Бремя стагнатора - Сергей Чекмаев

Она прикрыла глаза.

Обычно она сама скидывала одежду и набрасывалась на мужчин – так полагалось по роли. В объятиях продажной девки не все чувствуют себя уверенно, приходилось брать инициативу на себя.

Но Саргамо хотел делать все сам. Раздевать, купать, вытирать, носить на руках.

«Что у него за дурацкий пунктик насчет чистоты?! Как будто я никогда не моюсь, или от меня разит, как от пьяного матроса! Да я третьего дня в термах полночи проторчала! Аристокра-ат… Будто не видала я вашего племени. Пухлогубые молокососы с гербами пахнут не лучше подзаборного попрошайки. Разве что пытаются отбить запах благовониями. Только хуже получается».

Сильные пальцы уверенно развязали поясок, сняли накидку, стянули через голову рубаху. Потом Иламу подхватили на руки и осторожно опустили в воду. Когда ступня коснулась дна, девушка присела, чтобы оказаться в тепле по плечи, и блаженно зажмурилась.

«Хорошо, что она не видит меня сейчас, – подумал Свен. – Мигом бы все поняла. У слабого пола на это дело нюх, что на Земле, что, похоже, здесь, на Надежде. Она и так подошла слишком близко».

Чего скрывать, Илама нравилась Хеглунду. Нет, не экзотической женской красотой и не стихийным обаянием опытной дикарки. В ней Свен чувствовал что-то необычное, чего не водилось в ее соплеменниках.

Умение сопереживать? Желание помогать другим? Может быть. Странно, что с такой эмоциональной отдачей она подалась в «ночные бабочки». Впрочем, здесь все возможно. Швед наивно верил, что на Земле она стала бы врачом или, например, воспитательницей. А здесь…

Жуткий мир! В нем все вывернуто наизнанку. Иррабан, местный Колумб, вынужден скрываться от преследования сильных мира сего, изобретатель паровой машины, по докладам Ли, строит ее чуть ли не в тюрьме, а любимая девушка стала заложником его лояльности. Женщина-эмпат продает свое тело пьяной матросне, а бывшие воры и убийцы служат в тайной полиции.

Что-то подобное в разные времена случалось и на Земле, но чтобы все сразу…

Когда Свен дома читал книги по средневековью, эпоха представлялась ему несколько иначе. Благороднее, рыцарственнее, честнее. Квашнин и спецы из аналитического на многое открыли ему глаза, разъяснив, что официальная история далеко не всегда отражает истинное положение дел. И все же ужасы инквизиции, сегуната, конкисты и Столетней войны выглядели… пристойнее, что ли. Но стоило Хеглунду заикнуться о чем-то подобном, как Игорь мгновенно опускал его на землю, рассказав несколько особенно чудовищных эпизодов. И все же он не убедил Свена – швед остался при своем мнении. Все-таки рассказы – они всегда останутся рассказами, а то, что приходится наблюдать, не говоря уже о личном участии, действует неизмеримо сильнее.

В первые месяцы работа в ТС представлялась Хеглунду чем-то вроде виртуального развлечения – заброска, встреча с агентом, получение сведений, возвращение на базу. Каждый этап был тщательно просчитан, а экипировка сводила возможность провала практически к нулю. Но с тех пор многое изменилось. Свен словно рухнул лицом в грязь на полной скорости, столько всякой дряни и мерзости довелось увидеть и пережить. С какими откровенными ублюдками пришлось иметь дело! Когда насмотришься на таких и поймешь, что здесь считается стандартом нормального человеческого поведения, то даже некоторые операции ТС – временами чересчур циничные на взгляд Хеглунда – покажутся верхом благородства и политкорректности.

Еще совсем недавно – было дело, чего скрывать! – он считал всех местных грубыми, неотесанными дикарями. Людьми второго сорта. И солмаонцев, и гильдейцев, и даже чжаньцев, которых ни разу еще не видел воочию, только на видео. И пока Квашнин своей риторикой не поставил его на место и не разъяснил на пальцах всю пагубность такой логики, полагал вполне здравой идею отстрела неудобного географа.

