2084. Конец Света - Буалем Сансаль

– Жизнь проходит так быстро, что ничего не успеваешь увидеть, – так потом скажут по дороге на кладбище.

Время пополудни Тоз и Ати, испытывая неподдельную печаль, провели в философствованиях. Тоз жил в состоянии ностальгической тоски по тому миру, которого не знал, хотя надеялся, что правильно его воссоздал в виде натюрморта, в который хотел бы теперь вдохнуть жизнь. А для чего это нужно? Они пришли к выводу, что вопрос бессмысленный, так как пустота является сущностью самого мира, однако, тем не менее, не мешает этому миру существовать и заполнять себя пустяками. Это тайна нуля, которая существует для того, чтобы сказать, что ее не существует. С этой точки зрения Гкабул служил безукоризненным ответом: на абсолютную бесполезность мира можно ответить только абсолютным и утешительным повиновением всех существ небытию. Мы и есть ничто, мы этим ничем и останемся, и прах возвращается к праху. Ати посмотрел на этот вопрос с другой стороны и пришел к мысли, что конец мира начинается в момент его зарождения, а первый крик жизни является также и первым предсмертным хрипом. С течением времени и накоплением страданий он убедился: чем дольше продолжалось какое-либо несчастье, тем скорее наступал конец мира и тем раньше жизнь начинала новый цикл. Следовало не ждать чего-то с полной головой вопросов, а форсировать процесс, так как умереть с надеждой на новую жизнь все-таки более достойно, чем жить доведенным до отчаяния в ожидании смерти.

Ати и Тоз искренне сошлись в том, что великой бедой Абистана стал Гкабул: он предлагает человечеству подчинение освященному невежеству в качестве ответа на насилие, присущее пустоте, и, доведя рабское состояние до отрицания самого себя, до саморазрушения в чистом виде, Гкабул отказывает человечеству в бунте как в средстве выдумать для себя подходящий мир, который, по крайней мере, помог бы ему уберечься от окружающего безумия. Религия и впрямь лекарство, которое убивает.

Какое-то время Тоз интересовался историей Гкабула. Он родился под сенью Гкабула, хоть и не видел его; Гкабул был воздухом, который он вдыхал, водой, которую он пил; он носил его у себя в голове, как носят бурни на теле. Но очень рано Тозу стало не по себе: уже в школе он обнаружил, что государственное образование – это бедствие, источник всех несчастий, вещь настолько же коварная, неотвратимая и беспощадная, как сама смерть. Он был по-настоящему увлечен процессом образования и в итоге превратился в маленького навязчивого и злобного нравоучителя, потребителя мрачных сказок и мальчишеских фантазий, декламатора нелепых стихов, тупых лозунгов и оскорбительных проклятий, а на занятиях по физкультуре – в безукоризненного погромщика и участника всевозможных линчеваний. Для остальных, факультативных предметов – поэзии, музыки, гончарного ремесла и гимнастики уже не оставалось ни времени, ни внимания. Как сын Достойного, брат Достойного и, возможно, и сам в будущем Достойный, Тоз, кроме того, слепо дорожил своим призванием служить главным машинистом своих поступков и своего паровоза. Немного изучив Гкабул, чтобы подкорректировать движение и перевоспитать себя, он потерял и надежду, и чаяния, так как в действительности Гкабул не пробуждал несчастного, а балластом тянул его ко дну. И школа тут ни при чем: бедное учреждение учило тому, чему позволяли учить, и делало это довольно сносно – редко кто выживал. Уже было слишком поздно – Гкабул внедрил свой гипноз глубоко в тело и душу народа и господствовал над ним как абсолютный владыка. Сколько же веков потребовалось бы, чтобы снять с абистанцев эту порчу? Таков был единственный уместный вопрос.

