Лютая охота - Бернар Миньер

– И что вы рассчитываете сделать?

– Подумаем. А пока ждешь, выйди на улицу, подыши. Позабавься с ними немного. Они собираются тебя дестабилизировать, а ты им покажи, что они напрасно тратят время. Отплати им той же монетой. В группе есть слабое звено, на нем и сыграй.

«Да уж, – подумал он. – Надо действительно выйти подышать. Позабавимся немного»…

– Вот что тебе надо сделать… – сказал человек на другом конце провода.

* * *

– Он выходит, – сказала Самира.

Сервас открыл глаза и встряхнулся. Лемаршан спускался по ступенькам. Он вышел и уселся в свой фургон, не глядя на них, словно их не видел.

– Мартен – всей бригаде. Лемаршан покидает лагерь. Мы за ним.

– Понял тебя, – отозвался из другой машины Венсан.

Они гуськом двинулись с места. У них не было цели проехать незамеченными, наоборот, Лемаршан не должен был ни на миг забыть о том, что они есть. Они ехали вплотную за ним до самого выезда на окружную дорогу. Когда они оказались на уровне Бальма и Самира уже решила, что они повернут на Арьеж, они проехали съезд на шоссе А61, потом на А64, потом с восточной окружной повернули на южную, потом на западную… И тут они стали подозревать, что что-то затевается.

– Они хотят от нас отделаться, – сказала Самира.

– Угу…

Меньше чем через час они завершили полный круг, объехав город вместе с пригородами, и приступили ко второму кругу, когда из своей машины позвонил Венсан.

– Он над нами издевается! Что он делает?

– Едем за ним. Он устанет ехать впереди.

Ночь стала еще темнее.

В этот час, да еще на самых окраинах, движения на шоссе почти не было, да и окрестные селения смотрелись как-то необжито и неестественно: бетон, асфальт, слабое освещение, ощущение одиночества…

Вдруг Лемаршан прибавил скорость.

Полный газ. Они тоже поднажали. Спидометр словно взбесился. Сто двадцать… сто пятьдесят… сто семьдесят…

– Что он вытворяет, мать его? – крикнула Самира.

Сто восемьдесят…

– Да он спятил!

Фургон несся на полной скорости, виляя то вправо, то влево, съезжая с одной дороги на другую. Он скользил, словно плоский камень по льду, обгоняя редкие автомобили то с одной стороны, то с другой, как болид в ночи.

– Что за игру он затеял, черт возьми?

Вдруг Лемаршан замедлил ход. Он съехал с окружной дороги на уровне Пон-Жюмо, проехал порт Амбушюр, потом вдоль Южного канала к бульвару Маркетт, все время сильно нарушая скоростной режим. Сквозь заднее стекло его машины они увидели, как он включил на щитке приборов вращающийся фонарь на крыше, и ночь вдруг озарилась синими сполохами, которые хлестали по листьям платанов, стоящих вдоль канала.

– Это он так играет у нас на нервах, – заметил Сервас.

– Все в порядке? – спросила Самира.

– У меня все в порядке. А у тебя?

– Я бы охотно прищемила ему яйца дверцей, а так все в полном порядке.

– Ладно, – спокойно сказал Мартен. – Мы в его игры играть не будем.

Фургон резко свернул налево на следующем перекрестке, переехал через канал возле рю Беарнé, потом направо, уже на другом берегу, по бульвару Амбушюр поехал вдоль канала к центру. Он что, едет в полицейское управление? Центральный комиссариат возвышался в нескольких сотнях метров дальше. Сервас разглядел силуэты проституток в мини-юбках, несмотря на холод, фланирующих по боковым аллеям.

Вдруг, оказавшись уже почти перед центральным комиссариатом, Лемаршан свернул направо, прибавил к крутящемуся фонарю аварийный сигнал и остановился.

– Что он делает, чтоб его?

– Остановись!

Самира остановилась, следом за ней, как при цепной реакции, Венсан. Сквозь ветровое стекло они увидели, как продажный легавый перешагнул через живую изгородь между платанами, пересек беговую дорожку в сторону канала, расстегнул ширинку и принялся мочиться в черную воду.

– Кто-нибудь хочет принять участие в соревновании? – насмешливо спросил по рации Эсперандье.

Но Мартену было не до шуток. Он чувствовал, как нарастает напряжение. Шестое чувство говорило ему, что неприятностей не миновать. Все сигналы тревоги у него внутри завыли хором. Они с Самирой сидели молча. Он широко открытыми глазами вглядывался в неподвижный темный силуэт, стоявший между деревьями спиной к ним. Старший капрал Лемаршан не двигался. Казалось, он чего-то ждал.

Потом он вернулся, на ходу застегивая ширинку и широко улыбаясь. Сервасу показалось, что в глазах у него блеснул огонек безумия, и он почувствовал, как внутри нарастает тревога. Лемаршан спокойно шел к автомобилям, но вместо того чтобы подойти к своему, прямиком направился к автомобилю Венсана и Рафаэля. Он постучал в пассажирское стекло, и Кац его опустил.

– Так это ты новенький? – спросил продажный легавый.

Лемаршан улыбался, но улыбка была опасная, что-то вроде щели или глубокого пореза поперек лица, на котором выделялись чернильно-черные, необычно блестящие зрачки.

Рафаэль спокойно выдержал его взгляд, не говоря ни слова.

– А ты знаешь, что твой командир гомик? – продолжал Лемаршан, прислонившись к дверце. – У него самая красивая в мире жена, а он предпочитает трахаться с парнями[48]. Да уж… нынче в полиции может оказаться кто угодно.

– А тебе это не нравится, а, Лемаршан? – саркастически вмешался Эсперандье. – Вот ведь насколько забавно заставить тебя изумиться. Держу пари, что ты плохо спишь по ночам… Это потому тебя бросила жена? Потому, что ты прокис?

– Я не с тобой разговариваю, ублюдок, – огрызнулся Лемаршан, – я разговариваю с блондинчиком…

Он выпрямился, бросил взгляд поверх крыши автомобиля и заглянул внутрь, на Каца.

– А ты, беленький, тут вроде и ни при чем, а? Ты исправный маленький солдатик. Папенькин сынок. Проклятый легавый твой папаша. А уж послужной список у него был – закачаешься… Великий сыщик…

На последних словах Эсперандье похолодел. До него дошло, во что втягивает их мерзавец.

– Не отвечай, – шепнул он соседу.

– Жаль, что он покончил с собой, – продолжал Лемаршан, имея в виду историю, которую знало все полицейское управление. – Сколько тебе было лет, когда папаша решил пососать свой пистолет? Пятнадцать? Шестнадцать?

Несмотря на полумрак в салоне автомобиля, Венсан увидел, как побледнел Кац.

– Заткнись, Лемаршан! – рявкнул он, наклонившись. – Клянусь, я подам на тебя рапорт…

По-прежнему прислонившись к дверце, тот даже взглядом его не удостоил. Он буквально пожирал глазами Рафаэля.