Папа на сезон - Юлия Николаевна Николаева

— Ну, ты еще говорил, она забралась на территорию через забор.

— Точно. Это была Настя.

Смотрю на него, Темыч как раз делает глоток, выпучивая на меня глаза. Отставив чашку, открывает рот.

— Очуметь, – начинает смеяться, но почти сразу стирает с лица улыбку. – Постой, ты хочешь сказать, ее пацан...

— Мой сын, – киваю, договаривая за друга, он смотрит в еще большем обалдении.

Несколько раз хочет что-то сказать, но замолкает. Я усмехаюсь, немного уже уложил эту информацию в голове.

Ничего осмысленного услышать от Темы не успеваю, у него звонит телефон. Выслушав собеседника, он кладет трубку.

— Дарина твоя забрала запись, охранник у нас новенький, молодой, купился на ее прелести и продал. Вот козел, считай, он уже уволен.

— Мне от этого не легче, – вздыхаю, поднимаясь.

— Эй, ты вот так свалишь? – вскакивает следом Тема. – Вылил на меня такой поток информации, и в закат?

— Ты даже не представляешь, сколько у меня сейчас дел, но я рад, что мы с тобой все решили.

Жму ему руку, друг хлопает меня по плечу.

— Ну ты хоть держи меня в курсе, – говорит напоследок.

Еду в сторону дома Дарины, думая, как лучше вести разговор. Если бы я выслушал ее тогда в баре до конца... Сейчас она может просто не пустить меня на порог, тем более после выходки с видео должна понимать, что я не буду рад видеть ее. Но хотелось бы вызнать подробности о том проекте, что она хотела предложить. После угроз Соломонова плюнуть бы и забыть, но я, как и он, не особенно люблю, когда приезжие нас теснят. Да к тому же Соломонова я знаю, как и знаю, что от него ожидать, а эти московские серьезные ребята пока большая загадка.

Мои мысли прерываются звонком телефона - мама. Сняв трубку, слышу:

— Это ты сейчас мимо "Террасы" едешь?

Невольно поворачиваю голову в сторону кафе справа. Мама сидит на открытой веранде.

— Я, – говорю в ответ.

— Может, выпьешь с матерью кофе?

Надо бы отказать, сослаться на дела, но я решаю уступить. Как раз поставлю точку в ее надеждах о моем с Лизой счастливом будущем. Невольно вспоминаю, как она отреагировала на рассказ о любви к Насте, когда не знала о фиктивном браке, и понимаю: ей будет сложно принять мой выбор. Но придется.

Мама не сразу замечает мой хмурый взгляд, что-то щебечет, а потом резко замолкает.

— Что-то случилось, Демьян? – задает вопрос.

— Случилось, – киваю в ответ, – случилось то, что ты слишком много лезешь в мою личную жизнь. Я начинаю жалеть, что как брат, не остался в Москве.

Мама вспыхивает, меняется в лице.

— И что же я такого сделала? – складывает на груди руки.

— Из-за тебя Соломонов считает, что я обязан жениться на его дочери. Между прочим, грозил неприятностями, если этого не сделаю. Зачем ты ему напела о том, что я заинтересован в браке?

— Я думала, ты заинтересован, – растерянно мямлит она, – то есть понимаешь, что в итоге... ну вы бы поженились. Конечно, тебе хочется еще погулять, ты молодой мужчина, но ведь брак возможен на договорных отношениях. Это не любовный союз, а просто выгодный всем проект.

Мне становится противно.

— Мам, ты отца любила? Хоть немного?

Она снова вспыхивает.

— При чем тут это? Твой отец был тем еще подонком, бросил меня с двумя маленькими детьми и ни разу не спросил, как мы живём, не подохли ли с голоду. За что я должна его любить?

— Ну хорошо, были же у тебя мужчины?

— Что вообще за разговоры? – повышает она голос, но тут же смолкает, оглядываясь и приглаживая волосы.

— А разговоры такие, мам, что я не хочу жениться ради юридической выгоды. Я хочу жениться по любви и иметь нормальную семью. И ты как никто другой должна понимать, насколько это важно.

— Не дури, Демьян, – морщится она, – ты же взрослый мужчина. Ну любил ты эту Дарину, а она что? Бросила тебя и удрала за границу, наплевав на твои чувства. Кого еще любить собрался? Эту свою чухонку с нагулянным не пойми от кого ребенком?

Я чувствую, как злость идет неконтролируемой волной, накрывает с головой, сжимаю зубы, пытаясь хоть немного сдержаться, все-таки это моя мать. Негромко, почти по слогам, произношу:

— Чтобы я больше никогда не слышал таких слов о Насте и Андрее, ясно?

Она несколько секунд хлопает глазами.

— Так я и знала, – шлепает по столу ладонями, – она, естественно, не вняла моим словам. Залезла к тебе в штаны, воспользовавшись твоей доверчивостью. Сколько тебе еще надо обжечься, Демьян, чтобы начать думать? Да эта твоя... – она осекается под моим взглядом, громко выдохнув, продолжает: – Эта Настя хочет только одного: добраться до твоих денег и жить, горя не знать. Неужели ты этого не понимаешь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Это ты ничего не понимаешь, – отвечаю ей. – Считаешь, Соломонов с Лизой лучше Насти? Серьезно? Тогда я тебя разочарую. Вы все, и ты тоже, мизинца ее не стоите, понятно? А теперь скажи мне, что значит не вняла словам? Ты что, приходила к ней?

Мать снова теряется, в ней одновременно плещется смятение, злость, непонимание, это в совокупности выглядит даже забавно, только мне сейчас не до смеха.

— Я просто донесла до нее мысль о том, что не стоит ставить на тебя. Вы не пара, я уже сказала, как бы она ни пудрила тебе мозг своей любовью, на самом деле...

— Мне тебя жаль, – перебиваю ее, – если отмотаешь в памяти назад, может, вспомнишь о том, что ты когда-то тоже была бедной и никому не нужной. Только вспомнишь не в контексте того, какие все вокруг негодяи и какие мы молодцы, что выбрались из нищеты, а в том, что всегда надо оставаться в первую очередь человеком. И знаешь, тогда у тебя это наверняка лучше получалось, чем сейчас.

Я встаю, достав несколько купюр, кидаю на стол.

— Не смей приближаться к Насте, мам. Я сейчас без шуток.

Иду к выходу, слыша, как она зовет меня, но не оборачиваюсь, пусть побудет одна, переварит информацию. В машине матерюсь, выруливая на дорогу. И когда только мать успела пропесочить Насте мозги? Вот, видимо, откуда эта отстраненность и выполнение обязанностей строго по договору. А я все голову ломал, чего ее переклинило. Ладно, дома я с ней поговорю обстоятельно. Надо расставить все точки над и. А сейчас побеседуем с Дариной.