Убийство по-французски - Мартин О'Брайен

Это была манера Сид и Сезара. То же самое делали бы и вы, если бы выросли в Стамбуле, как Сид, или в Тунисе, как Сезар. Странная пара, с которой Жако сдружился с тех пор, как Сид, по профессии остеопат, вылечила ему плечо — частое неудобство, которое приносило регби.

Несмотря на приказ, Жако опоздал. Оказался последним, судя по толпе в квартире. Сид взяла его куртку, бросила ее на кучу одежды у дверей, поцеловала, обняла, как всегда, выговаривая, мол, он слишком много работает, надо научиться расслабляться. Жако пожалел, что забыл об этом вечере. Ведь это событие, которое бы скрасило ему дни после ухода Бонн.

Потом появился Сезар, потянул Жако за хвост, как за дверной колокольчик, обошел и крепко обнял, большая седая борода защекотала щеку. Забулькало, наливаясь в поданный ему стакан, вино, потом Сид стала таскать его по комнатам и знакомить со всеми. Хлое — массажистка у Сид («Вы не похожи на полицейского»); Фрейдо — преподаватель морского права из Экса («Очень даже похож, разве не все полицейские ходят с хвостами?»); кто-то по имени Жаннин в костюме с томно вздымающимся глубоким декольте; карикатурист в толстых очках по имени Эльф, работы которого появлялись на первой странице «Провансаль»; русский скрипач с козлиной бородкой из городского оркестра, которого звали Иг; тучный документалист Гюстав и его подружка Юта... И так до тех пор, пока Жако не познакомился практически с каждым, кто там был — высокие, Малорослые, молодые, старые, мрачные, игривые, остроумные и красивые, все интересные, интересующиеся, компанейские, улыбающиеся. В конце концов он оказался в углу с врученной Сид тарелкой аппетитных булочек, которые, она знала, Жако любит, и с женщиной по имени Дельфи, журналисткой из Парижа, которая приехала в Марсель поприсутствовать на первом показе своей сестры.

— Она художница, Клодин Эддо, — тараторила пуританка, — по-настоящему талантливая, даже несмотря на то что я ее сестра. Вы должны сходить. Чем больше народу, тем веселее. В субботу вечером в «Тон-Тон». Обещаете?

Спустя несколько часов, словно пыль, смытая ливнем, отошли на задний план мысли об убийце, которого пресса называла Водяным, о ребятах из его группы, Гастале, мадам Боннефуа, находящихся в морге жертвах, об этой противной высокомерной жабе Баске... Это было еще одной причиной, почему Жако любил приходить сюда. В квартире Сид и Сезара у дверей оставляешь не только куртку.

Позже, когда гости разошлись, а Жако получил приглашение остаться на ночь, они втроем уселись на лоджии, решетка которой была увита жимолостью, а на скошенной крыше подмигивали фонарики. Под ними за будто сбегающими вниз крышами домов на маслянисто-черной глади Старого порта дрожали огоньки. Семигранная башенка «Сен-Акколь» и фасад «Отель-де-Вилль» были щедро подсвечены, а уличные фонари Ле-Панье загадочно мерцали на противоположном склоне горы. Где-то позади них, в горах Сен-Бум, пророкотал гром, и через лоджию прошелестел прохладный ветер, заставив всхлипнуть крепления фонарей.

— Я всегда говорила, что она не подходит тебе, — вещала Сид, кутаясь в шаль.

— Ничего такого ты не говорила, Сидне. Ты врунишка. — Сезар сквозь дым сигар взглянул на Жако, словно говоря: «Это то, что получаешь, женившись на женщине типа Сидне, имей в виду. Тебе это уже не грозит, друг мой».

— Ну и что, — фыркнула Сид, — если я этого не говорила. Значит, думала так... всегда. С самого начала.

— Ладно, она ушла. — Жако поведал им об уик-энде, о том, что ему предшествовало. Обо всем, кроме выкидыша.

— Ну и хорошо... — произнесла Сид, осушив свой стакан.

— Сидне! Ну в самом деле! — Сезар повернулся к Жако, помахав ладонью. — Однако она была сексапильной, друг мой. Разве нет? О-о-ля-ля!

Сид игриво шлепнула Сезара по руке, из-за чего колонка пепла с сигары упала ему на колени.

— Как раз для тебя, — проворчала она с притворной злостью.

— И все же это правда, дорогая, — парировал Сезар, стряхивал пепел с вельветовых брюк. — Очень, очень сексуальная женщина.

— Я уже говорила, вы с ней не пара, Дэн. Она была какой-то... голодной...

— Именно, — поддакнул Сезар.

— Я имею в виду, она не относилась к типу домашних женщин. Ей было чем заняться, куда пойти. Ты и сам понимал это.

— Как ты знаешь, друг мой, — Сезар придвинулся к Жако, — женщины не всегда понимают то, что понимаем мы. Они думают сердцем. Мы же...

— ...причинным местом. Можешь не говорить, без тебя все известно, — торжествующе перебила его Сид.

— ...головами, — закончил мысль Сезар.

— Какая разница? — возразила Сид, решив оставить последнее слово за собой.

Так и продолжалось. Жако с удовольствием курил сигару, цедил бренди и принимал участие в шутливой пикировке, забыв про время и про город, в котором живет

Сардэ припарковал фургон «Писин — Пикар» в двух кварталах от дома, на углу аллеи Жобар и рю Мантэн, и выключил зажигание. Жаркое сотрясение металлического скелета прекратилось после того, как он в последний раз неуверенно дернулся. Скрежет коробки передач, визг тормозов, громыхание ящика с инструментами на вздутом полу — все звуки, характерные для движущегося «ситроена», сменились поскрипыванием пружин, которые приноравливались к наклону кузова, и горячим потрескиванием его гофрированных боков. В качестве меры предосторожности Сардэ вывернул передние колеса так, чтобы их тыльная часть упиралась в бордюр тротуара. Ему не хотелось бежать за катящейся под уклон машиной. Во всяком случае, не сегодня вечером. И не у Рука-Блан.

Он посмотрел через лобовое стекло. На другой стороне улицы, метрах в пятидесяти вдоль аллеи на фоне темнеющего синего неба сквозь живую изгородь из гибискусов виднелся угол дома — форштевень белой штукатурки и ржавого цвета черепица.

Сардэ вынул из кармана шорт носовой платок и отер лоб и шею. Даже при открытых окнах в фургоне было невыносимо душно. Он засунул руку в сумку на двери, пошарил там и вытащил бутылочку лосьона после бритья. Отвинтил крышку, нашел клапан и дважды, не жалея содержимого, нажал на колпачок. Распыленная по коже жидкость показалась теплой.

Но по крайней мере он отбил вонь горячего масла и солярки, которые исходили от двигателя. Сегодня запах был хуже, чем обычно, из-за двух канистр, укрепленных в задней части фургона. Пикар попросил сбросить их на обратном пути на пристани для яхт вместе с рулоном брезента, пластиковым ведром и совершенно новой шваброй. Швабра, решил Сардэ, наверняка самый важный груз — на двадцатифутовой яхте Пикара едва ли нашлось бы достаточного палубного пространства для швабры. Конечно, он никогда не раскрывал рта. Пикару о его лодке лучше ничего не говорить, если нужно сэкономить полчаса времени. В «Писин — Пикар» узнаешь, что сегодня пятница, потому что старик приходит в демонстрационный зал в шкиперской фуражке, с козырьком, расшитым золотыми галунами. Его оттопыренные уши слишком велики, чтобы носить ее с достоинством, но она по крайней мере прикрывает парик.