Королева пламени - Энтони Райан

Она не сразу отыскала место, где был ее сад. Рабы расчищали площадь под архитектурные амбиции Дарнела, и остались лишь кирпичные бордюрчики да клочки голой земли там, где когда-то росли цветы. Но любимая скамья уцелела, хотя и немного почернела. Королева села и окинула взглядом оскверненные останки любимого убежища. Сюда Лирна когда-то привела Ваэлина. Из-за неуклюжей интриги он возненавидел принцессу, а она усвоила полезный урок: есть те, кто способен видеть сквозь любую маску. Здесь Лирна провела восхитительные часы с освобожденной из Блэкхолда сестрой Шерин. Искренняя, глубокая доброта сестры и острый ум почти целиком развеяли ревность Лирны. Она нашла вспыхнувшую дружбу приятным новым ощущением в жизни, и, когда Шерин отплыла в Линеш, Лирна перестала ходить в сад. Укрытый дворик уже не был уютным пристанищем, он сделался просто заброшенным уголком дворца, где одинокая женщина лелеяла цветы и интриги в ожидании смерти отца.

— Лирна!

Королева опомнилась как раз в тот момент, когда перед ней выросла высоченная лоначка. Ее руки сдернули Лирну со скамейки, подняли, придавили к себе так, что бедная Лирна заболтала ногами в воздухе. Рядом затопали сапоги, вылетая из ножен, скрежетнул меч.

— Дикарка, немедленно отпусти нашу королеву! — прорычал Илтис.

Давока не обратила на него внимания, стиснула Лирну еще раз до хруста костей, отпустила, сжала ее голову ладонями и широко улыбнулась. Лирна раньше никогда не видела ее улыбки. Пальцы лоначки коснулись лица королевы, прошли от бровей до быстро растущих рыже-золотых локонов.

— Сестра, я думала, что потеряла тебя. Мне говорили, ты горела.

— Да, я горела. Я и сейчас горю, — сказала Лирна, схватила ладони Давоки, поцеловала их, затем кивнула страже.

Удивленные Илтис с Бентеном сунули мечи в ножны, поклонились и ушли. Лоначка отступила на шаг, немного смущенно и даже с тревогой посмотрела на Лирну и заговорила на языке Королевства:

— Брат Френтис, он…

Лирна отвернулась. Давока замолчала, глядя на внезапно посуровевшее лицо королевы. После прибытия Лирна многое слышала о знаменитом Красном брате. Ваэлин прямо у трапа заговорил о Френтисе. За него страстно молила аспект Элера, о помиловании скупо попросил брат Соллис. Каждому Лирна дала одинаковый ответ. Его же услышала и Давока.

— Правосудие свершится должным образом.

— Мы дрались вместе в лесу перед тем, как он сгорел, — сказала Давока. — Мы с Френтисом горины. Он настолько же мой брат, насколько ты — сестра.

В памяти Лирны всплыли красные слезы воларской женщины, страшная боль, когда вспыхнули волосы…

Королева закрыла глаза, ощутила ветер кожей — гладкой, исцеленной. И подумала о том, что кожа исцелилась, но разум — нет. Накануне вечером Лирна стояла у погребального костра Алюция. В краткой речи она назвала погибшего мечом Королевства и объявила его герб: перо и чаша с вином. Если бы Алюций слышал, он бы оценил шутку. Вышла сказать прощальные слова и госпожа Алорнис — бледная, спокойная, но из ее глаз лились слезы. Брат пытался успокоить ее, положил руку на плечо.

— Алюций Аль-Гестиан, — ясно и громко заговорила она, но сбилась и продолжила тихо, запинаясь: — Его бы многие назвали… назвали героем, а другие — поэтом… — Она смущенно улыбнулась. — И, быть может, он слишком любил вино… но я всегда буду звать его… просто другом…

Лакрилю Аль-Гестиану позволили присутствовать на погребении сына. Закованный в цепи отец молча и безразлично смотрел на пылающий костер. Лакриль не захотел говорить, и на его глазах не было слез. Лирна позволила ему стоять, пока костер не рассыплется углями, а затем его отвели в подземелья, заполненные предателями, ожидающими королевского правосудия.

Правосудие.

Костер задымил и скрыл лицо Алюция, пощадил взгляд королевы, не дал увидеть, как обгорает плоть.

«Мой старый друг, какое же правосудие я дала бы тебе? — спросила себя королева. — Ведь ты шпион, предатель Королевства, а теперь герой освобождения Варинсхолда. Отец бы устроил красочный спектакль королевского милосердия и прощения, выждал бы приличное время, а затем отправил бы одного из особо талантливых подручных устроить герою несчастный случай. Алюций, я бы поступила гораздо злее: заставила бы тебя следовать за мной, наблюдать, как справедливая кара постигает врагов. И за это, мой поэт, ты бы возненавидел меня».

Наверное, облака расступились, потому что она ощутила кожей тепло. Как приятно — и волосы, наверное, сияют рыжим золотом. Тогда, в море, на «Морской сабле», солнце приносило лишь боль и слезы. Память о них жива. Исцеление — разве оно и вправду было? Можно носить маску, но лицо под ней останется прежним.

Лирна открыла глаза и вдруг заметила пробивающийся между расколотыми плитами маленький желтый цветок. Она присела, коснулась пальцем лепестков.

— Зимоцвет. Самый верный признак смены сезона. Сестра, лед и снег приносят тяготы — но и передышку. Сквозь зимние штормы не пройдет никакой корабль.

— Думаешь, они придут снова, когда успокоится океан? — спросила Давока.

— Конечно. Эта война еще далеко не окончена.

— Тогда ценен каждый меч и каждый союзник.

Лирна снова посмотрела на зимоцвет и подавила желание сорвать его. Со временем нужно будет разбить здесь новый сад, но уже без стен. Лирна встала, посмотрела Давоке в глаза и заговорила на церемонном лонакском:

— Служительница Горы, мне нужно твое копье. Поднимешь ли ты его ради меня? Подумай же, прежде чем ответить, ибо дорога далека и ты можешь не вернуться под Гору.

— Сестра, мое копье — твое, и сейчас, и всегда, — без колебаний ответила Давока.

Лирна поблагодарила, подозвала Илтиса и Бентена.

— Тогда познакомься со своими братьями. И попытайся не убить лорда Илтиса. Он иногда не очень сдержан.

Карлин Аль-Джервин попытался выпрямиться, насколько ему позволял искривленный позвоночник. Лирна помнила его жизнерадостным круглопузым толстяком с сияющей плешью. Лорд Карлин не страдал раболепием, как многие его собратья по благородству, и не любил оставаться при дворе дольше, чем того требовали дела. Однако рабство и тяжелый труд лишили его и брюшка, и радости. Щеки впали, ввалились глаза, но королевский взгляд Карлин встретил твердо и с достоинством. Его дочь была не так привычна ко двору, переминалась с ноги на ногу, стоя перед троном на изрядном расстоянии от отца. Госпожа Иллиан явилась в одежде охотника: штанах из оленьей шкуры, легкой хлопковой блузе в зеленых и коричневых пятнах, чтобы маскироваться в лесу, — а волосы ее были подстрижены так, чтобы не падали на глаза. Один кинжал торчал в ножнах на щиколотке, второй — на запястье. Но, несмотря на боевое оружие и одежду, госпожа Иллиан казалась совсем ребенком. Она ежилась под взглядами, старалась не смотреть отцу в глаза. За ней стояли брат командор Соллис и Давока. А за лордом Карлином не стоял никто.