Бремя стагнатора - Сергей Чекмаев

Вопреки ожиданиям, содержание свитка оказалось совершенно неинтересным. Кайноль от разочарования даже зубом цыкнул, спохватился, посмотрел на курьера – нет, слава Небесному Диску, спит. Но и трехлучевого командира понять можно: собрался насладиться прикосновением к тайне, а тут скукота сплошная.

Речь шла о каком-то большом котелке в три человеческих роста, что можно установить на корабль и плыть с его помощью без парусов и весел. И якобы такую штуку строят в Чжандоу, о чем автор записки имеет честь сообщить.

«Тьфу, глупость! Детские сказки! Хорошо еще легенду о летающем змее сюда же не приплели. Или про глазастого мальчика с совой, что вечно влипал в какие-то передряги.

Хотя… – Кайноль даже писать перестал, пораженный внезапной догадкой. – А вдруг это шифр?! И письмо на самом деле имеет совсем другое значение?

Тебе-то какое до всего этого дело? Переписывай, запечатывай обратно сумку, да проваливай, пока курьер не проснулся».

Командир заскрипел писалом быстрее, копируя текст дословно, буква за буквой. Даже ошибки. И еще подумал: «Не забыть бы завтра с утра отправить слугу в город, на рынок. За тростником. Покапризничать, что давно, мол, не ел этой вкуснотищи, ступай, купи связочку, побаловать хозяина».

Одна связка – один свиток. А вечером Калдиса в лесу будут ждать.

* * *

«Нет, наверное, сегодня тоже не придет…»

С самого утра Илама чувствовала себя плохо. Перестаралась на днях с одним клиентом, вдобавок почти сразу после извечного женского недомогания. И зачем только согласилась? Нет, жаловаться не на что – заплатил он даже больше, чем обещал. Но с головой у него явные и очень большие нелады. Не успела она раздеться, как он потребовал взбить волосы, свить из них пару рожек, встать на четвереньки, ржать и брыкаться. Изображать норовистого скакуна. А потом еще и сам верхом сел: кавалерист, чтоб ему сдохнуть! Пятками пришпоривал, ремень на шее затянул – узда, значит, – да так сильно, что аж глаза на лоб полезли.

Надо было, конечно, сегодня на работу не выходить. Отлежаться, перевести дух. Но тут примчалась Сансара вся в слезах – снова приходил ее бывший хозяин, избил по пьяному делу едва ли не до смерти, отнял все деньги, какие нашел, да еще забрал пару побрякушек. Подруга показала живот и бедра в сине-фиолетовых разводах. В таком виде, понятно, работать она не могла, а если бы и рискнула – первый же клиент, разглядев «украшения», выкинул бы на улицу. Хорошо если не в окно.

Пришлось отдать ей почти все, что было. Да и как не отдать, когда Сансара не раз помогала ей самой. Выходила, например, во время мора, когда Илама совсем еще соплячкой впервые появилась на улицах Морской столицы. В городе свирепствовала Черная Язва, девушка подцепила ее моментально: бесшабашная была, думала, что именно ей-то все нипочем, и пока более опытные подруги сидели по домам, отправилась работать. На третий день слегла, и если бы не Сансара, неизвестно еще не ушла бы, в конце концов, греться к светлому престолу Небесного Диска.

Но помощь помощью, а жить-то на что? Хочешь не хочешь, а пришлось выйти на Веселую улицу. Еще один день потных рук и масляно блестящих глаз, грязных трактирных лавок и дешевых матросских ночлежек.

«А что если и сегодня не…»

– Илама!

Девушка вздрогнула и обернулась.

«Это же его голос!»

– Саргамо!

Он шел прямо к ней, наискось через всю улицу, высокий, светловолосый, широкоплечий – истинный северянин, из тех, по которым грезят ночами богатенькие аристократочки. Такой сильный и такой неистовый. Щегольской вышитый плащ развевался от быстрой ходьбы, ветер трепал золотистые кудри. Перевязь затянута так, чтобы рукоять палаша покачивалась точнехонько на уровне пояса, под правую руку. Выглядел он потрясающе – прямо как пресветлый посланец Небесного Диска перед битвой со злом.

Вот странно, а в первый раз он показался ей скучающим повесой, искателем новых ощущений.

Не стесняясь посторонних глаз, Илама кинулась навстречу, обняла, прижалась бедром.

– Благородному господину скучно?

– Бывает иногда, – неопределенно признался он. – А что, ты не занята?

– Для благородного господина у меня всегда найдется несколько приятных мгновений.

– Ну, раз так, пойдем к толстой Бреде? Давненько не радовали старуху…

С этими словами Саргамо привычным жестом обнял ее за талию.

– Только… – девушка замялась.

– Что – только?

– Я больше не возьму с тебя денег.

– Почему? – казалось, он обрадовался ее словам.

– Потому, что те, кто платят – мои клиенты.

– А я?

– Не хочу, чтобы ты был моим клиентом.

– А кем же тогда?

– Ну… я еще не придумала.

– Да? – Саргамо остановился, посмотрел девушке прямо в глаза, – совсем-совсем не знаешь, или все-таки есть какие-нибудь предположения?

Илама совершенно неожиданно для себя смутилась.

– Я еще не знаю. Но точно я знаю одно: ты никогда больше не будешь моим клиентам, а значит, никогда не сможешь меня ни купить, ни продать.

– Ты все никак не можешь забыть нашу первую встречу?

– Мне трудно забыть, Саргамо. Этот мерзкий кожевенник… бр-р-р… от него несло какой-то кислятиной. Пыхтел, сопел, гордился своей мужской силой, как племенной скакун. Приглашал меня к себе прислужницей, три монеты в день обещал. Ха! Три монеты я за раз получаю, бывает и больше. А чем я у него прислуживать буду, дураку ясно.

– И что ты ответила?

– Послала. Сказала, что за такие деньги к нему даже трактирная поломойка не пойдет. Он сначала грубить вздумал, смотри, говорит, не пожалей потом. Аристократик, мол, тебя попользует и выбросит, а потом начнется самое неприятное. Я посмеялась. Он уже собрался уходить, остановился в дверях, сказал: «Ну, если передумаешь, приходи». Дом назвал и улицу. Так что, – кокетливо хихикнула она, – если ты меня обижать будешь, уйду кожевнику прислуживать.

– За три монеты?

Девушка провела пальчиком по ладони Саргамо:

– Всегда можно поторговаться.

– А со мной, значит, больше не хочется?

– Нет. Ты не похож на обычного клиента. Ты вроде делаешь и говоришь, как они, но немного по-другому. Поверь, мне есть, с чем сравнивать. И, – она немного понизила голос, – в постели ведешь себя не как все. Обычно мужчины либо стараются побыстрее получить свое, либо ждут, чтобы я отрабатывала уплаченное. Ни первые, ни вторые не думают обо мне. А ты…

Она покраснела и замолчала.

Саргамо решил ее подбодрить:

– Я…

– Ты другой, Саргамо. Особенный.

– В нашем роду принято уважать женщин.