С невинным видом Тоз ступил на запретный путь и посвятил себя ему целиком. Выход был только один – тот, который вел из глубин времени. Раз Гкабул колонизировал настоящее на все грядущие века, от него можно было избавиться только в прошлом, до его воцарения. Люди до нас не были такими уж дикими животными, ограниченными и ослепленными злонамеренностью. Тоз немного заплутал на своем пути – сама История терялась в дебрях, не нашлось ни малейшей стоящей тропинки, все они были прерваны и затерты. Наиболее закаленные историки смогли добраться только до отметки 2084, не более того, не дальше этого предела. Как без святого невежества и приведения мозгов в состояние абсолютной апатии удалось бы убедить несчастные народы, что до рождения Абистана существовала лишь невоплощенная и не поддающаяся познанию вселенная Йолаха? Проще простого: достаточно выбрать дату и остановить время на этом мгновении; люди превратятся в скованных повиновением мертвецов, они поверят всему, что им скажут, и возрадуются своему возрождению в 2084 году. У них не будет другого выбора: либо жить по календарю Гкабула, либо вернуться в состояние своего изначального небытия.

Открытие прошлого едва не убило Тоза. Несмотря на всю свою образованность, он не подозревал ни о существовании 2083 года, ни о том, что можно углубиться в еще более ранние времена. Круглая земля – головокружительно драматичное открытие для тех, кто считал ее плоской, обладающей краями. И когда вопрос: «Кто мы?» внезапно становится вопросом: «Кем мы были?», моментально представляется что-то совсем другое, покрытое мраком и уродством, преломляется сам краеугольный камень, на котором покоилась вселенная, и вот уже у несчастного Тоза земля уходит из-под ног и он живет, как призрак, среди древних призраков. Никто не в состоянии вернуть времени линейность и последовательность, если они были нарушены таким образом. А Тоз до сих пор не сумел восстановить свое время и находился где-то между вчера и сегодня.

После множества исследований и усилий однажды ему удалось преодолеть временной барьер и прокрутить перед собой ведь двадцатый век. Это было равносильно чуду, ведь верующему в течение всей жизни не суждено ускользнуть от исключительного притяжения Гкабула. Тоз пришел в восторг. Он обнаружил истину, которую любой человек, способный видеть, принял бы за первейшую: до света существует свет и после света он тоже продолжает существовать. Тоз открыл для себя целое столетие, настолько богатое, что там хватало всего: языков, исчисляемых сотнями, десятков религий, в изобилии стран, культур, противоречий, безумств, безудержных свобод и непреодолимых опасностей, но также и многочисленных и серьезных надежд, налаженных механизмов, добровольных наблюдателей, охотившихся за нарушениями, выносливых отказников и людей доброй воли, которых труд не обескураживал, а воодушевлял. Жизнь безудержна и ненасытна как в хорошем, так и в плохом, и в продолжение столетия она это доказала. Двадцатому веку не хватало лишь одного: всего-навсего механического приспособления, чтобы помчаться осваивать звезды.

Тоз также открыл для себя очень рано замеченное всеми, но недооцененное людьми вследствие их неуклюжести, страха, расчетливости, проницаемости воздуха или просто потому что тем, кто бил тревогу, не хватало убедительности и голоса, – предвестие того, каким вскоре станет мир, если ничего не предпринять, чтобы все поставить на свои места. Тоз видел наступление 2084 года, он наблюдал за Священными войнами и массовым уничтожением посредством ядерных ударов; более того, он видел рождение совершенного оружия, которое не нужно было ни закупать, ни производить, – бешенства целых народов, зараженных страшным насилием. Для прозорливых все было очевидно, но тех, кто говорил: «Такого больше будет, – и повторял: – Такого больше нельзя допускать», – тех не слушали. Как в 1914-м, такив 1939-м, и 2014-м, и в 2022-м, и 2050-м все начиналось сначала. Ну а в тот раз, в 2084-м, дело решилось окончательно. Старый мир свое существование закончил, а Абистан приступил к вечному господству на планете.