В начале пути - Иван Никитчук

В течение двух недель Ваня познакомился со всеми своими учителями. Все они были очень доброжелательные, но требовательные. Вообще, в школе царила какая-то атмосфера товарищества. Не было никаких склок в среде преподавателей. Ни бытовых, ни профессиональных. В школе работали настоящие мастера своего дела. Ване на всю жизнь запомнились их интонации, подходы, улыбки поддержки…

Пожалуй, больше всего пришелся ему по душе преподаватель русского языка Матынга Василий Григорьевич. Как можно забыть повседневную, кропотливую его работу по превращению сельского пацана в любителя словесности. Маленького роста, с серьезным физическим недостатком (у него было искривление позвоночника и деформация грудной клетки), он обладал огромным внутренним потенциалом педагога-воспитателя. Причем нестандартным потенциалом. Он никогда не делил класс на тех, кому «надо русский» и кому это, может, не понадобится. Не заставлять учить, а самому дойти до того, что не учить нельзя! Не умничать, не ехидничать, не упрекать, не «вызывать родителей», не заигрывать, а делать свое дело настойчиво и планомерно. Шаг за шагом! Единственная вольность, которую он себе позволял, – в отдельных случаях называть девочек «чертовыми куклами». По отношению к некоторым из них он был совершенно прав.

Василий Григорьевич всегда как бы подсматривал за Ваней, не давая возможности ему расслабиться. Он отмечал даже самые незначительные его успехи. Он научил работать с книгой и думать. Научил, как увязать на бумаге русский язык и литературу в единое целое. Разбор наиболее удачных сочинений превращался в критический анализ – по структуре сочинения, переходу от одной мысли к другой, внутренней логике повествования, борьбе со словами-паразитами… Василий Григорьевич мог дать ключ к пониманию прочитанного или написанного. И этот «ключ» остался с Ваней на всю жизнь…

Именно Василий Григорьевич познакомил Ваню с поэзией Сергея Есенина, которая в те годы была не совсем «открытой». Ваню буквально заворожила поэзия сельского, как и он, но рязанского парня. Особенно лирика поэта. Это мир светлых чувств и юношеских мечтаний, душевных страданий и сердечных дум. Это мир, полный любви к родной природе, к женщине, наполненный щемящей душу благодарностью к жизни. И кого могут оставить равнодушным идущие из сердца поэта слова:

Или вот это:

Книгу стихов поэта, подаренную ему Василием Григорьевичем, Ваня вскоре знал наизусть. Под влиянием поэзии Есенина он и сам начал робкие попытки стихотворного сочинительства в продолжение своего предыдущего неудачного опыта. Конечно, стихи Вани можно было назвать с большой натяжкой поэзией.

Ване всегда нравилась математика. Из школы он ехал на велосипеде или шел пешком всегда в приподнятом настроении, радуясь тому, что сейчас он сядет за стол и будет разбирать, именно разбирать, а не решать, очередные задачи на высоты и медианы, площади или пифагоровы закономерности.

Ольга Ивановна оказалась замечательным педагогом, несмотря на свою молодость. Она умела создать в классе атмосферу математического творчества. Поэтому никто во время ее уроков не смотрел в окно – все трудились. За неправильный ответ ученика у доски к ответственности привлекался весь класс. Эти «разборки» касались всех. Ее методология преподавания была нацелена на творчество, а не на «запомнить» или «зазубрить»…

В те далекие годы Ольга Ивановна понимала, что важно научить решать задачи, но еще важнее уметь их составлять, то есть попытаться описать задачей физику того или иного явления, придать прикладной характер знаниям. Это очень здорово пригодилось в последующие годы, когда Ваня вырос и стал инженером.

У Ольги Ивановны был свой подход – ученик должен «тянуться». У нее все было крупным планом! На геометрии или стереометрии нужно было знать алгебру. Нельзя «забыть» или ответить уклончиво, расплывчато… Она могла разложить «по полочкам» запутанную теорему или сложное геометрическое построение.

Ваня в своей жизни не раз вспоминал с благодарностью Ольгу Ивановну, впрочем, как и многих других своих учителей, в том числе замечательную женщину, преподавателя украинского языка и литературы, Надежду Ивановну Мусиенко. Надежда Ивановна была очень требовательной, но могла и зажечь искру добрую любви к родному языку…

Вот такая это была новая школа Вани. Вот такие это были Учителя! Никто не снимал с них каждодневного бремени житейских забот. Так же, как и другие, в свободное время они занимались своим домашним хозяйством, своими семьями…

В конце сентября школьников вывезли на уборку винограда. Был теплый, солнечный день. Ребята дружно принялись за работу. Приехал председатель местного колхоза имени С. Орджоникидзе Петр Белоконь на двуколке, запряженной серым жеребцом в яблоках. Он поздоровался с директором школы, пошутил с ребятами.

– Надеюсь на вашу помощь! – обратился он к школьникам. – Урожай винограда в этом году хороший, и доход будет не плохим. Будут деньги – отремонтируем капитально колхозный клуб, в котором и вы сможете выступать, заниматься. В общем, всем спасибо!

После этих слов ребята с еще большим рвением приступили к работе.

В полдень привезли обед. Он состоял из тушеной картошки с мясом и компота из свежих фруктов. Всем разложили обед по мискам. В Ваниной миске оказался какой-то кусок мяса с жилой, которая тянулась длиной нитью.

– Что это мне дали, какую-то собачатину, – сказал Ваня, отложив миску с едой.

Другие ребята, услышав слова Вани о собачатине, тоже побросали есть. О том, что восьмиклассники отказываются кушать, стало известно директору школы. Георгий Иванович, подойдя к кучке сидящих учеников, поинтересовался:

– Почему не кушаем?

– Так дали нам какую-то собачатину, – кто-то отозвался из сидящих.

– Какую собачатину? Кто это сказал?

Все ребята молчали.

– Я сказал, – отозвался Ваня. – Мне попались какие-то жилы, вот я и сказал.

– Ну, вот что, отправляйся немедленно домой, и без родителей чтоб я тебя в школе больше не видел, – строгим голосом произнес директор, обращаясь к Ване. – Ты все понял?