Констанция. Книга четвертая - Жюльетта Бенцони

Тогда король хватал Констанцию за руки и крепко сжав пальцы, шептал:

— Констанция, Констанция, успокойся, я с тобой, я рядом, я тебя никогда не покину, не покину ни на минуту. Не беспокойся, ты под надежной защитой.

Иногда Констанция приоткрывала глаза, но увидев склоненного над собой Витторио, тяжело вздыхала, будто она от этого испытывала еще большие страдания.

— Зачем? Зачем ты здесь? Я не хочу тебя видеть! Почему вы все не даете мне спокойно умереть? Почему вы все меня мучаете?

— Ты должна жить, Констанция, — восклицал король Витторио, — ты мне нужна.

— Нет-нет, я никому не нужна и Бог наказал меня за мою слабость, за то, что я не устояла.

— Успокойся, Констанция, береги свои силы и не говори об этом. Все будет хорошо, я это знаю, — и король оборачивался к врачу, который готовил новую порцию лекарства. — Вот и врач считает, что все идет на поправку, правда, Тибальти? — немного грозным голосом интересовался король Витторио.

Лекарь терялся, но понимал, чего от него хочет король и начинал согласно кивать.

— Да-да, графиня, ваши дела идут на поправку, сегодня вы выглядите куда лучше, чем вчера.

— Зачем вы меня обманываете? — шептала Констанция. — Я знаю, что дни мои сочтены, что жить мне осталось совсем немного.

— Перестань, Констанция, — шептал король, прикладывая к губам своей возлюбленной ладонь, — перестань и не говори так, не мучай меня, ведь все хотят, чтобы ты осталась жива, чтобы ты была так же прекрасна как и раньше.

— Да нет, я не так наивна, ваше величество, чтобы надеяться, что кто-то заинтересован в моей жизни. Я уверена, что весь Пьемонт и весь двор проклинают меня и почему, ваше величество, вы находитесь здесь, а не на войне? Почему вы бросили армию?

— Констанция, замолчи, я прошу тебя, замолчи.

— Нет, нет, ваше величество, ваше место не у постели больной умирающей графини, ваше место на поле боя.

— Я люблю тебя, Констанция, люблю! — выкрикивал король Витторио. — И поэтому я здесь. К черту Пьемонт, к черту армию, к черту королевство! Мне ничего не надо, только чтобы ты была жива и чтобы ты меня любила.

— Нет, — шептала графиня де Бодуэн.

— Что нет? — склонялся над больной король.

— Никогда этого не будет, — уже слабым голосом шептала Констанция, и ее глаза закрывались. Она вновь впадала в беспамятство.

— Лекарство, лекарство, — торопливо говорил король, вскакивая и подбегая к Тибальти.

Тот хватал пузырек с каплями и вливал несколько капель в рот Констанции. Женщина вздрагивала, трясла головой вновь открывала глаза.

— Ты должна спать, не должна волноваться. Констанция кивала головой и пыталась уснуть… Доктор Тибальти подошел к королю, когда тот стоял у приоткрытого окна и смотрел во двор.

— Ваше величество, — обратился врач к своему королю.

— Да, я слушаю, Тибальти, говори, — не оборачиваясь, произнес король.

— Графине очень плохо и думаю, она вскоре…

— Что? — не дал договорить врачу король, обернулся и схватил Тибальти за плечи. — Ты хочешь сказать…

— Ну да, ваше величество, все наши усилия бесплодны, вы же видите, с каждым днем графине становится все хуже и хуже, а на ее теле появляется все больше ужасных язв.

— Нет-нет, Тибальти, ты не прав, ей не хуже, я же вижу, она поправляется! Правда, понемногу, очень медленно, но ее состояние улучшается.

— Ваше величество, я думаю, всем нам нужно готовиться к худшему.

— Да о чем ты говоришь, Тибальти? Как ты можешь говорить такое?

— Да-да, ваше величество, хоть это ужасно, но лучше смотреть правде в глаза. Пульс у графини прерывистый, дыхание часто сбивается, она то и дело теряет сознание, ее душа покидает тело.

— Тибальти, замолчи — или я велю тебя повесить.

— Ваше величество, вы можете приказать отрубить мне голову, но это так. Я уже много лет прожил на этом свете и жизнью своей не дорожу, потому что впереди меня уже ничто не ждет. И поэтому я могу говорить правду.

— И что, Тибальти… — уже другим голосом произнес король Витторио.

— Нет никаких шансов, — врач тяжело вздохнул. — Знаете, может быть, есть, но лучше о нем не думать, лучше готовиться к смерти. А если Бог будет милостив, то это будет большой радостью.

— Так значит, Тибальти, шансов нет? Старый придворный врач взял в руку большой флакон из темно-зеленого стекла.

— Ваше величество, вот здесь жидкость и если ее выпить на одну каплю больше, чем положено, человек мгновенно умрет. А вот если ее пить понемногу, она очень полезна.

— Так что ты предлагаешь, Тибальти?

— Ваше величество, можно попробовать давать понемногу этого лекарства графине. Я понимаю, что это опасно, но все же стоит рискнуть и тогда, возможно, ей станет немного лучше и ее организм справится с болезнью.

Король Пьемонта Витторио тяжело опустился в кресло и по своей старой привычке обхватил голову руками и стал раскачиваться из стороны в сторону.

— Так ты, Тибальти, говоришь, что это лекарство может ее спасти, а может и убить?

— Да, ваше величество, — ответил врач, — на этот вопрос пока еще нет ответа. Я жду вашего решения, вы король и вы должны его принять.

— Да-да, Тибальти, я король, — Витторио поднялся с кресла и пристально посмотрел в выцветшие глаза врача. — Попробуем.

Старый доктор вытащил притертую пробку из горлышка бутылки, опустил туда стеклянную палочку, аккуратно вытащил ее и долго следил, громко считая, сколько капель упадет в серебряную ложку. Затем взял склянку с водой.

— Ваше величество, здесь пять капель, это очень сильная доза, и мне кажется, что именно с нее надо начинать.

— Тибальти, — воскликнул король, — погоди, может быть, я попробую на себе?

— Нет, ваше величество, не стоит этого делать, потому что это яд.

— Но, Тибальти… — король задержал руку врача, — я боюсь рисковать графиней.

— А своей жизнью, ваше величество, вы не боитесь рисковать?

— Своей нет, Тибальти, мне ничуть не жаль своей жизни.

— Ваше величество, давайте же скорее, видите, ей плохо!

Констанция вновь приоткрыла глаза и с ее губ сорвались какие-то непонятные слова:

— Реньяры… Реньяры… Филипп Абинье… Этель… бабушка… Мишель…

— Господи, как ей плохо!

Король приподнял Констанцию, а доктор Тибальти влил ей в рот лекарство.

Констанция, едва проглотив горькую жидкость, стала дрожать так сильно, будто лежала на снегу.