Леди и Некромант - Екатерина Воронцова

Змеи слушали внимательно.

А я вспомнила, что в принципе они как раз слуха лишены… впрочем, нынешние ведь магического свойства.

— Обещаю, что ни я, ни мой спутник не причиним вреда этому… памятнику архитектуры.

Я протянула руку к калитке.

Змеи не исчезли.

Но и не шипели.

Можно ли было считать это согласием?

Гуль на той стороне мало что не выплясывал. Он то садился, то вскакивал, то начинал носиться мелкой тряской рысью, а то и вовсе припадал на передние лапы, будто кланяясь. Тоже просил за нас?

Я оглянулась.

Тварь, воплощение ночных кошмаров, все еще сидела. С приоткрытой пасти свешивались нити слюны, а может, и не слюны… не добавит мне это знание радости. Главное, что занята была. Чем? Похоже, Ричардом. Он еще держался на ногах, но туман, который окончательно утратил сходство с туманом и ныне больше напоминал пушистую белую плесень, облепил его уже почти полностью. Еще немного — и некроманта не станет.

И это заставило меня действовать.

— Извините. Я клянусь… чем угодно клянусь, что мы не причиним вреда. Мы не ищем сокровищ, если есть там у вас сокровища, только защиты. Мы посидим до утра тихонько, а после уйдем… да…

Я решилась.

И протянула руку. Пальцы обхватили холодный металл ручки, которая при прикосновении ожила, развернулась и, превратившись в очередную змею, вонзила острые зубы в мою ладонь.

От неожиданности я вскрикнула, но ручки-змеи не выпустила, а та, вновь затвердев, вдруг поддалась. Калитка отворилась с протяжным скрипом — похоже, гостей здесь давненько не случалось, — а в следующее мгновенье Ричард, покачнувшись, начал оседать на землю.

Он все еще находился в храме.

В том самом, где кровью и словом, магией своей, привязал себя к сумасшедшей старухе. И она, счастливая — это чужое безумное счастье коробило, вцепилась в рукав его куртки…

Жрец исчез.

И чашу унес, и кинжал, и оставил на лавке свиток традиционного зеленого цвета. Старуха сама его взяла и прижала к сердцу… она что-то лепетала про веру свою, про ожидание, про… Ричард не слушал. Он кричал, не раскрывая рта.

Сгорая в пламени обиды и боли.

А они, его однокурсники, наполнившие храм, хлопали в ладоши. Кто-то бросал горсти белого риса и пшеницы, кто-то пел заздравную, кто-то хлопал по плечам… совали подарки… и те кинжалы, на которые он положил глаз, принесли, то ли откупным, то ли тоже шутки ради.

Кинжалы были хороши.

— Кто? — только и сумел выдавить Ричард.

Не ответили.

А позже, отойдя от первого шока, он не стал выяснять. В самом деле, какая разница, чья эта была идея? Главное, веселье удалось. А если кому не весело… это его беда, верно, Ричард?

Он стоял.

Он смотрел в синие яркие глаза прекраснейшей Орисс, слушал щебет ее. Он позволил поцеловать себя в щеку… и ей, неужели и ей эта вся затея казалась смешной? Конечно. Она ведь всегда глядела на Ричарда с удивлением.

Непониманием.

Легкою брезгливостью. Как вышло, что редкий дар достался тому, кто оного дара не достоин? А потом сыграла в любовь…

— За что? — только и сумел спросить он.

А Орисс ответила:

— Просто так…

Вот и все… правда, теперь она, выступившая из памяти — о как прелестна была она в лиловом платье альвинийского шелка, — не спешила поворачиваться спиной. Ее не ждали экипаж и четверка охранников, которые бы защитили, вздумайся Ричарду пожелать мести… мести не желал.

Ни тогда.

Ни позже. И уж тем более не тронул бы женщину.

Она смотрела и смотрела… а потом вдруг протянула руку и влепила пощечину.

— За что? — возмутился Ричард и открыл глаза.

Орисс не было.

И храма.

И кажется, он лежал… где? На чем-то твердом и широком, но однозначно не на кровати.

— Очнулся? — Оливия тихо всхлипнула. — Я… я не буду плакать.

— Не надо, — осипшим голосом произнес Ричард. И удивился, что способен говорить.

— Извини… бить тебя я тоже не хотела… так сильно…

Сильно? Да. Наверное. Только он не ощущает тела, просто ноет щека… и губа… далекая боль, вялая, которая с трудом пробивается сквозь немоту.

— …но я подумала, что ты должен очнуться…

— Я очнулся.

Он заставил себя пошевелить рукой. Рука была что каменная, но пальцы разжались, и сабля выпала с оглушительным звоном.

— Тебе помочь? — голос Оливии звучал тихо и глухо. Ответа она не стала дожидаться, умница… и с чего Ричард решил, будто она на Орисс похожа? Та точно не стала бы возиться с тем, кто настолько ниже ее по положению.

Оливия с трудом, но подняла его.

Помогла сесть.

Подперла плечом, не позволяя завалиться набок.

— Мы…

— Нас пропустили, — сказала она тихо. — Но я обещала, что мы тут ничего не будем трогать. Мы ведь не будем?

— Не будем, — согласился Ричард.

Луна высоко поднялась. И погода была хорошей, небо — ясным, того темно-нефритового оттенка, который так любят воспевать поэты. Однако в данный конкретный момент времени небо и оттенки его мало волновали Ричарда. Он потер деревянную шею и поморщился. Больно… шее и еще ладоням. Конечно, он ведь обзавелся парочкой ожогов… да, к утру он на стену полезет, боль Ричард переносил плохо.

К утру…

А ведь, похоже, до утра дожить получится.

Слева возвышалась белая громадина мавзолея, у входа в который застыла пара мраморных кобр. Выполненные столь искусно, что каждая чешуйка была видна, змеи гляделись живыми. А может, и не просто гляделись. Проверять, насколько кажущееся реально, у Ричарда желания не было.

Никакого.

Он просто любовался.

Змеями вот.

Или белыми императорскими миртами, которые ныне официально считались исчезнувшими, но поди ж ты, росли себе в каменных кадках. Полупрозрачные листья их, напоенные лунным светом, сияли.

Взять бы хоть одно деревце…

Левая кобра шелохнулась… или показалось? Нет, брать здесь Ричард ничего не станет. Не дурак. Он вообще постарается руки держать при себе. И если случилось чудо, то Ричард примет его на веру.

Он пошевелил руками.

Плечами.

Склонил голову налево и направо…

Белый мрамор, того особого сорта, который добывали на Проклятом острове. И ставили из него лишь храмы да императорские гробницы. Ричард, когда читал, не мог понять, чем же хорош этот камень. А теперь… мавзолей впитывал свет.