Великолепный век Сулеймана и Хюррем-Султан - П. Дж. Паркер

Сулейман закрыл глаза, целиком погрузившись в чувственное наслаждение. Он радовался тому, что крепкие ноги Давуда прижимаются к его ногам. И хотя султан совершенно расслабился, сердце у него билось учащенно всякий раз, как детородный орган Давуда ненароком касался его икр. Кровь у него забурлила, прилила к низу живота, и он испытал великую радость.

Давуд пересел к ногам султана и принялся нежно разминать ему ступни и пальцы ног. Сулейман перевернулся на спину, и Давуд продолжил работу. Сулейман закинул руки за голову и, прищурившись, посмотрел на Давуда. Руки ичоглана медленно шли снизу вверх — от икр к бедрам. Сулейман внимательно разглядывал руки, которые так искусно разминали его мышцы. Казалось, Давуд не знает усталости. Когда он наклонялся, под кожей бугрились мускулы. Когда взгляд Сулеймана упал на мужскую плоть ичоглана, глаза его расширились от удивления.

Сулейман приподнялся на локтях, и Давуд бросил на него вопросительный взгляд.

— Давуд, ты настоящий красавец. Рядом с тобой любой мужчина начнет сомневаться в своей мужественности.

Давуд покраснел и вздохнул:

— Спасибо, господин, но твое мужское превосходство совершенно очевидно! Оно сказывается не только в размерах твоей империи, но и в твоем безупречном сложении.

Сулейман улыбнулся и, потянувшись, погладил прядь волос, свисавшую с виска ичоглана. Тыльной стороной ладони он провел по щеке, шее и груди Давуда. Кончики его пальцев коснулись старых шрамов.

— Следы татарских стрел! Наверное, ты в самом деле очень крепок, раз выжил.

Давуд начал было что-то говорить знаками, но Сулейман схватил его за обе руки:

— Со мной можешь говорить свободно. Ты красноречив; твои речи доставляют мне столько же удовольствия, сколько прикосновение твоих пальцев.

— Благодарю тебя, господин. То, что ты говоришь, совершенно верно. Я очень крепок, и не без причины.

Сулейман снова лег на спину и закинул руки за голову.

— Расскажи, Давуд, что же за причина так укрепляет и поддерживает тебя, что ты сумел несколько раз выжить после столь тяжелых ран.

Продолжая разминать мышцы на бедрах Сулеймана, Давуд ответил:

— У меня есть любимая, мой султан, — девушка, которую я люблю с самого детства. — Он простодушно поправил символ мужества Тени Бога на Земле так, чтобы лучше промассировать его левое бедро.

— Расскажи о своей любимой, Давуд.

Ичоглан ненадолго остановился и посмотрел вверх, на купол хамама. Глубоко вздохнув, он снова принялся массировать тело Сулеймана.

— Она красивее, чем солнце, которое восходит над Золотым Рогом; ее струящиеся рыжие волосы ярче пламени страсти; кожа ее бела как алебастр и безупречна, как чистейший карпатский мрамор. — Он ненадолго закрыл глаза и продолжал: — А ее душа и ум сильны, как газель, которая бегает по горным лугам.

Султан внимательно слушал и думал о своей Хюррем, которая сейчас находится совсем рядом, в примыкающих к хамаму покоях.

— Твоя любовь глубока, друг мой, и похоже, что та, которую ты описываешь, достойна твоей привязанности. Где она сейчас?

Давуд замялся, словно погрузился в раздумья, как ему лучше ответить.

— Я… не знаю, господин, но она в моем сердце, и когда-нибудь я найду ее.

Прижавшись коленями к груди султана, Давуд принялся разминать мышцы его шеи и плеч. Иногда его мужское достоинство касалось безволосой груди Сулеймана.

— Как ее зовут?

Ичоглан нагнулся, не переставая работать, и, приблизив губы к уху Сулеймана, прошептал:

— Мою любимую зовут Александра, господин… Александра.

Сулейман лежал неподвижно. Он посмотрел в лицо ичоглана — и едва не утонул в его бездонных светло-карих глазах.

— Александра, — прошептал он наконец. — Очень красивое имя.

— Пожалуйста, обещай, что никогда больше не посмотришь ни на какую другую женщину, кроме меня, — робко попросила Хюррем.

Сулейман молча сидел на боковой веранде павильона. Уголки его губ дернулись вверх и расплылись в улыбке, которая одновременно приводила ее в ярость и радовала.

— Милая, ты ведь знаешь: вот уже более трех лет я не прикасался к другим женщинам!

— Обещай!

Хюррем капризно надула губки. Сулейман любовался ею, лежа на мягких подушках. В его глазах заплясали веселые огоньки. Он провел большим пальцем по ее лбу, но по-прежнему не отвечал. Затем султан медленно откинулся на спину и стал смотреть в парк.

— Дорогая, тем самым мы нарушим вековые традиции нашей империи.

Хюррем встала с дивана и, покачивая бедрами, вышла на открытую галерею. Обернулась и посмотрела на Сулеймана в упор, но тот в ответ лишь расхохотался. Затем догнал ее и, подтянувшись, сел на каменную балюстраду. Обвил Хюррем руками и нежно притянул к себе, зажав ногами. Нагнулся, чтобы его губы коснулись ее губ.

— Ради тебя я сделаю все, моя любимая, — даже пойду против традиций.

Хюррем наслаждалась и словами, и губами Сулеймана.

— Обещаю: пока мы с тобой живы, я не коснусь другой женщины.

Хюррем улыбнулась и отблагодарила любимого страстным поцелуем. Затем крепко обняла его за талию, прижалась к нему всем телом и глубоко вздохнула.

— В чем дело, любимая? Разве не этого ты хотела?

— Да, Сулейман, но… я все-таки хочу большего.

— Чего же больше? — резко спросил Сулейман.

Хюррем снова прильнула к нему губами и языком раздвинула его губы. Выпустив его талию, она положила руку ему на бедро и, поглаживая, обхватила ладонью его мужское достоинство. Султан сразу же почувствовал сильное желание. Хюррем гладила его жезл и чувствовала, как под ее рукой он пульсирует жизнью. Ее жизнью…

Не переставая ласкать его губами и языком, она раздвинула полы его кафтана, и он предстал перед ней во всей своей красе. Она провела губами сверху вниз по его груди и ниже, двигаясь к его чреслам, но Сулейман схватил ее за плечи и рывком вздернул на ноги. Их лица оказались совсем рядом.

— Чего же больше? — тихо повторил он.

Хюррем застыла, не зная, на что решиться. Мысли в голове путались. Она услышала свой голос словно со стороны:

— Пожалуйста, разгони всех наложниц, а фавориток отправь в Старый дворец. Я хочу, чтобы только я удовлетворяла тебя.

Сулейман гневно сдвинул брови и побагровел. Он так крепко стиснул ее плечи, что она поморщилась от боли.

— Как ты смеешь! Да кем ты себя вообразила, что требуешь такого богохульства?

Хюррем вырвалась и потерла плечо:

— Я та, кто родила тебе двоих сильных сыновей. Я та, кто дает тебе больше радости, чем любая до меня. Я та, кто когда-нибудь станет следующей валиде-султан!