Разрушительная красота (сборник) - Евгения Михайлова

Друзья Лии знали, что она практически не выходит из дома, судя по комментариям. Кто-то в одном месте задал вопрос о диагнозе. Ответила не Лия, а ее виртуальная подруга. Назвала сложные медицинские термины, большинству ничего не сказавшие. Во всяком случае, люди деликатно сделали вид, что не знают. А это «заячья губа» и «волчья пасть». Расщепленное небо. Ад и боль для человека и его близких. Начинается с рождения. В какой-то степени до конца. Хотя, разумеется, Ервант делает для дочери все возможное… В самой дорогой клинике хакер и нашел карточку Лии Григорян.

А последняя запись на странице Лии: «Вчера Ольге Калининой, победительнице конкурса красоты «Красавице — будущее» плеснули в лицо уксусной эссенцией. Теперь она урод». И все. В этот день и в это время никаких сообщений о происшествии еще не появилось. Новость вышла через день, в перечне криминальных событий.

Консьержка пустила Сергея по удостоверению, он сказал, что у него дело государственной важности. Безотказная формулировка. А дверь квартиры оказалась открыта настежь. Потому что все произошло прямо в холле. Сергей опоздал.

На полу головой к порогу лежал Рафаэл, продолжая сжимать в обеих руках по пистолету. Которые не успели выстрелить. Бронезащитная безрукавка была чистой. Как и светлая рубашка. Крови не было. Пулевое отверстие устроилось между бровями, пуля легко пролетела по изощренному и доверчивому мозгу крепкого финансиста, павшего от несчастной и несбывшейся последней любви. Глаза без очков-луп смотрели в свое, теперь совершенно ясное и беспрепятственное будущее открыто и беззащитно. Хорошо стрелял его друг Ервант Григорян.

— Я был в молодости снайпером, — сказал Сергею высокий сутулый человек с яркими, больными карими глазами и желтоватым лицом. Он был готов к тому, что за ним придут. Стоял рядом с телом жертвы и держал в руках пистолет.

— Зачем вы это сделали? — спросил Сергей.

— Рафаэл предупредил меня по телефону, что придет убивать. «Мы — мужчины. И ты не убежишь. Можешь защищаться», — сказал он. Он такой простак, этот Рафаэл. То ли думал, что я не буду защищаться, то ли для него это дело значило больше жизни. А мне нужна жизнь. Такая проблема. Я даже из тюрьмы буду держать свою семью. Я смогу. Как смог выполнить желание дочери. Нет, она меня не просила. Вся ее жизнь — это желание увидеть красоту с собою рядом. Лия — урод. Моя прекрасная деточка — урод, которого я мучаю двадцать лет. Ей тянут проволоки сквозь щеки и небо, а мое сердце покрывается струпьями. Не нужно было Рафаэлу приходить к нам с кучей огромных портретов этой Оли, не нужно было вешать растяжки напротив наших окон и балкона Лии, не нужно было проплачивать такую яркую, такую жестокую рекламу с этой Олей. Я, конечно, не знал, что это так надолго. Думал, они когда-то действительно исправят все бесследно, я увезу Лию, Рафаэл перестанет цеплять по всему свету изображения Оли. Моя дочь плакала день и ночь. Слезы разъедали ей душу. Ей нельзя. Если бы никто не врал… Мы бы не мучили так ребенка. Пусть бы она жила такой, как родилась. Но они рекламируют только успешный исход этих чудовищных операций. Я очень быстро понял, какой это риск и в целом обман. Должны сойтись многие условия: беспроигрышные лекарства, безупречная стерильность, самые надежные материалы, сильный иммунитет. И талантливые руки врачей и сестер. Это сходится не часто. Но они скрывают процент смертей. Для них это бизнес. Что было у нас не так, так нам и не сказали. Все свалили на отсутствие иммунитета. А какой иммунитет может быть у крошки, которую победит любая инфекция? Она и победила. Операций было много, в том числе и переливание крови. Спасали уже жизнь. А инфекция разъедала то, что они соединяли своими проволоками. Проникла сквозь расщепленное небо, разрушила хрящи носа. Девочка не могла есть… Мы не могли жить. Когда стало ясно, что жизнь Лии спасли, мы были счастливы. А она выросла и стала говорить, как она несчастна. Это вынести очень трудно. Я хотел, чтобы в ее жизни была победа… Хотя бы над Олиной красотой. Я не думал, что это очень серьезно, потому что у жены всегда запас этой эссенции, она разводит и добавляет в соленья. Даже не надевает перчатки, не боится, что обожжет. У нее в кладовке и взял. Мне нашли какого-то отморозка по мелким преступлениям. Он сказал, что цепочка такая — не найдут.

— Где ваша семья?

— После звонка Рафаэла я отправил их на дачу. В полицию только что позвонил. Едут. Я сначала подумал, что вы как раз из полиции. Теперь вижу, что вроде нет.

— Я так. Между. Между людьми и полицией. Сохраните мой телефон, сейчас наберу. Сергей Кольцов, частный детектив. Я вас найду. Надо защищаться. Вот теперь надо защищаться.

— Как Оля?

— Поправляется. Вот и топот правоохранителей.

— Вы останетесь?

— В качестве кого?

— В качестве свидетеля, что именно я убил.

— Дело не настолько сложное в смысле доказательств, чтобы им иметь такого свидетеля. Держитесь, Ервант.

— Спасибо. Я в порядке, Сергей.

«Как же это все? — думал Сергей. — Когда придет предел насыщения человеческими страданиями, чтобы на них не отвлекаться? Чтобы все было просто. Вот преступник, вот жертва. Искал — поймал. Сложил дважды два — прокурор потребовал срок. Ты доволен. Ты же искал. Опоздал — не опоздал, это уже не суть. Искал ведь преступника по делу Оли, а не убийцу Рафаэла, первого подозреваемого».

Сергей оставил машину в своем дворе и пошел в магазин за продуктами. Утром приедет жена. На душе было как-то муторно. Сергей шел по белым буквам: «паркетчик» и телефон. Куда ни свернет, эта надпись на тротуаре. Красками, фломастером, цветными мелками. Какой непринужденный и навязчивый сервис. А в спальне Май вскрывает паркет. А под ногами просто валяется паркетчик. Не взглянуть ли? И он позвонил по указанному телефону. Надо сходить. Может, какой-то маньяк так женщин ловит? Ему ответил невыразительный мужской голос:

— Да, делаю все с паркетом. Если вы в том районе, где написано, можете подъехать, договоримся.

Назвал адрес. Оказалось совсем рядом. Сергей позвонил по домофону в названную квартиру. И ему открыл дверь радостный клоун в колпаке!

— А я не паркетчик! Шутка.

И залился безумным смехом. Сергей вошел в прихожую. Посмотрел на полку с краской в тюбиках, на цветные мелки и фломастеры.

— То есть ты не баб так ловишь?

— Нет! Всех! Прикалываюсь.

— И никто не бил?

— Нет! Только один хотел, но передумал. Некоторым нравится. Смеются.

— А знаешь, старик, — сказал задумчиво Сергей. — Может, и неплохое дело ты себе придумал. Прикалываться.

Он взял с полки самый яркий мел и вышел на улицу. Дошел до места под фонарем, где объявление приколиста было написано самыми крупными буквами, и приписал внизу еще крупнее: «ЭТО НЕ ПАРКЕТЧИК. ЭТО КОЗЕЛ. ЧЕСТЬ ИМЕЮ, С. К.».

Родители Оли отказались от иска против Ерванта Григоряна. Это было решение Оли, с которым согласились родители. Оля стала опять красивой. Только печальной.