Великие мечты - Дорис Лессинг

Кухня заполнялась подростками, уже страдающими от похмелья и нуждающимися в дозе алкоголя, и к тому времени, когда все расселись вокруг стола и огромная птица заняла свое место в центре, готовая пойти под нож, компания уже достигла того состояния, в котором сон неминуем. И действительно, Джеймс клевал носом над тарелкой, его пришлось будить. Франклин, опять с сияющей улыбкой, посмотрел на гору еды перед собой, подумал о своей нищей деревне, произнес про себя благодарственную молитву и начал есть. Он ел и ел. Девушки, и Сильвия в их числе, тоже налегали на угощение. Шум стоял невообразимый, потому что праздник вернул взрослеющую молодежь в детство, только Эндрю, самый старший в своем поколении, вел себя соответственно возрасту, как, впрочем, и Колин, хотя последний изо всех сил старался проникнуться царящим за столом духом беззаботности и веселья. Но Колин всегда будет стоять как бы в стороне, отдельно от всех, и никакие его клоунские выходки не помогут, и он знал это.

Объятый ромовым пламенем рождественский пудинг прибыл в затемненную ради этого кухню, на часах уже было четыре, и Фрэнсис сказала, что надо проветрить гостиную наверху и прибраться там перед чаепитием у Юлии. Чаепитие? Да после такого обеда даже подумать о еде страшно! Под аккомпанемент ленивых стонов руки тянулись к блюдам, чтобы подобрать ну еще пару крошечек пудинга, обмакнуть палец в заварной крем, отломить кусок пирога.

Девушки поднялись в гостиную и сложили разбросанные по полу спальники в один угол. Они распахнули все окна, так как комната буквально провоняла. Затем они снесли вниз пустые бутылки, которые провели ночь под стульями или в углах, и выдвинули предложение: нельзя ли убедить Юлию перенести чаепитие хотя бы на один час позже? Но нет, об этом не могло быть и речи.

Джеймс не мог больше бороться со сном и чуть не падал на стол, и Джеффри сказал, что если не приляжет немедленно на полчасика, то умрет. В ответ Роуз и Франклин пригласили всех желающих спуститься к ним в цоколь и воспользоваться их кроватями, и компания распалась бы, но тут с улицы в дом постучали.

Через минуту дверь в кухню распахнулась, и перед всеми предстал Джонни, позволивший себе ради праздника сменить суровое выражение лица на более легкомысленное, с охапкой винных бутылок в руках и в компании своего приятеля, недавно прибывшего в Лондон сценариста пролетарского происхождения — некоего Дерека Кери из Халла. Дерек был радостен, как Санта-Клаус, и имел на это полное основание, так как все еще был одурманен Лондоном, этим рогом изобилия. Блаженство началось две недели назад, в первый же день после приезда. На вечеринке после театрального представления зачарованный Дерек наблюдал издалека за двумя роскошными женщинами — блондинками с аристократическим акцентом, который он сначала принял за поддельный. Он посчитал их проститутками. Но нет, это были действительно представительницы высшего света, сбежавшие оттуда ради мятых простыней и пикантных утех Свингующего Лондона. «О, мой бог, — запинаясь, обратился он к одной из них, — если бы я мог оказаться с тобой в постели, если бы ты согласилась переспать со мной, то для меня это был бы рай на земле». Он застенчиво умолк, ожидая заслуженной кары, физической ли, словесной, но вместо этого услышал: «Так и будет, дорогуша, так и будет». Потом вторая женщина одарила его французским поцелуем — у себя на родине ему пришлось бы трудиться неделями, месяцами, чтобы добиться такого. Дальше — больше, и закончилось тем, что они пошли в постель втроем. И в каждом новом месте, куда попадал Дерек, он ожидал найти и находил новые наслаждения. Сегодня вечером он был пьян (в эти сумасшедшие две недели он не успевал трезветь). Подойдя к оголившемуся скелету индейки, он присоединился к Джонни, который энергично отковыривал и глотал лоскутки мяса.

— Как я понимаю, вы не отказались бы от индейки? — сказала мужчинам Фрэнсис и вручила им по тарелке.

Дерек тут же ответил:

— О да, с огромным удовольствием.

Он наполнил свою тарелку, Джонни — свою, и они сели за стол. Колин и Эндрю ушли наверх. Бессмысленность расспросов о Филлиде («С кем она? Есть ли у нее еда?») была очевидна.

Присутствие двух мужчин положило конец веселью, и молодежь переместилась в гостиную, где Юлия уже расстелила белую кружевную скатерть и накрыла стол: изящнейший фарфор, тарелки с немецким штолленом и традиционным английским рождественским пирогом.

С гостями осталась Фрэнсис. Она сидела и смотрела, как они едят.

— Фрэнсис, мне нужно поговорить с тобой о Филлиде.

— Не обращайте на меня внимания, — сказал сценарист. — Я не буду слушать. Но поверьте мне, с супружескими проблемами я знаком не понаслышке. За мои грехи!

Джонни доел индейку, положил себе кусок пудинга, полил его кремом и с тарелкой в руках встал и отошел к окну, на свое обычное место.

— Так я сразу перейду к делу.

— Прошу.

— Ну-ну, не ссорьтесь, детки мои, — сказал сценарист. — Вы давно уже не муж и жена. Не нужно грубить. — Он налил себе еще вина.

— У нас с Филлидой все кончено, — объявил Джонни. — Так я сразу перейду к делу… — повторился он, — я хочу снова жениться. А возможно, мы обойдемся и без формальностей, всех этих буржуазных условностей. Я нашел настоящего товарища, это Стелла Линч, ты, наверное, помнишь ее с прошлых времен — война в Корее, те годы.

— Нет, — сказала Фрэнсис. — И что же будет с Филлидой? Только не говори, будто хочешь, чтобы она переехала сюда!

— Как раз этого я и хочу. Хочу, чтобы она поселилась в цоколе. В доме полно места. И это мой дом, о чем ты, похоже, предпочитаешь забывать.

— Не Юлии?

— По моральному праву он мой.

— Но здесь уже живет одна брошенная тобой семья.

— Ну-ну, не надо ссориться, — опять принялся увещевать их сценарист. И икнул. — Будь здоров! Извиняюсь.

— Мой ответ: нет, Джонни. Дом полон и без Филлиды, и ты, похоже, забываешь кое о чем. Если здесь появится Филлида, то Сильвия тут же уйдет.

— Тилли поступит так, как ей будет велено.

— Между прочим, ей уже исполнилось шестнадцать.

— Значит, она уже достаточно взрослая, чтобы хоть иногда навестить мать. А я что-то не вижу ее рядом с Филлидой.

— Ты знаешь не хуже меня, что Филлида начнет кричать на нее. В любом случае, сначала тебе стоит узнать, что думает по этому поводу Юлия.

— Старая ведьма. Она свихнулась.

— Нет, Джонни, она не свихнулась. И тебе лучше поторопиться, потому что скоро начнется чаепитие.

— Чаепитие? — переспросил товарищ из Халла. — О, чудненько. Чудненько, славненько. — Он посидел, раскачиваясь из стороны в сторону, долил себе вина в недопитый еще стакан, после чего сказал: — Простите… — И заснул прямо на стуле, с раскрытым ртом.

Фрэнсис слышала у себя над головой голоса — Джонни, его матери. «Ты круглый дурак», — разобрала она слова Юлии, и вскоре Джонни скатился с лестницы, перепрыгивая по две-три ступеньки зараз. Он вернулся в кухню взъерошенный, утратив свою неизменную самоуверенность.