Добровольная жертва - Наталья Метелева

– Доброе утро, – с легким зевком сообщила мне фигура ее личное мнение.

Красивое – еще не доброе. У меня оно последнее, опять вспомнила я. Развернулась и направилась в другую сторону, краем глаза наблюдая за навязчивым магистром. Пусть попробует остановить. Он рассмеялся, счастливым жестом заложив руки за голову и откидываясь в траву. И заявил так же привольно раскинувшемуся небу:

– Вы свободны, Радона. Никто не мешает вам идти туда, куда заблагорассудится. Не смею задерживать. Прощайте.

Не прощу. Но он действительно не собирался меня останавливать, и я продолжила путь обратно в Гарс. В надежде, что он находится именно в той стороне, куда я движусь.

Магистр решил, что я достаточно налюбовалась на его мускулистую грудь, и перевернулся, подставив бронзово загоревшую спину и крылья плеч нежным утренним лучам пока еще молочно-розового, не занявшегося зноем солнца, подмигивавшего с дымчато-золотистого горизонта нашему высокому берегу. Волны длинных, до плеч, волос магистра тоже элегантно золотились. Да, хорош. Писаный красавец. Недописанный до Дика.

– Если в Гарс, то вам туда, – Дункан из вредности показал в противоположную сторону.

– И зачем же вы меня похитили, магистр? – просто из вежливости поинтересовалась я, послушно направляясь в указанную сторону. А мастер еще утверждал, что этот умный-преумный – не такой идиот, чтобы выступить против Лиги и всех своих Орденов и медалей. И вот оказался именно таким идиотом.

Похититель опустил волевой подбородок в скрещенные пальцы, заинтересованно разглядывая какую-то букашку перед носом и кося лазурным глазом, достаточно ли усердно за ним наблюдают. Меня передернуло: красуется, как последний петух. Только еще не кукарекает самозабвенно от восторга.

– Просто так похитил, – соизволил он лениво ответить, когда я уже отковыляла, чуть прихрамывая, шагов на десять. – Захотелось показать вам рассвет. Иначе не получилось бы: Лига охраняла вас, как драконы – сокровища. Огнедышащие. Не подступиться. Вечно кто-нибудь мешал. А больше всех вы сами. А я не люблю, когда мне мешают. А ваше окно выходит на запад, и вы наверняка давненько не наблюдали восхода раньше девяти пополуночи. Угадал?

– Нет. Не далее как вчера наблюдала. Как раз в тот час, когда вы убивали Дика.

Он вскочил одним неуловимым движением. Только что ленивым неподъемным чурбаном загорал в траве, и вот уже торчит передо мной, разглядывая сузившимися глазами, как недавнюю букашку.

– Вы знаете что такое свобода, Радона?

Я молчала, ожидая, что будет дальше.

– Откуда вам знать! – навис он надо мной карающей божьей десницей. – Вы никогда не были свободны! Всегда в рабстве у Лиги. Всегда под надзором. Даже мыслить не можете свободно. Мне не жаль вас. Вы с вашей заносчивостью этого заслуживаете. У красивых женщин и нет другой участи. У пифий, живущих на цепи при храме, – тем более. Но Дик знал, что такое свобода.

– Если я не ваша пленница, то уйдите с дороги, магистр.

– Конечно, госпожа рабыня, – с убийственной иронией хлестнул он, отходя. – Но если вы хотите когда-либо быть свободной, отвечайте за свои слова. Вы предъявили мне обвинение, предъявите и доказательства. Нет, так не пойдет. Не смутные картинки, придуманные вами то ли в прошлом, то ли в грядущем. Действительные доказательства. Где они? Не можете предъявить.

– Это не важно. Я знаю, что вы – убийца. И мне этого достаточно. – Я сделала еще три шага в направлении к украденному у меня Гарсу.

– Какая самоуверенность! – презрительно бросил он. – Такая же безосновательная и глупая самоуверенность, с которой вы поклялись меня убить. Мы здесь как раз для этого, жизнь моя. Вот я. Убивайте. Отвечайте за неосторожные слова. Учитесь быть свободной. Как Дик. Вы способны равно оценить его ценности? Или для вас любовь – только вздохи под луной? Так ведь и шавки во время течки вздыхают.

