Рерих - Максим Дубаев

Многие начинали понимать, что А. М. Горький-Пешков не пойдет на компромисс, и часть членов комитета вышла из его состава. Они решили в противовес комиссии Горького создать Министерство изящных искусств, Н. К. Рериха называли одним из возможных кандидатов на пост министра. Такое предложение льстило Николаю Рериху, но расклад сил был уже ясен, и он отказался.

7 сентября из Сердоболя Рерих уже более откровенно пишет о комиссии и новом правительстве. Его детище — школа при Обществе поощрения художеств гибнет без средств:

«Степан Петрович (Яремич), вероятно, передал мою записку о школе. Как странно, что именно в революционном правительстве — просветительство должно гибнуть и нищать. Положение дела еще хуже, нежели я писал, ибо мои данные были от весны, а осень принесла во всем ухудшение. Надо придумать для школы хотя бы и сокращенные, но такие формы, чтобы она без нищенства могла бы стоять на своих ногах. Трудно это говорить мне, строителю, но нужно что-то сделать своими средствами, нежели ждать наше правительство, которое богачу Зубову помогает. Мне представляется тип свободных художественных мастерских, и живописных, и прикладных. Таким путем без громоздких классов мы все же сохраним идею единого искусства. Если вообще творчество и строительство будет возможно. Напиши о твоих настроениях и работах»[174].

Все лето 1917 года Рерихи провели в имении ректора Сортавальской семинарии О. А. Реландера. Местечко называлось Юхинлахти. Николай Константинович писал о нем Александру Бенуа: «Каждый день приносит ужасные вести: помни, что я живу на Yhinlahtia, а в переводе: на заливе Единения. Само слово напоминает о том, что нужно, чтобы спасти культуру, спасти сердце народа»[175].

Осенью Рерихи были вынуждены переехать, так как снимать имение стало дорого для семейного бюджета. В это же время Н. К. Рерих пытался спасти свою школу, уже переименованную из Императорской во Всероссийскую. Из Карелии 10 октября 1917 года Рерих пишет искусствоведу А. П. Иванову:

«Дорогой Александр Павлович, получил Вашу весточку. Прочувствовал ее. Вот как нас раскидало! Живу в Сердоболе, больной — опять ползучее воспаление. Когда пройдет — бог знает. Дождь бьет в окна. Передо мной страницы К. Гамсуна с его маленькой культурой. Та же пароходная пристань. Те же интересы малого городка. Дороговизна убивает все. Мешок рж[аной] муки — 250 р., кило масла — 22 руб. и т. д. Как и все россияне, живем, проживаем запасы, вернее проедаем, а что впереди? Предлагали мне продать нидерландцев, но разве друзей продают? А может быть, этот сантимент более неуместен? Школа распускается, а мне, строителю, можно ли в роспуске участвовать? Учащиеся говорят: будем жить на „дефицит“, хоть пропади все дело, а сегодняшний день наш. При моей дальнозоркости такое положение разрушает все надежды. Приходы „Общества“ те же, а расходы ушестерились — формула ужасная в своей ясности. В августе я отказался от директорства и остался попечителем школы. Каждодневную работу передал Химоне. Комитет это считает временным, но я-то знаю, что к прежнему нет возврата. Есть мысль (неисправимый оптимизм) о новых формах сокращенной школы, но ведь их не дадут провести в жизнь. Если хотите, возьмите у моего брата мою августовскую записку о школе. Вы поймете ее и прочувствуете, особенно конец. Пока солнце взойдет — роса очи выест. Где же свобода и единство? Какие же темные силы все это съели? За это время я написал статью „Единство“ — о современном положении, конечно, печатать ее негде. В прошлый приезд познакомился с Плехановым и Кропоткиным. Первый мне особенно понравился — в нем есть строительство! Второму, при его добрых глазах, мне трудно вложить в уста его речи из Писем бунтовщика. Несколько комично выходит.

Ото всего уходил в свою работу. Накоплял мечтания свои. Кому все это нужно? Нужно нам самим и тому неведомому народу, которому остатки (в виде старинной картины) перейдут. В „Единстве“ я провожу мысль об анонимности творчества и думаю, что при перестройке жизни этот принцип пригодится. Ведь время все равно удалит личность. А мы творений духа временные стражи. И все-таки, что бы ни мыслили и как бы ни перекраивали жизнь, а все-таки светочами жизни будут стоять творения анонимные, причем подписи будут лишь сопроводительными нечеткими марками.

