Охотник за мечтой - Лаура Кинсейл

– Правда, так говорят? – поразился он.

– Красавица, – торжественно провозгласила Грейс. – Но, конечно, со мной ей не сравниться.

– Конечно, нет.

– «Вы не дочь Грейс Хэрринг?» – хихикнув и подтолкнув Ардена, передразнила его Грейс высоким голосом. – Старый наглец! Вы всегда были коварным хитрецом. – Она стиснула его локоть и неожиданно наклонилась и поцеловала в губы. – Настоящий аристократ, – шепнула она.

Прежде чем Арден успел отметить про себя, что это первое женское тело, прижавшееся к нему более чем за два года, Грейс оставила его и убежала внутрь. Когда, подняв воротник пальто, он шел по улице мимо «Лебедя», крайнее окно со скрипом открылось.

– И постарайтесь, чтобы она обращалась с вами должным образом, милорд, – прошептала Грейс, – или, честное слово, ей придется отвечать мне и Харви тоже! Я не хочу снова видеть вас здесь и опять смотреть на них невинными глазами. У моей Марты не больше здравого смысла, чем у меня, милорд, а я-то знаю, как много это значит!

Уже было далеко за полночь, когда Арден зажег свечу в комнате, куда его выселили. Он разделся сам, хотя мог бы позвать камердинера, и бросил сырое пальто и одежду на кресло возле кровати. В комнате было тепло, и он решил, что огонь в камине поддерживают ради Бет. Но ему хотелось прохлады, и он, открыв окно, стал перед ним голый по пояс, чтобы свежий воздух остудил его грудь.

«О да, теперь у меня есть собственная семья. – Он иронически скривил губы. – Какая чудесная маленькая компания!»

Нервно проведя ладонями по лицу, он отошел от окна и, сев на кушетку, подумал, что ему приходилось спать и на худших постелях. Некоторое время он смотрел в пустоту, погрузившись в эротические мечтания, где он не мог разобрать, Грейс ли тут или изысканная легкомысленная особа, с которой свел его отец, чтобы положить конец девственности сына, опоздав на три года. Граф Белмейн, как всегда, не собирался без необходимости рисковать чем-либо, когда речь шла об образовании и жизненном опыте его наследника, так что Арден имел дело еще с несколькими женщинами, заслуживавшими воспоминания, правда, отнюдь не за свои умные разговоры.

Арден обнаружил, что неотрывно смотрит на дверь в соседнюю комнату. Когда он увидел Зению, сидящую в платье и накидке, с убранными под чепец волосами, которые так легко распустить, он подумал, что она мерзнет, что ей нужно тепло.

Заметив стоящую у двери тарелку, Арден, на мгновение рассердившись, собрался позвонить какой-нибудь нерадивой служанке, оставившей ее здесь, и сделать несколько ядовитых замечаний по поводу неразумности содержать бездельников в доме таких размеров, но затем быстро нагнулся и поднял тарелку. Он держал ее в руке, и у него поднялось настроение, однако он решил, что нелепо придавать какое-то значение пустой тарелке, и, стряхнув в окно крошки, поставил тарелку.

Снова сев на кушетку, Арден вытянул ноги и прислонился к стене. Вертя в пальцах красно-желтый детский кубик, он удивлялся, почему ему не составляет труда общаться с людьми, подобными Грейс. Очевидно, потому, что с ними просто не о чем говорить, там царствуют плотские отношения. Арден не видел ничего плохого в простом вожделении, а в данный момент стал еще более благосклонно относиться к нему, так благосклонно, что встал, задул свечу и очень, очень осторожно взялся за ручку двери.

Дверь оказалась не заперта – он даже не ожидал – и тихо отворилась, впуская тепло из спальни в его остывшую комнату.

Арден услышал дыхание дочери, тихое посапывание маленького ребенка, и больше ничего, но, привыкнув к темноте, разглядел на постели черную фигуру. Он подумал, что Зения могла проснуться, могла услышать, как он пришел, могла видеть свет свечи под дверью. В спальне все стояло на своих местах, все было таким знакомым, что не нужно даже смотреть, хотя прошло уже тринадцать лет, и Арден подошел и остановился в ногах кровати. Она проснулась, решил Арден, не слыша ее дыхания.