Сильней укусить он не мог. Ярость захлестнула меня.

– Вам виднее, как там у шавок, вы же Пес! Вам лучше знать жизнь животных! – прозвенела я металлом. Еще бы что-нибудь металлическое и острое в сжатых до боли кулаках!

– Без проблем, – откровенно прочитал меня Дункан и осклабился всеми зубами, свистнул Лэппа, вытащил из доставленной седельной сумки два длинных кинжала и оба протянул мне рукоятями вперед. – Держите. Оба ваши. Таким образом, у вас будет чуть больше шансов умереть не в первое мгновение. Иначе вы меня разочаруете. Умру от скуки.

– Это в вашем собачьем Ордене учат убивать женщин? А как же рыцарский кодекс?

– Устав уставу не устав, – ответил Пес. – Что вы прячете руки за спину? Берите оружие и начинайте!

Я ударила и тут же захрипела пережатым мертвой хваткой горлом. Кинжалов в руках уже не было. Растаяли каким-то образом. Он мог свернуть мне шею, как цыпленку, одним движением, передавить двумя пальцами, не напрягаясь, но сразу разжал мощный кулак, поднял из травы выпавшее оружие и, улыбаясь почти нежно, снова протянул мне рукояти:

– Попробуем еще раз, жизнь моя?

Ему нравилось убивать, прочитала я в горевших льдистых глазах. Он забавлялся с жертвой, как те деревенские мужланы, пинками и вилами гнавшие к реке пятилетнюю беспомощную девчушку, от страха забывшую даже позвать на помощь. И он не боялся умереть. Больше того – он этого хотел.

– Это не страшно, Радона, – так же завораживающе нежно поддразнил он, заманивая в безысходность смертельной схватки.

Я не торопилась. Я давно уже не боялась неминуемого. Медленно, очень медленно протянула руки и положила поверх холодной стали, вбирая кончиками пальцев этот холод. Застрекотали вспугнутые было кузнечики, прошелестела проснувшаяся стрекоза. Настороженный Лэпп переступил с ноги на ногу, глухо стукнув копытом о встопорщенный корень дуба. Звякнула уздечка. Утро было чудом. Никогда еще у меня не было такого божественно прекрасного утра. Последнего, если верить. Кому?

– Попробуй, дева Радона! – Глубокий голос шептал мне на ухо. – Или ты всегда будешь звать на помощь? Ждать спасителя? Рыцаря? Мужчину? А если тебя убивает зверь? Как ты, рабыня, сможешь защитить своих детей? Слезами? Я зверь, Радона!

И каждый его вопрос ледяными иглами пронзал кончики пальцев. Я медленно сжала их на рукоятях, не торопясь забрать оскаленные клинки из протянутых ладоней. Я сжала их, как две пухлые ладошки младенцев, которых не могла удержать…

Они выскользнули из разжавшихся рук, упали на пол, разразившись беспомощным плачем. Я кинулась к ним, чтобы поднять, но меня откинуло к стене новым ударом тяжелой ноги с кованым наколенником. Я кричала. Кричали еще где-то, но голоса замирали жутким хрипом. Я узнала напавшего и перестала кричать. Задохнулась от удара под ребра. Спутанный смоляной жирный чуб. Хищный нос. Бешеные от крови и похоти свинячьи глазки. Сын герцога. Сын того ненавистного герцога, чьим вассалом был мой муж, уехавший на днях вслед за гонцом выполнять свой вассальный долг. И сынок пришел ночью. Два брата их было. Убийцы, палачи и негодяи. Гризвен и Вритар. Пришел старший, мерзейший Гризвен. Взять оставленное без присмотра. Утолить давнюю похоть. За его спиной я видела в проеме выбитой двери растекавшуюся откуда-то лужу крови и поодаль женские голые раскинутые ноги. А между ними шевелились еще две в сапогах со шпорами.