Близко к сердцу. Истории кардиохирурга - Алексей Юрьевич Фёдоров

я и отвлёк его специально, чтобы переключиться с неудовлетворённости своей медленной работой на кого-то другого. Психология хирурга в ране – отдельная история, требующая глубокого изучения.

Наконец, я завязываю последний узел и проверяю прочность конструкции. Кажется, мне удалось стянуть полость абсцесса и сверху, словно хорошей кровлей, закрыть его собственным перикардом. Тем не менее, потеряно сорок минут, а впереди ещё этап протезирования клапана, и я начинаю рычать на операционную медсестру и ассистентов, мне кажется, что все работают медленно.

– У хирурга всегда виноваты ассистенты, даже не думай переживать, – сказал коллега в самом начале карьеры, когда мне серьёзно досталось на операции.

– Я никогда не буду кричать на ассистентов и операционную медсестру, – сказал я себе тогда.

– Я тоже себе так говорил, и что? – всплывает в памяти наш профессор. – Думаешь, помогло? Хотя, ты прав, кричать ты действительно не будешь. Ты будешь орать, орать как резаный!

Надо признать, он оказался неправ. Конечно, несколько раз случалось, но всё-таки я научился контролировать свои эмоции и в крайнем случае начинаю бубнить, причитать, рычать, но не кричать и тем более не оскорблять коллег. Точнее, я уже был готов последовать традиции, как несколько раз съездил на стажировку в Европу, где искренне поразился выдержке местных кардиохирургов. Как бы ни складывалась ситуация за столом, я ни разу не слышал, чтобы кто-то из них повысил голос.

Зашив аорту и запустив сердце, я с нетерпением ждал результатов чреспищеводного ЭхоКГ. Вдруг швы в области абсцесса прорезались и вдоль манжеты клапана образовалась огромная фистула? Это будет настоящая катастрофа. Но нет, можно выдыхать, специалист по ультразвуку поворачивает ко мне экран, демонстрируя результаты нашей работы.

– Всё в порядке, готовимся отключать искусственное кровообращение, – говорю я и понимаю, что у меня сел голос.

Мысли по дороге с работы: нехорошая примета

Врачи люди суеверные. Особенно это касается хирургов. В чём причина?

Наверное, в том, что на протяжении своей профессиональной деятельности мы периодически сталкиваемся с последовательностью событий, которую не получается объяснить логически. Например, закон парных случаев. Каждый раз, понимая, что он опять сработал, я в недоумении поднимаю глаза к небу: «Ну как так?»

Вот не было у тебя два года инфекционных осложнений после операции, а тут одно проскочило. Долго лечишь пациента, наконец выписываешь, и в тот же день на пороге кабинета появляется прооперированный на этой неделе: «Доктор, у меня там рана покраснела, посмотрите». И ты, ругаясь про себя или на себя, идёшь в палату, уже зная – это оно. Или появляется в поле зрения пациент с гигантской постинфарктной аневризмой левого желудочка, которых не видели уже несколько лет. И через несколько дней второй. Хотя, опытному доктору такая зависимость облегчает работу: появился непонятный пациент с трудным диагнозом – в первую очередь исключи у него то, что ты лечил недавно у другого.

Ещё одна чёткая зависимость – у коллег и «позвоночных» всё пойдёт наперекосяк. Позвоночные – это те, за кого звонили и просили, руководство, коллеги, друзья, а иногда и бери выше. Как ни стараешься, обязательно что-то случится, вылезет, где не ждёшь. Нетипичное осложнение, редкий вариант течения болезни, непредвиденный сбой аппаратуры… Коллеги прекрасно знают эту зависимость, поэтому мы сами очень не любим лечиться. Увидев на пороге в качестве пациента «позвоночного» врача, я грустно вздыхаю, умножая риски на два.

Невольно мы избегаем слова «последний». Неизвестно, действительно ли была прослежена зависимость – если назовёшь шов последним, то он обязательно разойдётся и придётся накладывать ещё один, или праотцы внедрили это в качестве профилактической меры, но многие из нас намеренно извращают великий русский язык, заменяя слово «последний» словом «крайний».

Одна из моих любимых примет – обязательно наступать на упавший на пол хирургический инструмент. По версии опытных медсестёр, это надо делать для того, чтобы инструмент сегодня больше не пригодился после повторной стерилизации. Не знаю, помогает ли это избежать осложнений, но точно помню, как несколько раз, забыв про этот ритуал в пылу работы, вечером брали больного с послеоперационным кровотечением. Поэтому больше судьбу не испытываем, на упавшее наступаем, благо это нетрудно.

Ещё один необъяснимый факт – это неминуемое затягивание операции, если ты неосторожно сказал кому-нибудь: «Сегодня операция небольшая, в четыре часа можем встретиться в центре».

Значит, в половину шестого, уставший и расстроенный, ты будешь выходить из операционной, а впереди тебя будет ждать непочатый край бумажной волокиты.

Как это работает? Науке неизвестно, но в день операции лучше не строить серьёзных планов. Во всяком случае, их не озвучивать.

По Индии

Я никогда не горел желанием отдохнуть в тропиках. Максимум, куда заносило нас с семьёй туристическое любопытство – Турция, Египет, Эмираты. Ближе к экватору, откровенно говоря, было страшновато: ядовитые змеи, смертельно опасные насекомые, тропические инфекции, способные превратить тебя в инвалида за несколько дней. Работая врачом, сам не раз помогал госпитализировать в инфекционную больницу «знакомых знакомых», вернувшихся из Африки или Азии и внезапно тяжело заболевших. Не говоря о том, что в этих краях тебя могут просто сожрать.

До сих пор с улыбкой и сочувствием вспоминаю историю, которую мне рассказал мой пациент, в своё время побывавший в двухмесячной командировке в Центральной Африке. Коллеги сразу предупредили его: ходишь из номера в офис и обратно – на улице надолго не задерживайся, иначе обязательно укусит малярийный комар. И никакой еды вне отеля, только ланч-боксы и бутилированная вода. Он неукоснительно соблюдал рекомендации, но перед самым отъездом местные устроили для наших специалистов шатровый банкет. Отказываться было некрасиво, и он махнул рукой. С обеда до вечера в тени шатров гости пили и ели, а ближе к ночи у моего подопечного началась жуткая диарея и рвота, в какой-то момент начало нарушаться сознание. Ближе к утру к нему, лежащему под капельницами в местном госпитале, подошёл лечащий врач: «У вас тяжёлая форма местной кишечной инфекции». И, уже уходя, обернулся: «Кстати, анализ крови показал ещё и малярию!»

Но работа есть работа, и вот я узнаю, что мне предстоит командировка в Индию, необходимо посетить хирургическую конференцию и ознакомиться с производством хирургических инструментов и шовного материала. Причём, в планах довольно протяжённая поездка вглубь страны. Первое, о чём я подумал, вспоминая курс эпидемиологии и личный опыт моего пациента: Индия – одна из самых неблагополучных стран по малярии. А поездка приходится на сезон дождей, самое время для размножения комаров-переносчиков.

– Привет, что там у нас сейчас по профилактике малярии? – позвонил я знакомому врачу-инфекционисту, специализирующемуся на тропических болезнях.

– Ты знаешь,