Призрак - Сильвия Мерседес

Когда они остановились, чтобы отдышаться, он притянул ее ближе. Она опустила голову на его плечо, ее лицо уткнулось в его шею. Ничто не было важным. Монстры, предательства, возможная гибель. Это не было важным. Она была в его руках.

Прошло время, и она попыталась освободиться. Он с неохотой отпустил. Нилла села на пол, сжимая его ладони, глядя на него. Ее волосы свободно ниспадали, окружая ее лицо, торчали в стороны от ветра и соли. Она выглядела как безумная. Он тихо рассмеялся от вида. Как приятно было обнаружить, что даже сейчас она могла заставить его смеяться!

Он опустил голову. Убрав ладони из ее хватки, он сжал кулаки.

— Ты не должна была приходить, Нилла.

Она хмыкнула, подвинулась и села рядом с ним на ступеньку. Она опустила голову на его плечо, и это простое действие разбило его сердце. Она пару мгновений молчала, но задумчиво, и он знал, что она скоро заговорит.

— Кто это? — спросила она. Он взглянул на нее, она кивнула на два портрета на стене напротив. — Это твой брат?

— Да.

— Что с ним случилось?

— Он умер.

Она молчала какое-то время. Он слышал, как она с дрожью вдохнула, а потом задала вопрос, который он ожидал услышать.

— Его убила Дева Шипов?

— Да.

— Это не вся история. Ты многое не рассказывал мне. О Деве Шипов.

— Да.

Она подняла голову с его плеча. Ее взгляд обжигал его лицо, но он не мог заставить себя смотреть на нее.

— И?

Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

— Когда мне было десять, — сказал он, — близкий друг отца из кампаний Карфины умер от лихорадки, оставив дочь сиротой. За недели до его смерти он прислал письмо в Дорнрайс, и отец отправился к нему. Он был возмущен, увидев, что его друг стал лишь горсткой долгов, которые он оставлял бедной дочери. Он пообещал другу — капитану Терану — что возьмет дочь под свое крыло и позаботится о ней, как о своей. Это обещание отец исполнил в лучшем виде, он не врал. Хеления Теран ворвалась в наши жизни ураганом с моря. Мой брат, Итан, и я всегда были близки. Мы были близнецами, как видишь, всегда были вместе, делили комнату, игры, игрушки, книги, одежду, мысли и планы. Но, думаю, как только мы увидели ее, между нами возникла глубокая пропасть. Хеления была самым красивым созданием. Полным опасного духа! Она могла сводить нас с ума от отчаяния. Первые годы после ее прибытия в Дорнрайс я думал, что ненавидел ее. А потом понял правду.

Нилла сидела рядом с ним тихо и неподвижно. Ее ладонь еще сжимала его, но она не прильнула к его плечу еще раз. Вместо этого она выглядела задумчиво. Он хотел уклониться от ее внимательного взгляда.

— Я был, как ты знаешь, учеником университета Мифатес, — сказал он. — Мой брат был старше и должен был унаследовать Дорнрайс, и второй сын лорда Сильвери должен был выбрать подходящую профессию. Когда мой талант раскрыли, меня отправили в Вимборн учиться, но я возвращался домой так часто, как было разрешено. Визиты были естественными. Никто ничего не подумал. Но на самом деле, если бы не Хеления, я не виделся бы с семьей так часто. К тому времени мы с братом уже ладили. Всегда был повод для ссоры: он испортил мою любимую лошадь, пока меня не было, забрал из моей комнаты что-то из мебели себе. И я каждый раз взрывался от гнева, заставляя бедную мать кричать, что мы ее погубим, а бедного отца разделять нас своими руками и угрожать розгами. Но мне было плевать на эти мелочи. То, как он смотрел на Хелению, злило меня сильнее всего. В шестнадцать мы с ней стали любовниками. Это был секрет, конечно, мы ходили друг к другу в комнаты. Если моя семья раскрыла бы наши отношения, ее отослали бы в монастырь на другом конце Сэрита. Но скрытность усилила наш пыл. Мы верили, что любили друг друга. Но что любовь для парня шестнадцати лет? Я не был верным. Обнаружив радости плоти, я не думал проявлять сдержанность. Месяцы между моими визитами в Дорнрайс были долгими, а в Вимборне было много теплых женщин, которые не были против. Но я всегда говорил себе, что мое сердце принадлежало Хелении. Я хотел взять ее к себе, когда вырасту, и устрою ее жить в красивом доме в Вимборне. Ты знаешь, мифато не женятся, но я не думал, что это может помешать моему счастью. Моя семья не одобрила бы это, но я давно перестал переживать за мнение своих родителей. Я жаждал день, когда смогу забрать Хелению, ожидал радость от вида лица брата, когда он поймет, что она была моей, что она всегда была моей телом и душой! Но в один день… в один ужасный день… — он опустил голову и убрал руку из хватки Ниллы, чтобы закрыть ладонью лицо. — Даже сейчас, после долгих ужасных лет, боль осталась. Притупилась, пожалуй. Уже не режет ножом, как было раньше. Но осталась. Письмо пришло из Дорнрайса. Тогда мы с Гаспаром уже занимались запрещенной магией, желали знать силу заклинаний носрайта. Я едва думал о Хелении неделями, месяцами. Я почти год не был дома. Можно было подумать, что я принял бы после такого удар лучше. Но это не было правдой. Письмо было написано Хеленией, ее изящным почерком с завитками, выведенными старательно. Это было приглашение. На ее свадьбу.

