Красный нуар Голливуда. Часть I. Голливудский обком - Михаил Трофименков

Левая социал-демократия располагала вооруженными дружинами – запрещенным, но не разоруженным шуцбундом. Когда 12 февраля 1934-го отряд хеймвера – тоже «парамилитарес», но австрофашистские – вломился в социал-демократический штаб в Линце, вспыхнула скоротечная и яростная гражданская война. За пять дней погибло 1 600 человек, артиллерия смела рабочие кварталы Вены, выстроенные утопистами из Баухауса, наступил классический «белый террор» с виселицами и убийствами при попытке к бегству. В знак солидарности с австрийскими товарищами соцпартия США и организовала злосчастный митинг.

Призыв собраться в Мэдисон-сквер-гарден социалисты адресовали всему «рабочему классу». Коммунисты, начинавшие сознавать необходимость и неизбежность антифашистского союза с неверными, но классово близкими социалистами, поняли призыв буквально и перепечатали в Daily Worker. Накануне молодые социалисты и комсомольцы уже дрались плечом к плечу с полицией, охранявшей австрийское консульство. Правда, союз компартия мыслила только на низовом уровне и постановила: если на митинг придут заявленные «агенты фашизма», чье присутствие оскорбит память австрийских товарищей, – вице-президент АФТ Мэтью Уолл и мэр Ла Гуардия – коммунисты строятся и организованно уходят.

Но организованно им удалось только прийти на митинг – с транспарантами и даже оркестром. В зал их впустили, но транспаранты, инструменты и экземпляры Daily Worker служба безопасности соцпартии – юноши с красными повязками – конфисковала. Дальше случилось то, что должно было случиться. В самом факте массовой драки коммунистов с «социал-фашистами» не было ничего сверхъестественного. Но то, какой митинг перерос в драку, придало ей возмутительный характер. В Европе фашисты с удовольствием истребляли и социалистов, и коммунистов, а в Нью-Йорке люди, обреченные стать союзниками, сбрасывали друг друга с балконов Мэдисон-сквер-гарден и били стульями по голове.

Роковой вопрос: кто виноват? То ли социалисты избили коммунистов, пришедших на митинг с самыми добрыми намерениями. То ли пять тысяч (так гласила молва: на самом деле их было тысяча или две) незваных комми цинично избили 16–17 тысяч мирных социалистов. Установить истину предстояло комиссии Американского союза защиты гражданских свобод во главе с беспартийным марксистом Корлиссом Ламонтом. Общественность как-то сразу сочла виновниками коммунистов и ждала от комиссии лишь подтверждения. Глава соцпартии Норман Томас, входивший в руководство Союза, кричал, что доклад приведет в чувство симпатизантов компартии, докажет невозможность единого фронта.

Нью-Йорк узнал из первых рук, как Гитлер пришел к власти, благодаря умышленным и спланированным действиям банды, именующей себя компартией. – The New Leader.

Но пришлось Томасу выражать изумленное неодобрение выводами комиссии. Она констатировала, что компартия неоднократно призывала социалистов к единым действиям. Неподготовленная охрана провоцировала коммунистов. Да, часть аудитории встретила шестерых ораторов-социалистов таким штормовым улюлюканьем, что их никто не услышал. Но улюлюканье перекрыл сочный баритон прославленного Фрэнка Кросуэйта, чернокожего уроженца Тринидада, создателя боевого профсоюза проводников спальных вагонов: «Коммунисты – свиньи, и всегда были свиньями, потому что коммунисты по природе своей свиньи!»

Комиссия признала непростительным «бесчестное и совершенно бессмысленное» нападение на секретаря нью-йоркского горкома компартии Кларенса Хатауэя. Он поднялся на сцену, чтобы попросить слова у Элгернона Ли, секретаря горкома соцпартии: «Если вы не возражаете, я помогу навести в зале порядок». В ответ Хатауэя, по его словам, «избили стульями с такой социал-фашистской яростью, что содрали скальп».

Комиссия не сняла с коммунистов их доли ответственности, но сочла смягчающим вину всех участников драки обстоятельством годами скапливавшуюся враждебность.

* * *

Всем заинтересованным силам следовало бы взять паузу. Вместо этого 25 беспартийных интеллектуалов-марксистов 6 марта 1934-го направили в New Masses «Открытое письмо компартии», протестуя против ее «разрушительных действий».

Констатировав, что благодаря радиотрансляции драка стала для антифашистов не просто катастрофой, но катастрофой национального масштаба, авторы заверили, что никоим образом не одобряют поведения социалистических лидеров, а приглашение Уолла (они с Ла Гуардией на митинге не появились) считают постыдным жестом.

В Австрии политика терпимости к наступлению фашистов, пока фашисты не перешли к насилию, обрекала трудящихся на оборонительную и безнадежную, хотя и доблестную борьбу. В США социалистические лидеры отвергли несколько призывов к единому протесту рабочего класса. ‹…› Все это, однако, не умаляет вины коммунистов и постыдность их поведения. ‹…› Мы с ужасом обнаружили, что компартия ведет игру против того, к чему сама призывает.

Среди авторов был Эдмунд Уилсон – «литературная совесть эпохи» (Фицджеральд): он открыл для Америки Джойса, Хемингуэя, Пушкина и был замечательным кинокритиком, чья статья «Эйзенштейн в Голливуде» (New Republic, 4 ноября 1931 года) спровоцировала ее героя на открытое письмо автору (New Republic, 9 декабря 1931 года). Эйзенштейн, весьма лестно отзываясь о Уилсоне, выразил недовольство утверждением, что в Мексике он «впервые в жизни пользовался творческой свободой».

Историки полагают, что Эйзенштейн, находившийся тогда в Мексике, не столько опровергал Уилсона, сколько пытался убедить Кремль в отсутствии «невозвращенческих настроений». Уилсон же, иллюзий насчет Голливуда не питавший, пытался помочь Синклеру найти финансирование для Эйзенштейна.

Поскольку близким другом Уилсона был Дос Пассос, можно предположить, что Уилсон и привлек его к «письму 25-ти».

Редакция не преминула отметить, что не понимает, почему письмо адресовано именно ей, – журнал ни в коем случае не является партийным органом, – но на упреки в адрес партии, однако же, ответила. Но как ответила!

Анонимный ответ адресован «Дорогому товарищу Дос Пассосу».

Ни Уилсон, ни знаменитый теоретик искусства Мейер Шапиро ответа были недостойны. На них плевать, но не ответить Досу, сердечному другу, чьи книги многих привели в революцию, не спасти его от влияния случайной и подозрительной компании, Голд не мог. Растолковав партийный взгляд на союз с социалистами на низовом уровне, Голд убеждал Доса, что его соавторы, колеблющиеся интеллигенты, не способные превратиться из академических куколок в революционных бабочек, мечущиеся от сионизма к интернационализму и троцкизму, недостойны стоять рядом с ним.

А вот и прямая рифма со статьей о «буржуазном Гамлете»:

Только те, кто прошел сквозь огонь, беспорядок, бесконечную – изо дня в день – рутину оргработы и подготовки к решающей борьбе, способны преодолеть свой гамлетизм, свой эгоизм, свой нарциссизм и слиться с передовым большинством нового общества.

Для нас ты был и, надеемся, что останешься Дос Пассосом – революционным писателем, товарищем.

Статья о Лоусоне-Гамлете еще не написана. Но Лоусон, доказывая, что успешно убивает в себе Гамлета, вразумил Доса в индивидуальном порядке, назвав в резком письме его поведение продиктованной эмоциями «грязной атакой на коммунистов».