Death Stranding. Часть 1. - Хидео Кодзима

Мы были только вдвоем еще до рождения.

Давным-давно на Землю одновременно упали два метеорита. Кратеры от них назвали Локни и Молинген.

Мы разговаривали друг с другом еще до того, как появились на этот свет. Психотерапевт сказал, что это ложные воспоминания, сконструированные в обратном порядке, но для нас они были настоящими. Сколько бы мы ни рассказывали, нас не понимали («Тогда у нас еще не было слов, которыми мы могли бы объяснить это, так?»), но мы помним происходившее до того, как прибыли на Землю и оставили на ней след в виде кратеров.

Другими словами, это воспоминания из утробы матери. Мы вдвоем были соединены физически – мы были сиамскими близнецами. Сразу после рождения провели хирургическую операцию и нас разделили, но даже после операции мы продолжали понимать мысли и эмоции друг друга. У нас была особенная связь, называемая телепатией между близнецами.

Наша способность помогла понять идею хиральной связи. «Я» существует еще до того, как попадает в этот мир. Прошлое, с которым соединяет хиральная связь, именно оттуда. Мы интуитивно поняли это и с энтузиазмом приступили к разработке «Кьюпида».

Локни и я направились на запад в качестве членов первой экспедиции, но по пути произошла трагедия.

Умер любимый Локни. Мы пересекли Озеро нулевой отметки, прибыли в Озерный узел, прошли через Средний узел и наладили систему связи в Южном. Никто не виНоват в случившемся, и теракт ни при чем, просто сложенные друг на друга контейнеры с грузом рухнули, и он умер под завалами. Было бы лучше, если бы это был теракт, – тогда можно назвать террориста, найти, на кого обратить гнев. Мы бы двинулись дальше, ненавидя теракты, которые мешают восстановлению Америки.

Однако мы не могли вынести, что он умер из-за самого обычного несчастного случая. Задавались вопросом, почему так, но никакого ответа не получали. Это было так же естественно, как увидеть камень на дороге, – он просто там лежит. Да и в «Бриджес» считали, что ее членам не стоит фокусироваться на своих личных делах.

– Раз уж мы заняты таким трудным делом, как восстановление Америки, то все силы должны вкладывать в это, – сказал кто-то из членов экспедиции.

– Прекратите! – крикнула Локни, которая с тех пор стала странной. – Почему это произошло? Я должна терпеть только потому, что я член «Бриджес»? Зачем восстанавливать Америку?

Загнав себя в клетку вопросов без ответов, Локни решила повеситься. Я почувствовала ее намерение благодаря телепатической связи между близнецами и сумела предотвратить попытку самоубийства, но не смогла возместить ее потерю. Потому что я – не она.

Я могла разделить ее скорбь, но не могла взять на себя ее боль. Поэтому («поэтому?») я поговорила с ней и посоветовала родить ребенка от любимого.

Возможно, из-за операции, перенесенной в детстве, мы обе были бесплодными. У Локни были проблемы с маткой, а мои яичники не производили яйцеклеток. Я приняла это как данность, думая, что можно прожить и без детей. Но не Локни. Одурманенная любовью, она хотела от любимого ребенка.

Тогда я предложила выносить ребенка вместо нее. Для поддержания генетического многообразия все члены экспедиции были обязаны сдавать сперму и яйцеклетки, поэтому дело оставалось только за Локни. Она согласилась. Искусственное оплодотворение прошло успешно. Но на этом весь успех закончился.

Больница, в которую я легла перед родами, была разрушена во время теракта, и с тех пор все пошло не так: связь с Локни оборвалась, а телепатия между близнецами почему-то не работала. Когда меня спасли, я пыталась связаться с ней, сказать, что со мной все в порядке. Но… про ребенка я не могла сказать. Я и сама не совсем понимала, жив он или умер.

Чтобы принять это, потребовалось время, за которое пропасть между мной и Локни только росла и в итоге стала непреодолимой.

«Верни мою дочь», – несколько раз требовала Локни, но я ничего не могла сделать, поэтому установила себе срок – пока не придешь ты, Сэм.

Локни ушла из «Бриджес» по своему желанию и решила остаться в Горном узле. Она была очень важным ученым, который принимал участие в разработке хиральной сети и «Кьюпида», хорошо осознавала опасность этих разработок, и жители Горного узла приняли ее. Получается, что все началось с разлада между близнецами. Разве не глупо? («Конечно. Конечно, глупо»).

Если бы только я попробовала объяснить все, не считая, что она сразу отвергнет мои слова! Может быть, ситуация бы изменилась. Тогда бы связь между нами восстановилась и мы поняли друг друга.

Но я не смогла. Я полюбила ребенка. Привязалась к этой жизни, выросшей в моем животе, и захотела оставить ее только себе.

Нужно отрезать эту любовь и эгоистичную привязанность, развязать этот узел. Вернуть дочь в мир мертвых, встретиться с Локни, во всем признаться. Починить вдвоем «Кьюпид» и снова соединить этот мир. Вот что я должна сделать напоследок. Все причины только во мне. Прошу тебя, Сэм. – Мама развела в стороны руки, обнимавшие младенца.

Дремлющий ребенок стал плавно подниматься к потолку. Мама сжала пуповину и указала на нее Сэму.

Мама не знала, сколько прошло времени. Она ничего не слышала, только видела пар, в который превращалось дыхание Сэма. Она могла лишь умолять, чтобы Сэм подключился к капсуле с ББ и взял в руки браслет.

– То, что ты сделаешь, не убийство. Ты проводишь мою дочь в последний путь и освободишь и меня, и ребенка. Я не смогла разрезать пуповину, потому что я сама мертвец. Я так думаю. Мертвец не может отправить другого мертвеца в иной мир. Сколько я себя ни уговариваю, но я не могу избавиться от привязанности к этому миру. Если бы это было не так, то Тварь бы не родилась. Прошу тебя, Сэм. Ты живой – развяжи этот узел.

ББ захныкал. Как будто отреагировал на слова «развяжи узел».

– Нет, маленький, твою связь с Сэмом разрывать не будут.

Лезвие, выскочившее из браслета, ярко блестело. Сэм приближался. Состоявшая из роя бесчисленных частиц пуповина, покачиваясь, поднималась к потолку.

Мама закрыла глаза. Слеза скатилась по щеке. Она крепко сжала зубы и задержала дыхание. Сэм занес браслет.

Частицы, формировавшие пуповину, разлетелись. Под потолком раздался плач, но это был не младенец, а взрослая Тварь с большим животом. «Ведь это и есть настоящая я», – подумала Мама.

По мере того как пуповина разрушалась, силуэт Твари становился все более размытым, и затем она полностью исчезла. Плача было не слышно.

– Прощай, – наконец смогла произнести Молинген.

Ее тело сложилось, будто марионетке обрезали нити. Она уже не могла поддерживать его сама. Сэм поднял тело на руки, но не ощутил привычного жжения из-за фобии, да и температуры человеческого тела он не чувствовал.

– Спасибо, Сэм. Теперь отнеси меня к Локни.

Неожиданно Локни почувствовала что-то странное на левой щеке. Теплая слеза. В носу появился неприятный запах – реакция на приближение Берега, уже забытое ощущение. Монитор не отображал особых изменений уровня хиралия.