…У Грюнберга, кажется, все разваливается. Руманов в курсе этого дела. Трудно здесь жить с гамсуновской культурой. Ни малого, ни большого. Да и всем трудно. Одно плохо — нездоровье. Это уже сверх программы. Привет Вашей супруге. Пишите. Очень рад Вашим вестям. Сердечно Ваш Н. Рерих»[176].

Николай Константинович в письме к Иванову упоминал и о своей статье «Единство». Эта статья, опубликованная в октябре 1917 года, весьма показательна в определении политических взглядов, сомнений и пристрастий Н. К. Рериха в этот период.

«Неужели… и нам придется спасаться на островах — от кого? От своих. Свои, свои! Откуда в вас эта безмерная дикость? Отчего замолчал в вас голос природы? Где ваш инстинкт, который даже собакам властно предъявляет природно-разумные требования? Отчего вы все утеряли? Ведь солнце и звезды были те же над вами? Каким безмерным трудом сможете вы искупить всю нашу дикость? Какие бездны откроются перед вами? Какие волны воплощений вам предстоят? Если бы вы только могли уразуметь это. Если бы вы могли знать больше того малого, что знаете. Откуда пришло самоуничтожение? Откуда восстание против знания и стремление к равнению по убожеству, по невежеству? Откуда изгнание свободы и замена ее тиранией? Если бы вы знали, что вы себе готовите! Приготовляете неумолимо. „Свои! Свои!“ Отчего тупоумны и недоброкачественны вожди ваши? Неужели запятнанный человек может стоять во главе чистой идеи? Вы убиваете душу народа. Но за это убийство вы заплатите безмерно и бесконечно. Убийство души народа и знания непростимо. И опыт, основанный на наследии пушки и насилия, не есть достижение.

Что общего с социализмом имеют дикие орды большевиков и им присных, с ярким тяготением к грабежу и насилию? Эти сборища одичалых рабочих, потерявших лик человеческий, но зато стремительно разбегающихся от первого выстрела. Все социалисты (если такие есть) должны восстать и уничтожить озверелые толпы. Дикари, они воюют с женщинами и с детьми! Большевики русские могут неотъемлемо гордиться одним, что ими нанесен смертельный удар социализму. Пусть сменит мертвую букву будущее единство знания и духа. Пусть человечество очистится и твердо уничтожит негодяев и глупцов, им верящих. Глупость надо искоренить.

И тот, кто впишет в исторические исследования геройские страницы русского большевизма, тот скажет отвратительнейшую ложь. Мы поражены бессмысленностью и дикостью происходящего. Позорное самоуничтожение! Бездарная, кровавая трагедия с грабежами. Настоящий бунт рабов против знания. Неужели высокие принципы единства так безмерно далеки от этих дикарей? И чем возместят большевики миллиарды, которые они отняли у народа? Отняли своей грубой ложью. Новые налоги и безмерные тяготы будут памятью об одичалых, продажных большевиках. Документы их подкупности хранятся. И мы знаем, что не народ, не нация, а банда негодяев была предателями союзников. Большевики будут громить дворцы, будут разрушать храмы, будут вредить Финляндии, Украине. Они всюду внесут зерно черного начала. Во имя единства, во имя созидательной свободы, во имя законности пусть торопится народ убрать большевиков и тех предателей, которые с ними. Которые получили свои тридцать сребреников… Братья, помните, что наша Россия более всего страдает распущенностью мысли. Распущенность мысли есть следствие отсутствия морального воспитания. Конечно, не схоластически морального, а свободно морального. Различим всегда красивую, воздымающую мораль от мещанской сентиментальности… Не равнение по невежеству, но поднятие низов — единственная задача человечества. Материализм — есть собачья психология. В России особенно не укреплено чувство собственности. Неукрепленная собственность вредит возрастанию чувства достоинства. Отсутствие чувства достоинства вредит усовершенствованию. Когда свободный, сознавший чувство достоинства человек укрепится в понимании собственности, тогда он тем легче дойдет от собственности личной до собственности народной, вселенской. И путь к единству золотого века только через эти три сознания. Но явиться могут они только при единстве духа. Заметьте: толпа наша всегда безумна. Толпа времени единства будет всегда священна и мудра. Насколько наши толпы далеки от священности свободной, настолько наше человечество далеко от великого единства…»[177]