Эпоха Пятизонья - Михаил Белозеров

«Дрон» подался вперед, прицелился и дал очередь. Полыхнуло море огня. Во все стороны полетели искры и брызги металла. Кирилл Васильевич и Серега Гнездилов оказались сидящими на полу у противоположной стены под портретами великих мужей России.

Кирилл Васильевич тряс головой. Серега Гнездилов ковырялся грязным пальцем в левом ухе. Кирилл Васильевич покосился на портрет генерала Ермолова Алексея Петровича, героя Отечественной войны тысяча восемьсот двенадцатого года. Генерал был строг и серьезен. Он с укоризной смотрел на Кирилла Васильевича.

– У-у-у… – как глухой, произнес Кирилл Васильевич, – куда-то нас не туда занесло. Вернее, не туда мы пальнули.

– Точно, не туда… – согласился Серега Гнездилов. – Это же несущая стена. Она крепче перегородок.

– Много ты понимаешь! – оборвал его Кирилл Васильевич. – Это называется капсулой времени. Ну-ка, Субершот, пальни еще раз для проформы и пойдем. Не обломится нам здесь ничего.

– Почему? – спросил белобрысый Гнездилов.

– Ушел он, а обманку оставил.

– Жаль… – неподдельно вздохнул Гнездилов. – Жаль, мне его ружье понравилось.

Второй выстрел Субершота тоже ни к чему не привел. На этот раз Костя не испугался. Он даже не услышал выстрела. Голоса «фракталов» слышал, а выстрела «дрона» не услышал. Должно быть, это было свойство хабара маскировки. Ну да, подумал Костя, иначе какой смысл от такого хабара, если можно убить звуком.

Он подождал для приличия минут пять. Индикатор опасности беспечно показывал зеленую точку. Детектор движения обнулился. «Анцитаур», конечно, же молчал. Уснул он что ли? – нервничал Костя, не зная, что ему предпринять, куда идти и что делать. После всего услышанного и увиденного, а особенно после того, как его похоронили на Большой земле, отсюда надо было бежать без оглядки, и чем быстрее, тем лучше.

Костя вылез из ниши и подошел к выбитому окну, за которым темнел Сенатский сквер. От асфальта волнами поднималась летняя жара. В полуразрушенном Арсенале, ближе к Никольской башне, горели огни. На втором этаже кто-то ходил, очень похожий на большеголового «жабака». Было тихо, как может быть тихо летней московской ночью. Где-то в кустах пел сверчок. Даже постоянный гул, к которому Костя уже привык, сделался тише и вроде бы даже временами пропадал.

Кто-то шевельнулся в темноте:

– Хозяин…

Костя дернулся, словно его огрели кнутом, и спросил, на всякий случай, однако, схватившись за дробовик:

– Ты, что ли, Амтант?

– Я, хозяин… – Из темноты выступила унылая фигура «богомола».

Вид у него был печальный и больной. Маленькую голову на узких плечах он держал склоненной набок.

– Есть хочешь? – спросил Костя.

– Хочу, хозяин, ох как хочу…

– Сейчас… подожди…

Костя повозился с хабаром-кормильцем, и, к его удивлению, тот выдал два круга краковской колбасы. Сквозь оболочку просвечивали кусочки бугристого сала. Амтант завозился в темноте сильнее.

– Колбасу будешь? – спросил Костя, не зная, можно ли «механоидам» потреблять мясо.

– А что это такое?..

– На, попробуй.

– Вкусно пахнет…

Морда Амтанта была как раз на уровне второго этажа. Он вытянул ее, как лошадь, потом, видно, вспомнил, что у него есть руки, взял колбасу и снова отступил в темноту. Через несколько секунд раздалось громкое чавканье. А еще через несколько секунд морда Амтанта снова вплыла в круг света. Его толстые губы жирно блестели.

– Я себе колени смазал… – с горестным вздохом сообщил Амтант.

– Э-э-э… – вспомнил Костя. – Я ведь тебе машинного масла достал. – И протянул «богомолу» масленку, которую прикарманил, когда прятался в дизельной за стеллажами с инструментами.

Амтант схватил масленку с такой жадностью и одновременно с таким благоговением, словно боясь упустить райскую птицу, и Костя понял, что служба довела «механоида» до ручки, и что капитан Бухойф плохо следит за своими солдатами, и что хозяева Зоны экономят на всем, и на наемниках тоже.

На этот раз Амтант отсутствовал долго. Костя даже забеспокоился, как бы Амтант не забыл о своем благодетеле. У него появилась идея.

Когда Амтант возник снова, даже стальные пластины не могли скрыть радости на его морде. Голову он держал уже в нормальном положении. Губы у него стали еще жирнее.

– Ты что, выпил масло?

– Половину. Нам полезно, – радостно сообщил Амтант. – Нам даже полагается в сутки пятьдесят граммов. Теперь мне месяца на два хватит.

– Ну, тогда возьми еще колбасы.

– Спасибо, – вежливо поблагодарил «богомол». – У вас большое сердце, хозяин… Говорят, что машинное масло и солидол есть в автомашинах, но нам оно не достается.

– А куда оно идет? – насторожился Костя.

Он снова приблизился к тайне Зоны.

– Нам не говорят. Это я подслушал нашего капитана. Он свою норму получает регулярно и продает кому надо, а у меня денег нет.

– Ладно, – сказал Костя. – Свезешь меня туда? – Он кивнул на окна Арсенала.

– Это можно, – согласился Амтант и подставил спину.

Костя прыгнул на него как раз вовремя, потому что услышал в отдалении голос Жигунова, который разговаривал с Субершотом, как с собакой:

– Ищи… ищи, сукин сын, найдешь, я тебя подзаряжаться отправлю…

Амтант понес Костю, впрочем совсем недалеко – за темные деревья. Жигунов мелькнул в окне и пропал. Его голос еще несколько мгновений доносился из разбитых окон:

– Ищи, ищи, сукин сын…

Амтант, на ходу жуя колбасу, пересек Сенатский сквер, и они очутились перед Арсеналом. Костя заглянул в ближайшее окно.

Большеголовый «жабак» что-то ел. Костя вначале не понял, что именно, а потом его едва не вырвало. На столе перед «жабаком» лежала человеческая нога. Он наклонялся к ней, изо рта высовывались острые, как у акулы, зубы и отрывали плоть.

Костя отшатнулся. Амтант воспринял это как команду к действию и побежал вдоль Ивановской площади.

– Гады… – злобно пробормотал Амтант, ссаживая Костю на остатки все того же К-64, – сами жируют, а нас впроголодь держат.

Хотел Костя спросить, кто и как жирует, да душевных сил не было. «Жабак», который ел человечину, все еще стоял у него перед глазами. Эх, надо было его подстрелить, зло думал Костя. Да сразу не сообразишь.

Начинало светать. Мир вокруг едва заметно посерел. Белое лохматое кольцо облаков, закрученных против часовой стрелки, четко и ясно проявилось на небосводе. Внутри круга сияли звезды, а снаружи властвовала все та же беспросветная темнота. Ничего не изменилось, понял Костя. Ничего!