Вся ярость - Кара Хантер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О.: Да. Мы считаем, преступник крайне тщательно следил за тем, чтобы не оставлять биологических улик.
В.: И каким образом он этого достигал?
О.: Например, надевал перчатки и пользовался презервативом. Мы также считаем, что когда он увозил двух жертв в фургоне своего брата, то застилал пол в кузове пластиком, чтобы исключить попадание ДНК жертв в машину.
В.: Поэтому ДНК этих двух женщин не были обнаружены в вышеозначенном фургоне?
О.: Да. Только ДНК самого мистера Пэрри, его брата и двух человек, работавших вместе с последним. Все трое были категорически исключены из списка возможных подозреваемых.
В.: Вернемся к мисс Шелдон – смогла ли она опознать мистера Пэрри?
О.: Визуально нет. Она не видела лица нападавшего.
В.: Что насчет фургона?
О.: Опять же, она его не видела. Нападавший набросился на нее сзади и надел на голову пластиковый мешок.
В.: Но она смогла опознать его по другим признакам, так? И это опознание в конечном счете и привело к аресту мистера Пэрри?
О.: Да. Смогла.
* * *
Адам Фаули
4 апреля 2018 года
18:27
Фиона Блейк во время телевизионного обращения держится просто очень хорошо. По долгу службы мне уже много раз приходилось проходить через это, но я не припоминаю, чтобы кто-нибудь вот так же сохранял выдержку. Когда мы ехали на Уиндермер-авеню, Сомер предупредила меня, что боится даже просить Фиону, поскольку это может вызвать срыв, и я понял, что она имела в виду: есть люди, которые именно в этот момент осознают страшную правду. Наконец понимают, что их жена, ребенок, близкий друг или родственник не просто потерялся, заблудился или оказался без связи: он пропал и, возможно, больше никогда не вернется. Но с Фионой Блейк ничего этого не было. Сказать, что она отнеслась ко всему спокойно, значило бы покривить душой; Фиона увидела в этом в первую очередь возможность обратиться к миру с просьбой помочь ей вернуть свою дочь. И мы с ней вдвоем целый час сидели в зале, определяясь с тем, что нужно сказать ей, что скажу я, как общаться с прессой, и она слушала меня и задавала вопросы, с сухими глазами, но бледная, словно полотно.
И Фиона по-прежнему такая же, в медиацентре в Кидлингтоне, в ярком свете софитов, перед телекамерами и столпотворением народа. Она говорила четко и смотрела людям в глаза. Никаких уклончивых жестов, никаких непроизвольных движений, которыми человека выдает его тело. Я отчетливо помню, как в предыдущий раз сидел здесь, призывая помочь найти пропавшего ребенка; помню непроизвольное смущение, накатывавшееся на меня при каждом движении четы Мейсонов. Но сейчас ничего этого нет. И когда я замечаю в студии Брайана Гоу, тот лишь кивает: «Эта женщина говорит правду». Как будто я и без него это не знаю.
И вот подходит мой черед.
– Если кто-нибудь располагает любой информацией о Саше или том, где она может находиться, пожалуйста, немедленно свяжитесь с нами. Или по телефону, позвоните в полицейский участок Сент-Олдейт по номеру, который мы уже называли, или через социальные сети свяжитесь с Управлением полиции долины Темзы. Также вы можете связаться с нами анонимно через форум «Борьба с преступностью». – Я останавливаюсь и оборачиваюсь к фотографии Саши на экране у меня за спиной. Той, которую выбрала ее мать. Где они вдвоем, смеются в солнечных лучах. – Повторяю еще раз, Саше всего пятнадцать лет. Все ее очень любят, мать в отчаянии и хочет вернуть ее домой.
Напоследок я еще раз обвожу взглядом собравшихся и возвращаюсь на свое место.
Сидящий в глубине зала мужчина поднимает руку.
– Пэдди Невилл, «Рединг кроникл». Есть какие-либо основания предполагать, что имело место похищение?
– На данном этапе мы не можем исключить ни одну версию, однако никаких свидетельств похищения пока что нет.
– Инспектор, не было ли в последнее время схожих инцидентов? – Еще один журналист. Бородатый, в очках, вязаный галстук. Я его не знаю. И он не называет себя.
– Нет.
– Вы говорите только о долине Темзы или шире?
Я спокойно выдерживаю его взгляд.
– Мне не известно о таких случаях.
Мужчина с вязаным галстуком поднимает брови.
– Неужели? А что насчет инцидента, случившегося первого апреля?
Остальные писаки оборачиваются на него – общее впечатление того, что на самом деле тут нечто больше, чем кажется на первый взгляд. Больше, чем говорим мы. А больше всего на свете борзописцы обожают, когда полиция пытается что-то скрыть. До меня доносятся приглушенные голоса: «Какой еще инцидент?», «Вы понимаете, о чем он говорит?» И, судя по лицам, местные, и в первую очередь корреспондент Би-би-си в Оксфорде, крайне недовольны тем, что их обошел какой-то чужак. Сидящий на другом конце помоста Харрисон начинает болтать ногой вверх-вниз; я чувствую это через половицы. Слава богу, журналисты этого не видят за драпировкой и большим плакатом с надписью «УПРАВЛЕНИЕ ПОЛИЦИИ ДОЛИНЫ ТЕМЗЫ: БОРЕМСЯ С ПРЕСТУПНОСТЬЮ, БЕСПОРЯДКАМИ И СТРАХОМ». Что-то подсказывает мне, что последняя часть получается у меня неважно.
– Инспектор Фаули, – говорит мужчина с вязаным галстуком, перекрывая нарастающий в зале шум, – имел ли первого апреля место инцидент с участием молодой женщины?
– Да, инцидент был. Однако женщина не получила никаких сколько-нибудь значительных травм.
– Так, подождите-ка, – спрашивает женщина в первом ряду. – Никаких сколько-нибудь значительных травм – это что еще за увиливания?
И она права. Есть прирожденные брехуны, но таких немного, остальные кривят душой лишь по мере необходимости.
– У нас нет никаких доказательств связи…
Мужчина с вязаным галстуком сдвигает очки на переносицу.
– Не хотите ли вы сказать, пока что нет никаких доказательств?
Харрисон принимается дергать ногой сильнее.
Мужчина с вязаным галстуком листает свои записи, но это лишь чисто напоказ: он все знает, и я это понимаю.
– Согласно моим источникам, жертва нападения первого апреля живет менее чем в миле от Саши Блейк. – Он поднимает взгляд на меня. – Конечно, в полицейских расследованиях я полный дилетант, и все-таки мне это обстоятельство кажется возможной связью.
В зале звучит смех. Но жесткий, сухой. Настроение переменилось, и я чувствую на себе взгляд Фионы Блейк. Она недоумевает, почему мы не рассказали ей про другую девушку, почему ничего не сделали, чтобы предотвратить повторение этого…
Мужчина с вязаным галстуком по-прежнему смотрит на меня. В зале постепенно наступает тишина.
– Но, может быть, я ошибаюсь, – продолжает он. – Вы мне скажите, инспектор, – в конце концов, это ведь ваша епархия, а не моя.