Пионеры воздушных конвоев. Малоизвестные страницы войны - Григорий Киселев

Прозвучавший невдалеке выстрел заставил потерпевших вздрогнуть от неожиданности. Они обалдели от радости. Крючков открыл глаза и, улыбнувшись, прошептал:

– Ну, слава богу, он жив. Слышь, радист, это штурман, помоги ему.

Казаков бросился на звук выстрела. Пройдя приличное расстояние, Василий никого не обнаружил.

«Наверное, всё-таки я не там ищу, – сказал себе Вася. – Звук выстрела был довольно сильным, а я уже далековато ушёл в тундру».

Он остановился, присел на снег и продолжал рассуждать: «Когда я пошёл от самолёта, то шёл на северо-восток. Борозда на снегу, которая осталась от падения самолёта находилась справа от меня. Чтобы не заблудиться, я постоянно держал её в поле зрения», – он снял шлемофон. От головы шёл пар. Несмотря на мороз ему было жарко. Вася почесал голову. «А почему я решил, что надо искать справа от борозды, а не в самой борозде? Надо посмотреть».

Он повернул вправо, нашёл борозду и пошёл по ней в сторону самолёта. А вскоре обнаружил лежавшего без сознания Александра Сорокина. Вид штурмана его расстроил. Соорудив из прихваченного с собой парашюта волокушу, он уложил на неё Сашу и потащил к самолёту.

Комэск Гамов и его штурман вышли из здания КП и направились к стоянке самолёта. Пётр шёл быстрым, размашистым шагом, Сверчков едва поспевал за ним. Радист ждал их у самолёта.

– Ну что, орлы, мотнёмся ещё разок до Марково? – командир внимательно посмотрел радисту в глаза и встретил понимание и готовность.

– Конечно, я готов, – ответил радист. – Даже поужинать успел, и вам «тормозок» прихватил.

– За заботу спасибо, а сейчас по местам, взлёт по готовности, моторы прогрел? – спросил он механика.

– Да они ещё не остыли, а топлива залили по горловину.

– Ну, тогда вперёд.

Экипаж разместился на своих местах. Включены первые тумблеры, нажаты первые кнопки. Машина ожила. Завертелись винты, и вот уже набраны нужные обороты.

Самолёт задрожал, сдерживаемый тормозами, наконец, – колёса свободны. Лайнер побежал по рулёжной дорожке, вырулил на старт и вскоре, набрав нужную скорость, оторвался от земли и полетел над тундрой.

Полёт проходил штатно, видимость была хорошей. Облака ушли, на небе светили звёзды, а луна освещала снежную тундру так, что она была видна до горизонта. Дошли до Марково и развернулись.

– Куда пойдём, командир? – штурман озабочено рассматривал на карте площадь, которую они осмотрели, помечая её карандашом. – Предлагаю пройти ещё чуть-чуть севернее, если там не найдём, то пройдём ещё раз с юга.

– Не возражаю, – хмуро согласился Пётр. – Не понимаю, где они, не могли же они провалиться сквозь землю.

– Не переживай командир, – успокоил его Сверчков. – Мы на правильном пути. Не сомневайся, найдём. Результат уже близко. Методику поиска мы выбрали правильно. Успокаивая командира, он наносил на карту новый маршрут. Где-то в глубине его души крепла уверенность в том, что это крайний полёт на поиске, что очень скоро они увидят место падения самолёта.

Прошло около часа. Моторы ровно гудели. Вдруг, далеко впереди, справа, штурман разглядел какое-то тёмное пятно и полосу к нему. Он пригляделся и понял – это и есть то, что они искали.

– Командир! Доверни-ка самолёт на тридцать градусов, увидишь сам!

Услышав такое, Гамов заложил крен на какой был способен, вмиг съел указанный угол. Прямо перед ним было место аварийной посадки.

– Не вижу людей, есть там кто живой? – взволнованно спросил он. – Вася, смотри внимательно.

Кабина штурмана была самым удобным местом для наблюдения за землёй, и Сверчков вплотную приник к переднему иллюминатору, пытаясь уловить малейшее движение на месте аварии.

– Командир, нужно ниже, ничего не могу рассмотреть.

– Уже снижаюсь, сейчас зайдём на него по коробочке и пройдём на минималке. Радист, дай мне КП, – и, услышав в наушниках голос командира полка, доложил: – Есть, товарищ командир, я их нашёл! Место падения – сто семьдесят четвёртая долгота, шестьдесят шестая широта. Людей пока не наблюдаем, идём на новый круг, снижаемся. Выясню подробнее, доложу.

Самолёт приближался к месту падения, на белом снегу чётко выделяется полоса, которую пропахал падающий бомбардировщик при посадке.

– Командир, видишь? – закричал штурман.

– Вижу, Вася, вижу, – ответил Гамов. У него сердце в этот момент было готово выпрыгнуть из груди. Он видел, как от тёмного пятна отделилась фигура человека и, широко расставив ноги, размахивала руками.

Пилот помахал крыльями, давая знать тем, кто был на земле, что они замечены.

– Сверчков, идем на новый круг. Готовьте аварийный запас, будем бросать.

– Понял, командир, будем бросать, – радостно повторил на команду штурман. – Коля, подтягивайся ко мне и открывай люк, по моей команде сбросишь мешок, – попросил он радиста.

Самолёт развернулся, снизил до минимума скорость и, держа курс на место падения, нёс на своих крыльях спасение. Штурман примерно прикинул, куда должен был упасть спецмешок, где было всё самое необходимое на первый случай для выживания – от спичек и радиостанции до медикаментов и продуктов.

– Готов! – прокричал Николай, когда открыл люк и подтянул мешок к зияющему темнотой отверстию.

А Сверчков уже весь был поглощён известными только ему расчётами. В голове промелькнула мысль: «Прямо, как у партизан». Вспомнил он свои ночные полёты в тыл фашистов вначале войны. Но пятно приближалось, надо было работать.

– Приготовиться! Три, два, один, пошёл! – хрипло прокричал он и повернулся к открытому люку. Убедившись, что груз сброшен, закончил. – Всё, окей! Закрывай люк, задувает!

Они сделали ещё круг и обнаружили живым ещё одного члена экипажа, который, лёжа на снегу, махал рукой. На белом снегу было ясно видно, как два человека раскрывают мешок. Вот уже в небо взлетела ракета. Помощь получена. Помахав на прощание крыльями, самолёт взял курс на Уэлькаль.

Работы не было. В поселковой больнице нет ни одного больного. Соня, чтобы чем-то заняться, собрала бинты и салфетки, которые медсестра предварительно постирала, (с перевязочным материалом было туговато) и сложила всё в бокс для стерилизации. В это время в перевязочную заглянула медсестра.

– Ой, Софья Семёновна, вы здесь, а я вас ищу.

– Что случилось?

– Да, как будто бы ничего. Семён Яковлевич вас вызывают.

– Ну, хорошо. Я пойду к нему, а вы, Мария Васильевна, поставьте бокс на стерилизацию. Бинты и салфетки я собрала и сложила.

– Хорошо, хорошо, не волнуйтесь, всё сделаю.

Соня вошла в кабинет к отцу, он сидел за столом, на пояснице поверх халата был повязан пуховый платок, который принесла ему Мария Васильевна после того, как два дня назад у него обострился радикулит.