Пионеры воздушных конвоев. Малоизвестные страницы войны - Григорий Киселев

– Что ты думаешь, Гамов?

– Я думаю, что надо обследовать зону к северу от основного маршрута. И делать это надо прямо сейчас, если мы не хотим найти свежемороженые трупы. Уже ясно, что самолёт упал. Я готов продолжить поиск.

– Да, поиск надо продолжать, – задумчиво проговорил полковой комиссар. – Но и ты, Пётр Павлович, и твой экипаж должны отдохнуть. Я предлагаю поиск прекратить до утра, а в девять часов вылететь на новый маршрут.

– Нам нельзя сейчас отдыхать, – не согласился Пётр. – Наш отдых может стать причиной гибели экипажа. Посмотрите, облачность ушла, видимость нормальная, в тундре на белом снегу будет всё прекрасно видно.

– Что случилось, то случилось, назад не вернёшь. Мы не можем рисковать и вашими жизнями, – недовольно прервал его комиссар. – Каждый человек имеет свой предел, и я не вижу смысла в том, чтобы вы проверяли его на себе.

– Я лётчик, – со злостью возразил Гамов, ясно намекая на то, что комиссар не летал. – Более того, я командир эскадрильи и о своих подчинённых забочусь не меньше вашего. Там, в тундре, мои люди и я не имею права бросить их на произвол судьбы. А за свой экипаж я ручаюсь, каждый из его членов может и готов совершить ещё один полёт. Сейчас война, думаю, что на фронте лётчикам не легче.

– Ты не кипятись, Пётр Павлович, – не повышая голоса, вмешался в разговор командир полка. – Я понимаю тебя, как лётчика, но как командир не могу послать вас в этот полёт. Ты знаешь, что это серьёзное нарушение всех инструкций. Экипажу нужен отдых.

– А вы, товарищ подполковник, и не посылайте. Мне, да и вам, командир дивизии приказал принять все меры к тому, чтобы найти упавший самолёт, так?

– Так, – согласился командир.

– По вашему приказанию я улетел на поиск, так?

– Так.

– Ну, а коли так, то считайте, что я в полёте, не мешайте мне выполнять ваше приказание. За количество взлётов, посадок и времени, проведённого в воздухе я отвечу сам. Помогать мне не надо, прошу об одном, не мешайте. Разрешите идти? – он вскинул руку к шлемофону и замер в ожидании ответа.

На КП воцарилась мёртвая тишина. Командир полка не знал, как ответить, хотя внутренне он был согласен с комэском. Он вдруг кивнул, и Гамов со Сверчковым, повернувшись кругом, зашагали к двери.

– Ты что, командир, разрешишь ему взлететь? – нарушил тишину комиссар.

– Нет, Ваня, я ему просто не помешаю. Там его люди и он обязан сделать всё для их спасения.

– Ну как знаешь, тебе видней, – сдался политработник. – Пойду-ка, заварю чайку, спать не придётся.

– Это ты прав, Иван Васильевич, заваривай и на мою долю.

Сорокин не знал, сколько времени прошло с тех пор, как командир приказал покинуть самолёт. Превозмогая боль, штурман брёл в выбранном направлении, не останавливаясь.

Сначала, как ему показалось, идти было довольно легко. Силы его были свежими, он двигался по крепкому снежному насту. Но время шло, и усталость всё больше давала о себе знать. Идти становилось всё труднее. Саша ощутил, что подул встречный ветер.

– Надо передохнуть, неизвестно, когда я найду самолёт, силы надо беречь, – подумал он и присел у огромного валуна с подветренной стороны. Опустившись на снег, он почувствовал, что стало значительно теплее. Встречный ветер, оказывается, очень серьёзно давал о себе знать.

– Всё хорошо, вот только есть хочется, – подумал он. – Интересно, сколько времени я топаю, что уже так проголодался? Стоп, а ведь у меня где-то должен быть шоколад, – вспомнил он и начал рыться во множественных карманах своего мехового комбинезона.

– Точно, есть, – обрадовался он, доставая завёрнутую в фольгу половину плитки. – Теперь не помру.

