Мария Брикер

– Илья, ну как же так! – Никита со всей силой стукнул по полу кулаком.

– Хватит! – сорвалась Анжелика. – Хватит комедию ломать, Калистратов! Ты прекрасно знаешь, что жене Верховцева незачем было убивать твоего племянника, – Анжелика плеснула себе еще водки в бокал и с жадностью ее выпила, занюхала ладошкой и села на стул, закинув ногу на ногу. – Дайте сигарету, – попросила женщина. – Сдохну, если сейчас не покурю.

– Анжелика, солнце, откуда же я могу знать такие подробности? – с усмешкой сказал Федор, достал из кармана позолоченный портсигар, открыл его и протянул Сологуб. Анжелика выудила сигарету, прикурила от протянутой зажигалки, жадно затянулась.

– От верблюда, – зло рассмеялась Анжелика, сделала еще затяжку и выпустила дым в лицо Федору.

– Хамишь, подруга дней моих суровых! Голубка нежная моя. – Федор сунул пистолет в карман, схватил женщину за волосы и замахнулся для удара.

– Отпусти ее! – прохрипел с пола Верховцев и поднялся.

Шахновский и Веронезе тоже встали из-за стола: никого уже не смущало наличие в руках у Федора оружия. Калистратов замер, скользнул взглядом по лицам мужчин, разжал ладонь и выпрямился.

– Пошел вон! – Анжелика отпихнула Федора от себя, и он, к всеобщему удивлению, отошел, погулял по комнате, остановился напротив кресла, где сидела Глаша, и прицелился в ее лоб. Глафира замотала головой, замычала, губы у нее задрожали.

– Псих! Ты псих ненормальный. Тебе лечиться надо! – не сдержалась Анжелика. – Сашку убил другой человек, потому что мотивов для убийства Зимина у жены Верховцева не было. Шахновский, ты почти угадал: Калистратов действительно с помощью свого племянника попытался выбить из игры конкурента, только не Верховцева, а меня!

Смешной карапуз в белой панаме, голубом джинсовом комбинезончике и розовой рубашке с большими желтыми ромашками копошился в песочнице на детской площадке и, надув щеки, деловито строил замок из песка. Малыш был таким милым, что сердце зашлось в груди от нежности. Анжелика остановила машину и открыла окно, чтобы получше его рассмотреть. На его курносом носике расцветал целый сад веснушек, длинные темно-русые волосы колечками выбивались из-под панамки и прятали слегка оттопыренные ушки, глаза смотрели серьезно и сосредоточенно – чудесный малыш. А какие ямочки у него на пухленьких ручках и щечках! Целовать бы и целовать эти пальчики и щечки, прижимать его к груди, ласкать и вдыхать молочно-медовый запах шелковистых волосиков.

– Мама! – позвал малыш.

Анжелика вздрогнула, закрыла окно и резко тронулась с места. Она выехала на шоссе, вдавила в пол педаль газа и долго гоняла по улицам района, чтобы успокоиться. Слезы катились из глаз против воли, и губы горчили, и першило в горле от обиды. Ребеночек, ангелочек с кудряшками – как бы ей хотелось такого! Как бы ей хотелось, чтобы мамой он назвал ее. Ее, а не эту клушу в ядовито-розовом сарафане с дохлым хвостиком на макушке, скучавшую на лавочке и на сынишку не обращавшую внимания. О малыше Анжелика мечтала давно, заглядывалась на чужих детишек, представляла себя с животиком, мысленно примеряла на себя одежду для беременных, подолгу бродила по детским отделам магазинов. Разглядывала ползуночки, чепчики, малюсенькие носочки и кофточки, щупала матрасы на кроватках, советовалась с продавцами по поводу выбора колясок, ходунков, прыгунков и стульчиков и строила замки из песка, понимая, что ее мечта никогда не осуществится. Поздно, ее поезд ушел – скоро сорок, достойный мужчина так и не встретился на ее пути, а Карина…

Карина не желала об этом слышать. Анжелика неоднократно говорила ей о своей мечте, предлагала несколько вариантов: искусственное оплодотворение, фиктивный брак с мужчиной и усыновление. Но ни один вариант Карину не устраивал. Она совала Анжелике под нос статистику о плохой наследственности у детдомовских детей, намекала на критический возраст Анжелики и возможные негативные последствия, пела об ужасной экологии, настаивала на бездуховности искусственного оплодотворения, что, несомненно, скажется на личности ребенка, пугала Анжелику агрессивным социумом, в котором малышу придется жить, потому что этот долбаный социум, если откроется правда об их однополом союзе, ребенка не примет и будет гнобить. А правда обязательно откроется, на них и так соседи смотрят кто с подозрением, кто с презрением, хотя они никогда не афишировали своих отношений и, когда стали жить вместе, перебрались на новую квартиру, представлялись всем, кто ими интересовался, сестрами. «Духовное» оплодотворение и вовсе не рассматривалось, Карина не одобрила бы подобный акт, даже если бы он прошел в кромешной темноте, в одежде и с зарытыми глазами.

Ревность подруги не знала границ. Сначала Анжелике это льстило, никто так сильно ее не любил прежде, но потом стало угнетать. Анжелика винила только себя, видно, она пропустила тот момент, когда необходимо было обозначать границы своей личной территории, а опомнившись, поняла, что Карина уже вольготно на ее личном пространстве обосновалась, приросла намертво – не сдвинешь. Карина приблизилась к ней настолько, что Анжелика начала задыхаться. Она лезла во все ее дела, решала, как Анжелике одеваться, что есть, куда ходить, с кем общаться. Первое время Анжелика была счастлива, в бизнесе она по-прежнему оставалась жесткой и резкой, но дома с удовольствием снимала маску деловой стервы, которую волею судьбы ей пришлось нацепить, чтобы выжить в жестоком мире мужчин, и наслаждалась приятной ролью слабой женщины. Ей нравилось быть кроткой и послушной, ранимой и податливой, такой, какой она была в детстве. Но вскоре Анжелика стала испытывать дискомфорт. Карина не чувствовала главного: для внутреннего удовлетворения Анжелике нужно было немного: чтобы ее понимали и доверяли ей. Карина по этому поводу отнюдь не утруждалась: подруга считала, что она лучше знает, как поступать Анжелике, дабы она не сбилась с правильного пути, ведущего к душевному покою, гармонии и счастью. Категорическое несогласие подруги поддержать ее в страстном желании иметь малыша в очередной раз убедило Анжелику в ужасном предположении: что она лишь кукла в руках Карины, любимая игрушка, послушная собачка, которую приятно тискать и воспитывать. Хуже было другое: Карина не просто отказалась ее поддержать, она разрушила ее мечту с холодным цинизмом. Да, подруга, бесспорно, была права, Анжелика сама это в душе понимала, но все еще тешила себя надеждой – а вдруг? Надежды рухнули, развалился ее замок из песка, который она с такой любовью строила. И невыносимо пусто стало внутри, и мир вокруг поблек, словно злой художник замазал яркие краски белилами с примесью золы.

Пытаясь заполнить вакуум в душе, Анжелика с головой ушла в работу. Удачное стечение обстоятельств: объявленный конкурс за право называться партнером известной европейской компании, возможность выйти на мировой рынок взбодрили ее. Участие в конкурсе Верховцева было как красная тряпка матадора перед глазами, это злило, стимулировало и не давало расслабляться. Верховцев – главная причина всех ее бед, он лишил ее счастливого будущего, из-за него она не могла смотреть на мужчин без содрогания, из-за него поверила в то, что она неспособна вызвать в мужчинах ответное чувство, и лишилась возможности иметь нормальную семью и детей.