Впрочем, те, с кем ему приходилось общаться, действительно не производили впечатления цивилизованных людей. Мелкие душонки, насквозь гнилые и продажные, способные на любую подлость ради горсти медных монет. Командир говорил, что в Чжандоу даже есть специальная профессия – доносчик. Уважаемая, кстати, не хуже любой другой. В гильдии и в Солмаоне это выражено не так явно, но, тем не менее, и здесь любой готов продать не только ближнего, но и свою страну, вообще любую ценную информацию за сходную сумму. Причем не важно кому – государству или иностранному шпиону. Кто предложит кусок пожирнее. Тайной Службе при полном непрофессионализме ее агентов именно поэтому удавалось столько времени обходиться без серьезных провалов и вести операции относительно успешно. Она просто больше платила.

Но ведь была еще и Илама…

Наверное, если бы Свена спросили, он бы не смог рассказать, чем же она так отличается от своих соплеменников. Долго бы мялся, пытаясь объяснить необъяснимое, с трудом подбирал слова, не факт, что смог бы. В общем, выставил бы себя на посмешище. Командир и так уже над ним насмехается, запал, мол, на девчонку с Веселой улицы.

«Ну, и запал! А что здесь такого?» – Свен-Саргамо улыбнулся. Протянул девушке руку, помог вылезти из импровизированной ванны. Когда она перекинула ногу через край и сделала первый осторожный шажок, он неожиданно дернул ее на себя.

Илама взвизгнула, потеряла равновесие и упала прямо в его объятия.

– Не бойся, – сказал он. – Я тебя спасу.

– Спасешь? – игриво переспросила она. – От скуки и любовных томлений?

– От всего.

«И в первую очередь от тебя самой, – добавил Свен мысленно. – Еще два-три года и ты погрязнешь во всем этом. Станешь обычной моряцкой подстилкой, полностью испоганишь свое тело, к тридцати будешь выглядеть на все семьдесят. Выйдешь на „пенсию“, с трудом накопленные гроши вложишь в доходный дом и станешь вроде вон толстой Бреды, хозяйкой постоялого двора. Или „мамашей“ веселого заведения. Нет, я тебя здесь не оставлю. Когда все это закончится, попробую уговорить командира вывезти тебя отсюда. Он, конечно, согласится, не сразу, но согласится. Должен же понимать… Игорь лишь разыгрывает перед нами умудренного жизнью циника. Правда, не без успеха, многие верят, да и я верил до недавнего времени. Но после того разговора, на корвете… я понял – ему во сто крат тяжелее, чем нам. Мы – Ли, Мирик, Дюваль и я – видим только часть картины, только то, что происходит вокруг. Командир видит все сразу и с разных планов. И отвечает за все тоже он. Нет, он не откажет…»

Конечно, Свен понимал, что зря тешит себя надеждами, выдавая желаемое за действительное. Командир вряд ли разрешит доставить в колонию местную девушку. Даже думать не хочется, к каким последствиям это может привести. Начиная от глупого любопытства, когда все свободные от работы соседи будут приходить пялиться на «дикарку», и заканчивая очень неприятными выводами для всей ТС. Мол, чем это вы там занимаетесь? На наши кровные средства себе из-за океана баб вывозите? Земные не дают, что ли?

Потому он и вел себя с Иламой так странно. В те немногие минуты, когда он мог позволить себе расслабиться и забыть обо всем, Свен просто был собой. Ему хотелось исполнять ее желания, оберегать и защищать, дать ей почувствовать себя женщиной, а не товаром. Но потом приходилось возвращаться в обыденный мир, жесткий и неприглядный, и он сознавал, что своим поведением может научить ее доверять людям и верить в сказки, а значит – сделать беззащитной перед мерзостью той жизни, к которой она привыкла. Тогда Илама просто погибнет, как улитка, внезапно лишенная нерушимого панциря.