Иван Путилин и Клуб червонных валетов - Роман Добрый

– Вооружен был, стало быть, один лишь почтальон?

– Да. У ямщиков, наверное, оружия не было.

– Каково мнение обо всем этом судебного следователя?

– Он заявил мне после последнего ограбления почты, что, очевидно, в лесу, прилегающем к шоссе – тракту, ютится шайка разбойников-головорезов. Они устраивают засаду. Лишь только появляется почта, они выскакивают, грабят и убивают.

– Что же вы предприняли, узнав это? – продолжал Путилин.

– Я распорядился послать отряд солдат, дабы они обыскали весь лес.

– И солдаты не обнаружили никаких следов разбойников? Ни малейших?

– Да. А вы откуда же это знаете, ваше превосходительство? – удивился губернатор Григорьев.

Путилин улыбнулся.

– Если бы следы были найдены, вы не обратились бы ко мне… Кстати, вы не знаете, каким способом были умерщвлены почтальоны и ямщики?

– Ударами топора, в двух случаях черепа несчастных были разбиты, очевидно, дубинами.

– Пойдемте далее, ваше превосходительство, – продолжал свой опрос Путилин. – Скажите, каким образом было обнаружено последнее ограбление почты? Может быть, у вас есть донесение с собой?

– Вы не ошиблись, ваше превосходительство. Едучи в Петербург к министру, я захватил с собой кое-что относящееся этих непостижимых злодеяний. Вот все, что касается последнего ограбления.

Губернатор Григорьев вынул из щегольского портфеля несколько бумаг и протянул их Путилину.

Мой знаменитый друг углубился в их просмотр.

– Я слышал от министра и о вас, доктор, – обратилось ко мне его губернаторское превосходительство. – Граф рассказывал о вас, как о непременном спутнике Ивана Дмитриевича.

– Да, ваше превосходительство, мне улыбается частенько счастье присутствовать при замечательных розысках моего друга, Ивана Дмитриевича, – ответил я.

Путилин окончил просмотр бумаг.

Он сидел, низко опустив свою голову, и что-то чертил указательным пальцем по столу.

По своей всегдашней привычке он бормотал сам про себя отрывистые слова: «Гм… А почему бы не так?.. Ага! А если так…»

Губернатор, не знавший моего гениального друга, глядел на него с удивлением.

Наконец Путилин поднял голову.

– Что же вам, собственно, угодно от меня, ваше превосходительство?

– То, чтобы вы помогли мне вашим мудрым советом, глубокоуважаемый Иван Дмитриевич, – ответил губернатор. – Я должен сознаться вам, что положение вещей весьма тревожно. Население в панике. Эти повторяющиеся ограбления почты навели ужас на обывателей. Все боятся посылать ценную корреспонденцию, а так как у нас немало торговых предприятий и людей, то вы поймете, какая получается путаница… Вот и теперь один богатый сибиряк сидит и трясется, ожидая моего возвращения. Он явился ко мне и прямо заявил, что не рискует послать крупную сумму денег. Не буду скрывать, Иван Дмитриевич, что на меня идут большие нарекания, меня упрекают в бездействии власти, в отсутствии административной распорядительности, словом, на меня, как на Макара, повалились все шишки. Помогите, родной, вызвольте из беды! Вовек буду благодарен вам!

Путилин потер рукой лоб.

– Но как это сделать? Советом я не могу спасти вас, ибо тут на месте, в Петербурге, я не могу ориентироваться. Ехать туда?

Губернатор схватил и пожал обе руки Путилина.

– Ах, если бы вы согласились на это! – вырвалось у него.

– Вы говорили об этом с министром?

– Он предоставил вам carte blanche. Он сказал: «Пусть Иван Дмитриевич поступает так, как найдет лучшим».

Путилин посмотрел на меня.

– Что же, доктор, кажется, надо ехать?..

– О, разумеется! – воскликнул я, обрадованный возможностью принять участие в новом розыске-похождении моего славного друга.

– Нельзя же, на самом деле, хладнокровно закрывать глаза на эту бойню людей, надо же изловить хитроумных злодеев. Говоря откровенно, мне не особенно улыбается это путешествие, потому что я занят в настоящее время раскрытием одного чрезвычайно темного и запутанного дела.

– Ради Бога, Иван Дмитриевич, выручите! – взмолился олонецкий губернатор.

– Хорошо. Мы выедем завтра. А теперь скажите, пожалуйста, какова форма ваших почтальонов?

Губернатор принялся объяснять.

Путилин, вооружившись карандашом, зарисовывал его слова.

– Так похоже? – протянул он рисунок губернатору.

– Великолепно! – воскликнул тот. – А для чего вам это?

– В моей костюмерной нет такого костюма. А я… люблю пополнять ее разными новинками.

После этого приступили к обсуждению маршрута.

– Итак, как мне ближе и удобнее всего высадиться, чтобы попасть на место последнего ограбления почты?

– Вы можете слезть, Иван Дмитриевич, на пристани Вознесения.

– Отлично. До нее мы доедем вместе. Кстати, в селе Бараны вам приходилось когда-нибудь бывать?..

– Один раз проездом, когда я производил ревизию.

– Ну-с, вот и все. Завтра вы потрудитесь заехать за мной. Ты пойдешь, доктор?

– О! Что за вопрос?! – воскликнул я.

– Так стало быть, дело за нами. Пока всего хорошего!..

Когда губернатор покинул кабинет, Путилин подошел ко мне и сказал:

– А знаешь ли ты, докториус, что это очень опасное дело?

Я встревожился за моего великого друга.

– Ты находишь?..

– Да. Это, безусловно, опасное дело. Один неверный шаг – и все может окончиться катастрофой. Поэтому я должен предупредить тебя об этом, ибо совершенно не желаю подвергать твою жизнь опасности. Откажись лучше от поездки. Я возьму с собой X., моего любимого агента.

Я горячо и негодующе отверг это.

– Как тебе не стыдно, Иван Дмитриевич, говорить мне это? Разве мало мы с тобой вместе «сломали» похождений? Неужели я оставлю тебя в таком деле, где тебе угрожает опасность? За кого же ты меня считаешь? Смерть так смерть, но вместе; кажется, я до сих пор не был трусом, не боялся опасностей.

– Ну ладно, старый дружище, быть посему! А теперь давай распоряжаться.

Путилин призвал к себе помощника.

– Я уезжаю завтра, голубчик. Управление передаю в ваши руки. Я подготовлю вам кое-какие инструкции.

– Ах, Иван Дмитриевич, скоро ли вы сделаетесь домоседом! – воскликнул талантливый помощник.

– Помилуй Бог, что же делать, когда на Путилина такой спрос?! Не угодно ли: олонецкий губернатор пожаловал за мной!

– Серьезное дело? – озабоченно спросил помощник.

– Да. Пошлите Васильева за моим портным, пусть почтенный Яцикович явится немедленно.