Он замолк. Он никогда не рассказывал эту историю, не произносил слова вслух.

После паузы Нилла прошептала:

— С твоим братом?

Соран кивнул.

— Это было… тогда это ощущалось как ужасное предательство, — он презрительно выдохнул сквозь зубы. — Я считал ее верность мне непоколебимой, и я был лицемером, а доказательство этого потрясло меня. Я не прислал ответ. Может, если бы я отправил ответ или преодолел гордость и прибыл сразу же в Дорнрайс, чтобы поговорить с Хеленией… может, все сложилось бы иначе. Вместо этого я упивался болью, гневом, ненавистью к ней и моему брату. Я рисовал ее в своем разуме как шлюху, а его как наглого хама. Гаспар видел эффект этих мыслей на моей работе, пока мы занимались запрещенными заклинаниями, и он пару раз пытался предостеречь меня. Каждый раз я отмахивался, отказывался. Я даже смог убедить себя на какое-то время, что мне было все равно, что наша работа была для меня важнее Хелении. Я не собирался посещать свадьбу. Я сжег ее приглашение и написал пару сухих строчек оправдания, почему меня не будет. Но дата близилась, и я не находил себе места. Когда день настал, я сбежал из своей комнаты в Эвеншпиле, спустился к гавани, арендовал лодку и доплыл до Роузварда. Дорнрайс был полон гостей со всех концов Сэрита. Я был удивлен размахом свадьбы, ведь думал, что родители не одобрят пару. Хеления была без денег. Едва ли подходила для старшего сына лорда Сильвери. Но нет! Они относились к ней, как к своей дочери, не скупились. Никто не заметил меня. Я был не в мантии мифато, а в скромном одеянии, оставался на краю веселья. Когда настал момент, когда невеста спускается по лестнице в фойе, чтобы встретить моего брата и пройти с ним сквозь толпу в сад роз, где пройдет церемония, я стоял у стены, незаметный. Но Хеления увидела меня. Она появилась на вершине лестницы, роскошная в белом наряде невесты, в руках держала букет роз. Она выглядела как нереальное создание в своей красоте. Я ненавидел ее в тот миг, как еще никого никогда не ненавидел. И моя ненависть пылала во мне, как маяк, потому что она посмотрела прямо на меня и так пристально, что я был потрясен. Она спустилась по лестнице во всей своей роскоши, не сводя взгляда, даже не глядя на Итана, который ждал ее, вытянув руку. Словно в толпе не было никого, кроме нас двоих. Может, я думал, что она побежит ко мне. Может, надеялся, что она порвет с Итаном, подхватит юбки и побежит в мои объятия, умоляя меня забрать ее отсюда. Пока я думал об этих глупостях, я понял, что шел с толпой в сад. И я смотрел, как Хеления и Итан встали под аркой цветущих роз, поклялись в вечной любви и верности. Это был сон. Кошмар. Но я не мог проснуться. Не мог терпеть свадебный пир. Я хотел вернуться в Вимборн после церемонии, поклялся, что не вернусь в Дорнрайс и больше никого из них не увижу. Сколько раз я гадал, почему не сдержал клятву и не убежал в гавань и с острова! Все сложилось бы иначе. Но мне было плохо, я почти жаждал мучений, которые уже ощущал. И я ушел от толпы и поднялся в старую комнату Хелении. Я вошел в ту комнату, такую знакомую для меня, стоял там какое-то время, закрыв глаза, вдыхая ее запах. Розы. От нее всегда пахло розами. Она нашла меня там. Пока ее гости выпивали за нее и ее мужа, она пришла ко мне, проникла в комнату шорохом шелка, принесла запах свежих роз с собой. Я повернулся к ней с гневом в сердце. Ладони тянулись против моей воли, готовые сжать ее шею. Но когда я поймал ее взгляд и увидел слезы в ее глазах, моя ненависть растаяла. «Почему? — спросил я у нее. — Почему он? Зачем ты это сделала?». «Ты думал, я буду ждать вечно? — ответила она, пересекая комнату и бросаясь в мои объятия. — Ты думал, я сложу руки, опущу голову и буду ждать годами, пока ты вспомнишь обо мне? Пока ты не придешь забрать меня своей любовницей, игрушкой на