Сигнал - Максим Шаттам

вытащив длинный язык? Сожрет ли его уже в следующую секунду? Будет ли он страдать долго?

Оуэн толкнул дверь, и она с тихим щелчком закрылась. Фу-у-ух. Оуэн выдохнул и повернулся к кровати.

Он не сделал и пары шагов, как услышал звук.

Он донесся не из-за спины, как Оуэн опасался. Из окна.

Снаружи.

Металлический скрип по траве. Очень узнаваемый звук металлических лезвий, которые скребут по земле и снова зависают в воздухе.

Как будто грабли.

По всему его телу пробежала дрожь.

Нет, это невозможно.

Оуэн отказывался в это верить. Но тут он снова услышал звук, от которого мороз побежал по коже.

Кто-то работал граблями в саду посреди ночи. И Оуэн совершенно точно знал, кто это.

Это его и разбудило. Этот звук, настолько знакомый, что подсознание сразу послало в мозг сигнал тревоги, чтобы мобилизовать все его чувства. Чтобы он действовал. Успел спрятаться. Далеко, как можно дальше, в глубине дома, в надежном и безопасном месте. Необходимо укрыться. И быстро!

Оуэн покачал головой. Он готов был дать деру, когда подумал про Чада. После их разговора этим утром он знал, что может рассчитывать на брата. И Чад придумает, что делать. Надо идти за ним. Вместе они сильнее.

Оуэн толкнул дверь комнаты-склада.

Нет. И речи быть не может, чтобы пройти здесь. Не сейчас. Он вернулся и открыл дверь в коридор.

Длинный коридор был совершенно темным. Напротив – широко открытая дверь комнаты Зоуи. Оуэн не знал, почему, но Том решил поменять ей комнату, и теперь она спала в другом крыле, рядом с родителями.

Мы здесь одни. Я и Чад.

Оуэн поспешил к комнате брата, держась подальше от двери склада. Он постарался разбудить Чада тихо, но решительно.

– Чего тебе? – недовольно пробурчал тот.

– Тссс. Чад, тут что-то происходит. Ты мне нужен.

Мальчик сразу оценил серьезность ситуации и сел в постели, готовый слушать.

Оуэн кивнул на окно:

– Я думаю, что… Оно там. Прямо за окном.

– Кто еще?

– Пугало.

Оуэн не хотел этого признавать, но предпочел бы увидеть недоверие или безразличие. Чад вскочил с кровати и ринулся к окну.

– Осторожно! – прошипел Оуэн. – Нельзя, чтоб оно нас увидело!

Инстинкт предписывал ему оставаться невидимым. Унаследованное от предков чутье требовало ни за что не показываться. Сотни тысяч лет, прожитые в страхе перед хищниками, привычка угадывать опасность – атавизмы, которые дремлют, но все еще живы в современном человеке. Это осталось в нем от животного, память о борьбе не на жизнь, а на смерть. Нельзя было ничем выдать свое присутствие. Под страхом немедленного уничтожения!

Мальчики спрятались за шторой, и Чад очень медленно, осторожно выглянул в окно.

Напротив, на газоне, они увидели человеческую фигуру.

На краткий миг Оуэн подумал, что это просто Том, когда обратил внимание на неправдоподобно большую голову. Вряд ли голова Тома могла бы так вздуться за пару часов…

И тут в свете луны они увидели эти руки.

Грабли.

Метр за метром пугало шарилось по земле, изучая.

Оуэн задрожал, его зубы стали выбивать мелкую дробь. Чад положил ему руку на плечо в знак того, что он рядом, но тоже дрожал.

Пугало сделало пару шагов в одну сторону, потом повернуло в противоположном направлении и наклонилось к земле. С его лица что-то посыпалось, и Оуэн и без света знал, что это жирные желтые червяки.

Когда он смог справиться с подступившими слезами и комом в горле, то тихо произнес:

– Я говорил, это был не глюк. Оно существует.

Чад медленно кивнул.

– Я тебе верил. Такое чувство, что оно… Ищет что-то.

– Кого-то, – поправил его Оуэн. – Нас.

– Думаешь?

– Оно охотится за нами. Что ему, по-твоему, еще делать у нас в саду?

– Ох, черт… И что будем делать?

Оуэн понял, что он пришел к двоюродному брату за поддержкой, а теперь сам должен был стать опорой и искать выход. Все равно, присутствие брата его очень ободрило. Куда лучше, чем быть одному.

Они не могли оторвать глаз от кошмарного видения.

Вдруг пугало остановилось и повернуло свое отвратительное полусгнившее лицо в их сторону.

Пустые глаза и кошмарная пасть, искривленная в жестокой усмешке, были направлены к окнам второго этажа. Чад потянул Оуэна за воротник, и они торопливо спрятались за шторой.

– Оно нас видело? – спросил Оуэн в панике.

– Нет, нет, не думаю. – Чад рукой удержал заколыхавшуюся от их резкого движения штору. – Ну… я надеюсь.

– Надо разбудить родителей?

Чад резко помотал головой.

– Не знаю, но мне кажется, что лучше этого не делать.

– Но они что-нибудь придумают!

– Поверь мне, это плохая мысль, говорю тебе. Они не будут сомневаться, как мы. Они спустятся в сад, папа примет пугало за маньяка, погонится за ним, и… Я знаю, что это плохо кончится.

В этом Оуэн был с ним согласен. Приближаться к пугалу совсем не следовало. Даже взрослому, без разницы. Пугало перекусит его пополам и не заметит, а Оуэн совсем не хотел услышать отвратительный хруст костей Тома, когда пугало размолотит их своими челюстями.

Чад снова выглянул в окно, и Оуэн хотел было его удержать, но остановился. Надо было убедиться, что пугало не стоит у дверей дома. Длинная высокая тень все еще обнюхивала траву. Вдруг с нижнего этажа, где обычно спал Смауг, донесся лай, и пугало вздрогнуло и подняло длинные когти, готовясь нанести удар. Смауг яростно лаял, не переставая.

– О, нет! – встревожился Чад. – Этот идиот разбудит родителей!

Внизу пугало постояло в нерешительности, рассекло воздух своими блестящими лезвиями, затем шагнуло к задней двери Фермы. Остановилось. Казалось, оно принюхивалось к чему-то, а потом отступило и осторожно вернулось в глубь сада, чтобы затем уйти в тёмный лес и окончательно исчезнуть. Мальчики с облегчением положили головы на подоконник. Было слышно, как в коридоре Том скомандовал Смаугу замолчать, и пёс повиновался. Но Чад и Оуэн знали, что он сделал это не из послушания. Смауг почувствовал, что опасность миновала.

21

Набережная представляла собой широкий деревянный настил. Во время прилива она возвышалась над водой на пять метров, при отливе – на десять и была построена в 1980-х к ежегодной ярмарке Мэхинган Фолз с целью обеспечить наконец выставочную площадку, которая бы соответствовала этому названию. Отсюда открывался потрясающий вид одновременно на мыс и маяк с одной стороны, пристань вдали и вытянутые к югу пляжи. Те, кто рос в те годы, помнили золотой век города: летом Мейн-стрит была заполнена толпами, происходил бум продажи недвижимости – все эти семьи из Бостона, искавшие загородный дом поближе к морю, но недостаточно богатые, чтобы