Цвет крови - серый - Владимир Брайт

Четверо охотников богини (пятый, скрываясь от стрелы, сгинул в бесконечных лабиринтах подпространства), сумели уничтожить около трети войск Альянса, причем основной удар пришелся на людей. Потери Хаоса были примерно такими же, но в стане темных рас больше всех пострадали имуры.

Ночь гнева богов унесла в общей сложности около шестидесяти тысяч жизней. Раненых можно было сосчитать по пальцам — опьяненные жаждой убийства гольстерры не признавали полумер, когда речь шла о жизни и смерти, и оттого месть фасы была еще более бессмысленной и ужасной. Бессмысленной, потому что она так и не покарала убийцу своего файта — женщину, сила ненависти которой остановила сердце влюбленного мальчика-солнца, а ужасной, потому что не пощадила никого. Даже беззаветно преданных ей сторонников Хаоса.

Потрясенный Динкс въехал в мертвый лагерь, где его встретила безжизненная пустота, заполненная останками расчлененных тел. Только чуть позже он узнал, что из пятнадцатитысячной группировки уцелело всего около сотни воинов — в основном это были часовые, охранявшие подступы к лагерю.

Но это будет позже. А сейчас он медленно продвигался к центру безжизненной пустыни с единственной целью — удостовериться, что генерал Тиссен погиб вместе со своим штабом.

Солнце еще только-только взошло, и отяжелевшие после вчерашнего пира стервятники спали, не нарушая тишину нарождающегося дня.

Динкс видел много битв и много смертей и потому считал, что привык ко всему. Но то, что предстало перед его глазами сейчас, не было частью войны. Это было чем-то другим. Тем, к чему не подходит даже определение «зло», потому что у зла существуют определенные границы, за которые обычно оно не выходит. В данном случае не было ни зла, ни границ, ни вообще ничего, кроме бесформенного скопления мертвой плоти.

Достигнув почти середины лагеря, Динкс неожиданно остановился около мертвого тела. Не было бы ничего удивительного, если бы имур был разорван на части, как все остальные. Но этот единственный — труп выглядел на удивление целым.

— Посмотри, что с ним, — приказал Динкс одному из телохранителей.

Лам находился ближе, поэтому спешился и, склонившись над мертвым, провел беглый осмотр.

— Горло перерезано, но не обычным клинком. Очень похоже на ритуальный нож, которым гоблины добивают своих раненых. Я уже видел нечто подобное. Но ни один гоблин не сможет перерезать горло имуру в самом центре нашего лагеря. Это исключено.

До сегодняшнего дня Динкс не поверил бы и в то, что можно уничтожить многотысячную группировку имуров всего за одну ночь, но времена меняются — невозможное становится возможным, и то, что кажется на первый взгляд нелепым абсурдом, на самом деле предстает в виде обычной реальности.

— Едем. — Имур с удивительными глазами, пронизанными каплями серебряного дождя и светом далеких солнц, сейчас не мог и не хотел разговаривать, а все эти проблемы с гоблинами можно оставить на потом.

Троим всадникам не понадобилось много времени, чтобы найти остатки шатра главнокомандующего и опознать по цвету мундира руку великого полководца.

Как только поисковая группа убедилась, что Тиссен мертв, она сразу же поспешила прочь. У выживших благодаря счастливой случайности не было ни сил, ни желания оставаться в этом месте, хранящем на себе отпечаток слепого безумия, поэтому они постарались как можно скорее покинуть пределы лагеря.

Динкс решил отправиться в ставку верховного главнокомандующего, находящуюся в тылу огромной армии, но по пути наткнулся на выживших соплеменников. Из старших чинов не уцелел никто, так как палатки командного состава располагались в центре — неподалеку от шатра генерала, куда пришелся первый и самый страшный удар гольстерров.

Как единственный офицер, Динкс принял командование жалкими остатками корпуса и, прежде чем продолжить путь в ставку, попытался выяснить все подробности ночного кошмара. Он уже и сам догадался, что в этой бойне замешаны гольстерры, поэтому не почерпнул для себя ничего нового из тех смутных обрывков информации, которые удалось получить от часовых, охранявших периметр лагеря.

Сделав все, что было в его силах, и отдав необходимые распоряжения, Динкс покинул расположение части, направившись в ставку главнокомандующего. Он уже отъехал на некоторое расстояние, когда его догнал всадник.

— Раненый... Раненый ненадолго пришел в себя, — говоривший захлебывался от волнения, — рассказал, что незадолго до появления монстров видел двух людей, идущих к шатру генерала в сопровождении часового. А потом... Эти люди просто стояли, пока чудовища... Пока они рвали на части...

— Что-нибудь еще?

— Нет, больше ничего. — Было видно, что гонец вне себя от бессильной ярости и слова даются ему с огромным трудом. — Он только сказал, что это очень важно: двое людей пришли с часовым, и... И умер.

— Поедешь в лагерь, — Динкс кивнул одному из двух телохранителей, — до моего приезда останешься за главного. Если кто-то попытается покинуть пределы стоянки, чтобы направиться к людям или просто так, убей его не раздумывая. Вопросы?

Вопросов ни у кого не было. Гонец вместе с телохранителем, назначенным на временную должность командира, отправились в лагерь, а Лам со своим господином изменили свои планы и соответственно маршрут движения. Верховный главнокомандующий может и подождать. Никуда не денется. А вот человек... Тот, кто пришел ночью в лагерь имуров и перерезал горло сопровождающему его часовому, ждать не должен. Потому что обязан ответить за все. Не исключено, что у Хрустального Принца были для этого гнусного поступка достаточно веские причины, о которых Динкс, скорее всего, догадывался, но сейчас, когда экспедиционный корпус имуров чуть ли не в полном составе погиб, это не играло особой роли. Гольстерры были недосягаемы и не могли ответить за свои действия, а человек мог. И обязательно ответит — Динкс в этом не сомневался. Также не сомневался он и в том, что заглянет ему в глаза, прежде чем равнодушное лезвие заточенной стали коснется горла предателя.

Начиная с сегодняшней ночи на этой войне не было своих и чужих. Каждая раса отныне сражалась сама за себя. Эти правила придумал не Динкс, а лорды Хаоса, спустившие цепных псов на собственных слуг.

Лично он не присягал на верность лордам, поэтому с чистой совестью и спокойной душой уведет остатки имуров домой, прочь от этой бессмысленно дикой бойни. Пускай сражаются другие. Те, у кого остались иллюзии после сегодняшней ночи. А для него война уже закончилась. Осталось только отдать один небольшой долг — и все.

Сумерки уже опустились на землю, а за окном по-прежнему шел неприятно моросящий дождь. Или это заколдованное место было обречено на вечную сырость, или просто так совпало — два дня подряд серые тучи висели низко над землей, оплакивая тех, кто уже никогда не увидит солнца. Этан и Мелиус находились в комнате, из которой несколько часов назад отправились в лабиринты Хаоса, чтобы похитить амфору нерожденных душ. И несмотря на то что все уже осталось позади, оба до сих пор были под впечатлением от происшедшего.