Он отломил один квадратик, превозмогая боль, проковырял пальцем в районе рта щель и сунул в неё сладкий кусочек. Остальной шоколад он аккуратно завернул в фольгу и вновь спрятал в карман. Конечно, желание поесть не пропало, но Саша знал, что этот шоколад позволит ему продержаться несколько дней. Он прикрыл веки и подумал: «Спать нельзя, замёрзну. Вот сейчас минуточку посижу с закрытыми глазами и снова в путь».

Потом он не мог осознать, что это было. То ли сон, то ли какие-то грёзы. Он ощутил себя в своей родной деревне под Воронежем, на берегу небольшой, но довольно глубокой реки с таким смешным, птичьим названием Ворона. Стоит тёплая летняя ночь. Они пацанами сидят у костра, вблизи, на лугу пасутся кони из колхозной конюшни. Ванька Коробков рассказывает какую-то страшилку на кладбищенскую тему и переворачивает в горячих углях картошку, которую все с нетерпением ждут. Уж очень есть хочется. Вдруг к ним подбегает собака и с каким-то не собачьим визгом хватает Сашу за штанину и начинает её рвать. Попытка прогнать собаку результата не дала. Он попробовал ударить её другой ногой, но пёс не выпускал свою добычу. И в этот момент штурман открыл глаза, сознание вновь вернулось к нему. Он с ужасом обнаружил рядом с собой полярную лисицу – соболя, который посчитал, что имеет дело с трупом и начал свою трапезу почему-то с комбинезона, вернее со штанов, в которые вцепился своими острыми зубами. Сорокин крикнул и полез за пистолетом, но испугавшийся соболь так рванул в тундру, что пока его жертва готовилась к выстрелу, он скрылся в темноте.

«Ай да соболь, ай да молодец! Не дал замёрзнуть, значит не судьба, надо в путь». Он медленно поднялся и побрёл дальше искать своих. Изредка, когда казалось, что силы покидают его, он доставал свой аварийный запас шоколада, отламывал очередной квадратик, клал его на язык и медленно-медленно даже не сосал, а ждал, когда тот растает. Ему казалось, чем дольше шоколад пробудет у него во рту, тем больше он утолит свой голод. Но всему есть предел. Сил идти уже не было, и он пополз.

Прекрасно понимая, что остановка и сон на морозе будет стоить ему жизни, Александр, как мог, старался двигаться, чтобы не уснуть. Он полз, время от времени шевелил пальцами на руках и ногах, проверяя, не потеряли ли они чувствительность.

Вдруг он свалился в какую-то канаву. Попытался выбраться, но сил уже не было, они оставляли его. В затуманенном мозгу возникла мысль: «Откуда здесь эта канава? А вдруг?» Он подумал о том, что это может быть след самолёта и тут же отогнал эту мысль: «Размечтался…» Сил двигаться дальше уже не было. Последним усилием воли Саша заставил себя достать пистолет и нажать на курок. Выстрела штурман не слышал, сознание вновь покинуло его, он провалился в небытие…

Командир экипажа, спасая машину, сумел всё-таки перелететь через каменную гряду и дотянуть до заснеженной тундры. Плюхнувшись на брюхо, оставляя за собой широкую борозду, самолёт глубоко пропахал снежный наст и, зарывшись носом глубоко в снег, замер, раскинув свои большие крылья. К этому времени двигатель перестал гореть, и угроза взрыва миновала.

Бортрадист выпрыгнул из самолёта удачно, приземлившись, он довольно быстро обнаружил место падения машины. Когда приблизился к самолёту, то нашёл командира экипажа на своём месте, на левом пилотском сидении. Тот был в полузабытьи. Его нога при посадке оказалась повреждена, похоже было на перелом. Радист разобрал за ненадобностью стремянку, поскольку теперь из самолёта можно было выйти и без нее. Порог двери кабины находился на уровне снежного покрова. Василий подобрал подходящий кусок металла и, чтобы зафиксировать ногу командира, использовал её как шину. После этого Вася приступил к строительству «дома». Закончив работу, он собрал брезентовые чехлы, которыми на стоянке закрывали двигатели, соорудил постель и уложил на нее командира.