Французская карта - Алла Бегунова

– Разве такой существует? – удивилась она.

– Да. Его возглавляет моя жена. Наши милые женщины стараются сделать досуг соотечественников, оторванных от родины, более содержательным и полезным.

– Каким образом, господин полковник?

– У нас устраиваются музыкальные, литературные и даже театральные вечера, балы, а на праздниках в ратуше – благотворительные базары в пользу солдат, находящихся в госпитале.

– К сожалению, у меня нет музыкального слуха. Я не пою и не играю ни на каких инструментах.

– Ничего. Во время пикника вы все обсудите с моей женой. Уверен, она найдет вам занятие.

– Буду очень рада, – только и оставалось ответить курской дворянке, хотя близкое знакомство с женщинами французской колонии совсем не входило в ее планы.

Госпожа Николь Дюллар высоко оценила возможности Ванды Кухарской. Со столь эффектной внешностью можно и не петь, а просто читать стихи или продавать безделушки на благотворительном базаре. Внимание офицеров будет обеспечено, и, следовательно, мероприятия, устраиваемые дамским клубом, пойдут гораздо успешнее.

Эти идеи жена полковника артиллерии развивала, пока их лодка с гребцами двигалась по Босфору к деревне Канлыджа. В свой каик семья Дюллар пригласила только инженер-лейтенанта Кухарского и его сестру. Хирург Жантиль, его жена и инженер-майор Клаве плыли в другой лодке. Когда все они причалили к пристани, то Лафит Клаве взял некоторый реванш. В местной таверне, где подавали эту знаменитую «рыбу по-рыбацки» и пирожки «берек», он сел за стол напротив Аржановой и никому не уступил место, несмотря на то, что, например, Анна-Мари Жантиль очень хотела именно сейчас объяснить курской дворянке, как она проводит музыкальные вечера.

Анастасия хорошо знала деревню Канлыджа… по рисункам Лейлы, третьей жены крымского хана Шахин-Гирея. Ее семья владела загородной усадьбой в селении и каждое лето отдыхала здесь, на азиатском берегу Босфора. Лейла, талантливая художница, достоверно изобразила и пристань с истертыми камнями, и белые домики на взгорье, и кудрявую зелень садов, и голубую гладь прилива, соединяющего Черное и Мраморное море.

Аржанова подружилась с юной турчанкой. Эта дружба едва не стоила ей жизни. То был отличный урок для начинающего сотрудника секретной канцелярии Ее Величества. Изучать язык, историю, культуру, религию, обычаи и нравы мусульман необходимо. Нельзя лишь забывать о том, кто они есть, какова их подлинная сущность.

Между прочим, Шахин-Гирей после своего отречения от трона некоторое время жил в России и получал от правительства Екатерины II годовую пенсию в размере двухсот тысяч рублей, сумму очень и очень значительную. Затем ему захотелось перебраться в Турцию, где обитала вся его родня. Султан Абдул-Гамид I согласился принять бывшего правителя Крымского ханства. Однако с началом Второй Русско-турецкой войны Шахин-Гирея перевезли на остров Родос и вскоре умертвили там традиционным османским способом – задушили ночью в постели, накинув на шею шелковый шнурок. Что стало с Лейлой? Скорее всего, ее убили вместе с мужем. А может быть, и продали какому-нибудь богачу или султанскому вельможе. В самом лучшем, но, увы, маловероятном случае – вернули в семью родственников.

Аржанова задержала взгляд на нескольких усадьбах, что располагались вдоль дороги от деревни Канлыджа к сосновой роще Бейкоз. Никого не было видно возле них. Да разве выпустят на прогулку в не огороженный высокой стеной сад турецких женщин, добровольных заключенных тюрьмы, именуемой «гарем»?

Арба, нанятая на пристани, ехала по дороге быстро. Сосновая роща, взметнувшая кроны деревьев к прозрачному голубому небу, приняла под свою сень французских путешественников. Они сошли на землю и вступили на дорожку, усыпанную гравием. На камнях Анастасия споткнулась, сделав несколько шагов. Лафит Клаве предложил курской дворянке руку, и она оперлась на нее. Анджей Кухарский молча шагал рядом.

В тишине соснового леса инженер-майор рассказывал им свою биографию.

Родился он в Марселе, в обедневшей и многодетной дворянской семье. Читать и писать его выучили дома и в возрасте десяти лет поместили в частный пансион. Из него он поехал – за счет короля – в военную школу в Бриенне, где учился очень прилежно. Затем поступил в инженерно-артиллерийское училище в Париже, носившее название академии. Через два года Клаве произвели в лейтенанты и направили на службу в саперный батальон, расквартированный в пригороде французской столицы. В театрах и ресторанах Парижа его сослуживцы проводили время весело. Но он, весьма стесненный в средствах, считал каждый франк и выбрал менее затратное занятие: ездил в королевскую библиотеку и изучал там книги по фортификации и минному делу. Так в голове у него зародился один проект. Подготовив все чертежи, он подал докладную записку начальству, получил одобрение и с повышением в чине был переведен в старую крепость Безансон, дабы осуществить свой проект на практике…

Сам по себе этот рассказ для ее работы значения не имел. Он не содержал ничего, что приближало бы Аржанову к разгадке «Секрет чертежника». Но он свидетельствовал о доверии, которое испытывает инженер-майор к брату и сестре Кухарским. Потому Анастасия слушала француза с повышенным вниманием. Она стала его расспрашивать, конечно, не о проектах, связанных с фортификацией, а про жизнь его семьи в Марселе, про родителей, про братьев и сестер. Лафит Клаве отвечал охотно. Занятые оживленным разговором, они не заметили, как подошли к беседке.

Там слуги уже сервировали «походный завтрак»: жирные восточные сладости вроде пахлавы и рахат-лукума, для дам – оранжад и шербет, для господ – вино и ром. Обе супружеские пары – Дюллар и Жантиль – добрались до беседки раньше и теперь ожидали Кухарских и Лафита Клаве. Инженер-майор сел рядом с Анастасией и принялся ухаживать за сестрой своего подчиненного, пожалуй, чересчур демонстративно. То он уговаривал ее пить не оранжад, а вино, то подавал ей на тарелке самый большой кусок пахлавы, то беззлобно подшучивал над ее акцентом, впрочем, почти незаметным.

Остальные, улыбаясь, наблюдали за этим спектаклем. Один Анджей не смеялся и смотрел в сторону. Однако осадить начальника польский дворянин не решался. Он лишь подливал в свою кружку ром снова и снова.

Темой общей беседы служила подготовка к празднику в честь дня рождения короля. Госпожа Дюллар предлагала собственными силами поставить комедию Мольера «Мизантроп». Жена «бальи» неплохо знала текст пьесы и вдруг с чувством процитировала наизусть один из монологов главного героя, Альцеста:

«Нет! Я не выношу презренной той методы,

Которой держатся рабы толпы и моды,

И ненавижу я кривлянья болтунов.

Шутов напыщенных, что не жалея слов,

Объятий суетных и пошлостей любезных,

И всяких громких фраз приятно-бесполезных,

Друг друга превзойти в любезности спешат.

Где честный человек, не разберу, где фат.

Какая ж польза в том, когда вам „друг сердечный”»

Клянется в верности, в любви и дружбе вечной,