Босс с причудами - Варвара Корсарова

халат, тапочки, смену белья, туалетные принадлежности. Я успокаиваю Родиона, отвлекаю разговорами — он ужасно переживает, хоть и скрывает это изо всех сил.

— Как зовут твою маму?

— Мама Катя. Екатерина Анатольевна, — поправляется он и вдруг смущенно улыбается. — В детстве я почему-то хотел называть ее по имени. Она сердилась и запрещала.

Идем к больнице. Это старинное серое здание с высокими окнами. Красивое снаружи, но внутри — далеко не дворец.

Пахнет хлоркой и тушеной капустой. Краска на стенах облупилась. По коридорам бродят хмурые врачи и медсестры. У них такой вид, словно их все достало.

— Надо срочно перевезти маму в платную клинику, — повторяет Родион как заведенный. — Здесь ей не понравится.

— Врачи тут очень хорошие, не переживай. Еще и получше, чем в элитных клиниках.

Нас долго не хотят пропускать наверх, но после дипломатичных препирательств Родион победил.

Напяливаем бахилы и идем по бесконечному серому коридору.

Тут уныло. Ненавижу больницы. В детстве мне вырезали гланды, я получила психологическую травму, и с тех пор стараюсь заглядывать в эти заведения как можно реже.

Пока везет: организм меня не подводит. Он понял, что я настроена серьезно, и лучше умру, чем сдамся на милость докторов.

— Сначала поговорю с лечащим врачом, — Родион останавливается у ординаторской.

— Я пока загляну к твоей маме и посижу с ней.

— Не надо. Подожди меня тут.

И запнувшись зачем-то добавляет:

— Моя мама непростая женщина. С ней бывает тяжело общаться.

Он заходит в кабинет, а я решаю не послушаться.

Бедная мама Катя! Ей сейчас очень плохо, больно и страшно. Вдруг она лежит на койке, заброшенная, и некому подать ей воды? Персонала в больнице вечно не хватает.

У поста медсестры выясняю, в какой палате лежит Екатерина Анатольевна Ремезова.

Вместо медсестры тут медбрат. Толстый и дурашливый.

— Ремезова в пятой! — сообщает он весело. — Отдыхает. У нее камень из почек вышел, малюсенький — он показывает пальцами нечто размером с блоху. — Не переживайте. С ней теперь все окей будет. Пару дней подержим, и до свидания, нечего тут жиреть на больничных харчах! У нас тяжелым коек не хватает.

Иду к палате. Медбрат меня окликает:

— Эй, девушка! Ты своей родственнице скажи, чтобы нас не дергала каждые пять минут. И чтобы с соседками поменьше ругалась. А то легче дерущихся медведей разнять, чем пациенток.

И он хохочет над своей глупой шуткой.

Странные они тут все какие-то. Если я заболею, лучше уйду в лес и буду щипать целебную травку, как больная собачка. А если не поможет — пусть меня пристрелят.

Подхожу к пятой палате. Из-за двери слышно, как стервозный женский голос требует:

— Да закройте вы уже это окно! Дует невыносимо! Вы нас тут всех застудить хотите?

— Дышать нечем, — терпеливо, но с ноткой раздражения объясняет вторая женщина. — Ложитесь на мою кровать, на солнечную сторону, раз вам холодно! Узнаете, каково тут валяться как на печке.

— У меня, женщина, своя кровать есть, и я хочу лежать на ней с удобствами! — парирует первый голос.

Я от души сочувствую второй женщине и жалею маму Катю. Ужасно оказаться в палате с подвидом людей, которым вечно «дует». Они даже в аду будут требовать закрыть все форточки.

Пишу сообщение Родиону: «Я у твоей мамы в палате». Толкаю дверь и широко улыбаюсь.

— Здравствуйте! Я ищу Екатерину Анатольевну.

Оглядываю залитую солнцем комнату. Здесь и правда невыносимо жарко и душно. В палате пять занятых коек. На меня вопросительно смотрят женщины в халатах и тапочках.

— Так, а вы кто? — сурово спрашивает меня тот самый склочный голос, который требовал закрыть окно.

Ой. Стало быть, это и есть мама Ремезова. Она на кровати в дальнем, самом уютном углу. У нее худое, красивое лицо и черные глаза в точности как у ее сына. Тонкие губы кисло поджаты, взгляд недружелюбный.

* * *

Оробев, подхожу к ней и сажусь на стул у кровати.

— Меня зовут Таня, я приехала с вашим сыном. Он сейчас у врача, но скоро подойдет. Вот, мы тут привезли… Минералку, йогурт, халат! Журналы…

Суетливо лезу в сумку. Мне не по себе под пронизывающим взглядом Екатерины Анатольевны.

— А почему Родион привез вас, а не Валерию?

Пожимаю плечами.

И правда, почему не Валерию? Она добрая, не отказалась бы помочь бывшему жениху. Но Родион обратился ко мне в трудную минуту. И это приятно.

А его мама не в курсе, что сын расстался с невестой.

— Вы Родиону кто? — продолжает она допрашивать.

— Просто знакомая.

— Ах вот как… — она с разочарованием на лице откидывается на подушки. И заявляет: — Нарядная вы какая, как в театр явилась, а не в больницу.

Мне опять стыдно за свой вид. Надо было все-таки сменить шелковое платье на джинсы.

— А Родион не торопится! — говорит она обвиняющим голосом. — Я уже полдня тут мучаюсь, пока он заявиться изволил!

Это неправда — я знаю, что Родион помчался к ней сразу же, как ему позвонили, хотя был занят. Но я понимаю, что больные бывают капризны.

— Как вы себя чувствуете, Екатерина Анатольевна?

— Отвратительно! Я чуть не умерла. А эта больница! Ужас какой-то. Клоповник! Врачи с похмелья! Как можно держать пять человек в одной палате!

Мне неловко ее слушать. Больница и правда не блещет интерьером, но на врачей она наговаривает. И хотя мне самой не шибко приятно тут находиться, все же согласиться с оценкой Екатериной Анатольевной я не могу.

— А какие у меня ужасные соседки по палате! — продолжает жаловаться мама Ремезова, не понизив голос — каждое слово она чеканит, как непреложную истину. — Без конца то едят, то болтают! Окна открывают!

С других коек на нас смотрят с ненавистью.

— Ишь ты барыня какая… — бормочет под нос старушка в углу. Мне хочется провалиться под ободранный больничный паркет.

— Зато вам тут быстро помогли, правда? А Родион уже договаривается, чтобы вас перевезли в другую клинику. Давайте помогу вам переодеться…

Мама Ремезова сейчас с застиранном больничном халате. Но при виде купленного мной, уютного, в цветочек, кривится.

— Неужели Родион ничего лучше привезти не мог?! Какой отвратительный покрой!

— Это я его купила, не Родион, — отвечаю терпеливо.

Она и не думает извиняться. Лишь презрительно дергает бровями.

— Ладно, давайте сюда!

Хочу помочь Ремезовой встать, но она поднимается сама, и довольно шустро. Она бледная, но видно, что чувствует себя неплохо. Тело у нее гибкое, натренированное, ухоженное. Эффектная женщина, хоть и в возрасте.

Но характер! Но язык! Интересно, она всегда такая, или только когда болеет?

Ее сын подходит через пять