то время, пока я буду тебя удовлетворять? А что потом? Когда моя красота увянет, а твоя любовь ко мне умрет, что мне останется? Испорченная репутация и дети, которых ты мне сделаешь. Так я должна была отплатить за доброту твоему отцу и за заботу твоей матери?». Я был потрясен. Я был эгоистом, не думал о том, что Хеления не хотела наше будущее. Что то, что комфортно мне, погубит ее. «Но почему он? — осведомился я, оставаясь эгоистом. — Если ты хотела мужа, могла бы выбрать кого угодно. Почему Итан?». Она прижалась лицом к моей шее, пальцы запутались в моих волосах. «Думаешь, это просто? — сказала она. — Думаешь, девушке без денег, как я, каждый день делают предложения? Твой брат — наследник Дорнрайса, лорд Роузварда. Я буду леди Сильвери. Я буду в лучших кругах, в красивых платьях и ярких украшениях, мне все будут завидовать!». Ее голос был тихим, но в словах была горечь. Но я все еще мог думать только о себе. Я отодвинул ее от себя, мой гнев мог соперничать только с моей похотью. «И ты берешь его из-за его титула? — осведомился я. — Ты такая мелочная и эгоистичная?». «Да, Соран, — ответила она, прижимая ладони к моему лицу. — Я мелочная, я — эгоистка. Я отчаявшаяся, испуганная и в ярости. И я всегда буду ненавидеть тебя!». Она поцеловала меня. И наша ненависть, наша любовь была как огонь, поглощающий нас. Мы забыли обо всем, кроме друг друга. Ее свадебное платье и клятвы были для меня ничем. Важно было, что она была в моих руках, и я снова делал ее своей. Я хотел лишь доказать, что она любила меня, а не моего брата. Я не слышал, как он вошел. Не видел, как он пересек комнату. Не слышал, как он вытащил нож. Первым предупреждением было то, как вздрогнуло вдруг тело Хелении в моих руках. Я отодвинулся, и все было как в кошмаре — мое зрение темнело, оставляя только ее лицо. Боль в ее глазах. Кровь текла из уголка ее рта. Она пыталась говорить, наверное, произнести мое имя. Она рухнула на меня, но я не мог ее удержать. Мой дух словно убежал из тела, оставив меня бесполезным. Она упала на пол в куче белого платья, лежала между мной и Итаном. Он держал в руке окровавленный нож. Кровь была на его рукаве, на камзоле. Он посмотрел на мое ошеломленное лицо с печалью в глазах. Я едва знал, что произошло потом. Думаю, я напал на него. Забрал у него нож и попытался заколоть его. Нас обнаружили, разняли. Я помнил, как отец кричал, а мать визжала. Может, они думали, что это я убил Хелению… я не узнаю уже, но много раз думал об этом. Ведь меня видели с ножом. Может, они решили, что я убил ее из ревности и напал на брата, когда он решил защитить ее. Но я вырвался и как-то сбежал из Дорнрайса в гавань, к лодке, которая меня ждала. Безумие было таким сильным, что я не пришел в себя, пока не вернулся в Вимборн, в свою комнату в Эвеншпиле. А потом я заплакал, бросался мебелью, бил окна и зеркала, вымещал отчаяние. Когда это прошло, пришла ясность. То, что казалось тогда ясностью. Теперь я знаю, что это было еще более опасное безумие. Я взял свои вещи — перья, чернила, книгу, которую сделал сам. Красную книгу, украшенную розой из позолоты. Красивую книгу. Я сделал ее для своего первого серьезного заклинания. Теперь, глядя на розу, я улыбался, думая, как она подходила для того, что я затеял. Мы с Гаспаром месяцы назад создали тайный кабинет в башне Тиран. Он был там, когда я прибыл, читал книгу. Он стал радостно лепетать при виде меня из-за новой находки… но я не слышал его. Я убрал со стола взмахом руки, наплевав на его работу, его протесты, и разложил свои вещи. Он понял, что я делал. Он пытался меня остановить. Он видел, что я был не в себе, просил подождать, дать безумию пройти. Но я не мог ждать. Я все видел четко, яснее, чем раньше. Тайны, которые всегда были вне нашей досягаемости, силы, которые мне не давались… все было моим.