Скандал в шелках - Лоретта Чейз

«Куинс-тиэтр»

Вечер среды

Всему Лондону было известно, что герцог Кливдон встретил мадам Нуаро в парижской Опера. Этим вечером она впервые появилась в лондонском театре, и ее приход не оставил у публики (по крайней мере, мужской ее части) ни малейших сомнений в том, что герцог был сражен наповал этой женщиной.

Лондонское высшее общество впервые видело ее. Конечно, некоторые клиенты «Мэзон Нуар» знали герцогиню, но в основном это были представители мелкопоместного дворянства и не слишком знатные аристократы. Так что мнение их хотя и учитывалось, но не слишком высоко ценилось. А сейчас весь свет увидел эту даму.

Мужчины не сводили взглядов с герцогской ложи, поскольку его светлость сопровождал не одну поразительно красивую женщину, а двух: свою супругу и светловолосую незнакомку.

Сидевшая же в ложе напротив леди Уорфорд старалась смотреть только на сцену, категорически отказываясь признавать существование герцогини Кливдон. А Клара, напротив, смотрела на герцогиню во все глаза. Лорд Аддерли, сидевший с ней рядом и игравший роль внимательного жениха, внезапно услышал ее шепот:

– Вы знаете, кто сидит рядом с герцогиней Кливдон?

Аддерли – он, как и все мужчины, не сводил глаз со светловолосой красавицы – с удивлением взглянул на Клару.

– Разве она вам незнакома? Мне казалось, это одна из трех сестер.

– Из них только одна замужем – герцогиня. А эта леди тоже одета как замужняя женщина. Как замужняя француженка, – пояснила Клара.

– Француженка? Ты можешь определить издалека? И даже без бинокля? Другие женщины без него не обходятся, – проговорил Лонгмор, сидевший позади обрученной пары.

– О, это всегда заметно, – сказала Клара. – Мы, англичанки, можем носить то, что носят француженки, но при этом все равно выглядим англичанками. – Она повернулась к брату. – Ты ведь был в Париже, Гарри. Неужели не согласен со мной?

Маркиза презрительно фыркнула и окинула детей ледяным взглядом. Но отпрыски сделали вид, что ничего не заметили.

– Я уверен в одном, – продолжал граф. – Эта дама произвела настоящий фурор. Актеров почти не слышно, что не всегда плохо, хотя я предпочел бы, чтобы она появилась на какой-нибудь скучнейшей немецкой опере, а не во время «Лодочника». Пожалуй, в антракте пойду к Кливдону. Пусть меня представит. Тогда точно скажу из-за чего столько шума, причем за несколько часов до выхода «Спектакл».

Зная, что очень многие будут стремиться туда же, граф покинул семейную ложу за несколько минут до антракта и с улыбкой кивнул Кливдону.

– Обогнал остальных на фарлонг[2], – сообщил он.

– Я так и думал, – откликнулся герцог. – Ты можешь быть очень проворным, когда захочешь.

Лонгмор повернулся к ее светлости.

– Прежде чем сюда ринутся орды, герцогиня, не будете ли вы так добры, не представите ли меня этой очаровательной леди?

– Мадам де Вернон, позвольте познакомить вас с лордом Лонгмором, добрым другом моего мужа, – объявила герцогиня.

Дама с удивлением уставилась на ее светлость, и герцогиня перешла на французский.

– О, да-да! – оживилась мадам. – Это есть старый друг. Вроде брата. Не так ли? Лорд Лан-мор.

Француженка кивнула графу, и бриллианты, искусно разбросанные среди перьев в ее прическе, полыхнули цветными огнями. Увы, английский дамы был смехотворен. Поэтому Лонгмор, как и герцогиня, перешел на французский, что дало ему небольшое преимущество над толпой мужчин, ввалившихся в ложу Кливдона секундой позже. Конечно, многие из них говорили на правильном французском, как и полагалось образованным джентльменам. Но все же почему-то получалось, что они говорили по-французски так, что сразу становилось ясно – говорят англичане. А вот Лонгмор, худший в мире ученик, обладал, однако, необычайной способностью к языкам, во всяком случае к романским.

– Мсье Лан-мор говорит на моем языке как настоящий парижанин, – заметила мадам. – Как так получается? Мой англиски ужасно глупый. Меня ничему не научишь, увы. Mon mari… мой муш он… – Ее синие глаза затуманились, а в унизанных кольцами пальчиках возник кружевной платочек, который она осторожно прижала к глазам. – О, бедный Роберт! Он все пытался меня научить! И что же?.. Ах, я ужасно тупа.

Джентльмены хором заверили мадам, что это не так. Когда они умолкли, Лонгмор сказал:

– Зато вы очаровательная и прекрасная мадам. И, – продолжил он на французском, – очаровательной и прекрасной женщине сойдет с рук даже убийство. Можете ли вы представить, что какой-то мужчина захочет наказать вас за убийство нашего языка?

Лонгмор оставил мадам и ее поклонников незадолго до окончания антракта и вернулся в семейную ложу.

Мать была вне себя от гнева – и неудивительно: ее навестила леди Бартрам и, разумеется, густо посыпала солью все раны, которые смогла найти.

– Француженка. Как ты и предполагала, – сообщил Лонгмор сестре, не потрудившись понизить голос. Обе немолодые леди прервали свой разговор. – Мадам де Вернон, продолжал граф. – Подруга герцогини еще со времен Парижа. Вдова, причем довольно богатая. Склоняю голову перед талантом моей сестры – она прекрасно разбирается в одежде. Между прочим, туалет дамы выглядел чертовски дорогим. Кроме того, ее драгоценности не подделка, смею вас заверить.

Леди Бартрам поднесла к глазам бинокль и стала беззастенчиво изучать француженку. Маркиз, немного поколебавшись, последовал ее примеру.

– Говоришь, вдова, Лонгмор? – мать всегда упоминала его титул в присутствии леди Бартрам, у которой было две дочери на выданье – темноволосые маленькие феи, однако же чересчур костлявые на его вкус.

– Да, красивая молодая вдова. Говорит на ужасающем английском. – добавил Лонгмор.

– Ну, для тебя это проблем не представляет, – заметила Клара.

– Совершенно верно, – вставил Аддерли. – Языки всегда были вашей сильной стороной. И еще жесткий апперкот. – Он с сожалением улыбнулся и дотронулся до челюсти, на которой еще виднелся синяк. Так мне и надо, – добавил он, тихо вздохнув.

Именно это и должен был сказать человек, желавший помириться с родными невесты. И тон был настолько искренний, что человек, менее циничный, чем Лонгмор, наверняка поверил бы ему.

– Ты ведь был в Париже довольно долго, верно? – продолжала Клара.

– Да-да, конечно. Так вот, очень хорошенькая и очаровательно коверкает английский.

– Очевидно, она действительно красотка. Потому что околдовала всех джентльменов, – прошипела леди Бартрам.