– Йаллах! – воскликнула Зения так отчетливо, что он вздрогнул. Но слово выражало страх, а не гнев. Она заметалась, путаясь в постельном белье, и начала шептать, настойчиво бубня что-то, превращавшееся в глухие стоны, как делает щенок, еще не умеющий лаять. – Уходите! – внятно обратилась она к нему по-арабски. – Йаллах! Йаллах! – Ее тело замерло, но она продолжала стонать.

– Все в порядке, – мягко успокоил ее Арден.

– Джинн! – всхлипнула она. – Джинн!

Арден присел возле нее и, разыскав Зению среди беспорядка подушек и одеял, взял ее руку. Ее скрюченные пальцы свела судорога, а из горла раздавались едва слышные повизгивания.

– Все в порядке. – Он ниже склонился над ней. – Ты в безопасности, волчонок. Никаких демонов нет. Здесь Англия.

Всхлипывания прекратились, но она еще тяжело, отрывисто дышала, вцепившись в его руку.

– Я здесь, – пробормотал он, целуя ее в щеку и в висок. – Разве ты не знаешь, что я здесь?

Ее дыхание успокаивалось, она глубоко вздохнула, ее рука расслабилась, и Ардену показалось, что она делает усилия, чтобы проснуться. Зения лежала тихо, абсолютно тихо, и он подумал, что она, должно быть, проснулась. Но она ничего не говорила, а он ожидал, когда она, поняв, что он здесь, вскочит и закричит или, во всяком случае, грубо выставит его вон. Арден нерешительно коснулся ее виска тыльной стороной пальцев, Зения сонно вздохнула, повернулась в постели спиной к нему и прижала к себе его руку, зажатую в своих руках. В темноте она не была леди Уинтер. В темноте она снова сделалась его маленьким волком, которому виделись демоны и который должен был касаться его во сне.

Арден прислонился к спинке кровати и не попытался лечь рядом с ней, потому что тогда она проснулась бы и нарушила очарование. Опустив голову, он отдыхал у ее теплой спины и долго-долго, пока она снова погружалась в глубины сна, стоял на коленях на ковре, обняв ее рукой.

Элизабет, смышленый ребенок, обнаружив, что ее мать крепко спит, решила не будить ее чуть свет. Она знала, что если потереться щекой о мамину щеку, стараясь разбудить мать, та только притянет ее к себе и крепче обнимет, и тогда Элизабет не удастся самостоятельно спуститься на пол из кровати. Но от Элизабет не укрылось необычное присутствие еще одной руки, большой и смуглой, обнимавшей ее мать.

– Гу, – произнесла она, коснувшись локтя новой руки. Элизабет нравилось слово «обнимать», она полагала, что обнимать всегда приятно.

Где-то по другую сторону ее мамы раздалось глухое рычание, рука пошевелилась, появилась голова с растрепанными черными волосами, и, приподнявшись, дракон прищурился и тряхнул головой. Сжав вместе ручки, Элизабет замерла и смотрела на него, а дракон моргал голубыми глазами и улыбался ей. Элизабет заворковала, подползла к спинке кровати, повернулась и ловко спустилась на пол. Обежав вокруг кровати в своих вязаных тапочках, она внизу, как раз на одном уровне с собой, увидела всего огромного дракона, покрытого загорелой коричневой кожей, и взвизгнула от восторга. Ее мама что-то сонно пробормотала, а дракон взглянул на Элизабет смеющимися голубыми глазами и тихо-тихо прошептал «тш-ш-ш», намного тише, чем обычно шипел дракон, которого няня рисовала для нее на бумаге. Очень осторожно он убрал руку, обнимавшую ее маму, встал и, как обычно делали драконы, превратился в человека – высокого и внушительного, у которого на ногах были надеты только носки. Элизабет немного испугалась, но, конечно, человека она боялась меньше, чем дракона. Он не стал поднимать ее на руки, а просто пошел в ее игровую комнату и уже начал закрывать дверь, но Элизабет мгновенно устремилась вперед. Ей совсем не понравилось, что ее собираются не пустить в ее комнату, и она шлепнула пухлыми ручками по двери прежде, чем ту успели запереть.