Все меняется - Элизабет Говард
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Длинные выходные (как раз были каникулы середины семестра) шли своим чередом. Саймон сумел признаться отцу, что решил стать садовником, и, к его удивлению, отец и не подумал возражать – наоборот, словно даже вздохнул с облегчением оттого, что он на чем-то наконец остановился.
– А для этого не надо закончить курсы или получить какое-нибудь свидетельство?
– Ну, оно пригодилось бы, если бы понадобилось работать где-нибудь в другом месте, но мне нравится здесь, с Джералдом и Полли.
Джералд выступил в его поддержку, рассказывая, как замечательно он помогает и как старательно трудится.
Эндрю смирился с присутствием Лоры, так как она соглашалась на все, что он ей велел, и после вечно насмехающихся и командующих близнецов такая перемена пришлась ему по душе. У Спенсера прорезался зуб, и он то и дело расплывался в улыбке.
Полли, якобы для того, чтобы узнать мнение Хью о предложениях миссис Монкхерст, сумела вызвать его на разговор о неладах с Эдвардом и очень осторожно подвести к упоминанию о Диане.
– Папа, а каково было бы тебе, если бы семья отказалась поддерживать связь с Джемаймой?
Хью воззрился на нее, и она заметила, что его обычно добрые глаза стали жесткими, как стеклянные шарики.
– Я бы этого не потерпел, – сказал он. – Но ведь ее все любят.
– Понимаешь, иногда мне кажется, что и бедный дядя Эдвард так же настроен по отношению к Диане.
Последовала короткая и неловкая пауза.
– Папа, милый, я вот о чем: дело не столько в том, что о ней думаешь ты, сколько в том, как к ней относится он. Ведь он женат на ней.
– А как же несчастная Вилли? Как быть с ее загубленной жизнью?
– Такое случается, папа. Тут уже ничего не поделаешь. В сущности, для Вилли ровным счетом ничего не изменится, если ты познакомишься с Дианой, зато для дяди Эдварда изменится очень многое. Милый папа, ты же обычно такой добрый – подумай, как ужасно было бы для меня, если бы ты не одобрил Джералда. Я была бы несчастна. И в итоге стала бы любить тебя не так сильно.
– Может быть, – добавила она, увидев, как потрясли его последние слова.
– Что ж, – наконец ответил он, – я подумаю о том, что ты сказала. Но видишь ли, дело не только в Диане. Компания переживает трудные времена, и мы никак не можем сойтись во мнении, что следует предпринять. Мы достигли точки, когда даже обсуждать этот вопрос стало почти невозможно.
Они возвращались пешком по аллее, добросовестно полюбовавшись свежепосаженными деревьями, он вел ее под руку.
– Знаешь, Полл, когда ты говоришь вот так, то напоминаешь мне твою дорогую мать… Сибил. – Он издал сухой смешок, отмахиваясь от страшных видений ее смерти, которые до сих пор преследовали его: медленной неумолимости, мучительного созерцания ее агонии, полной беспомощности и неспособности хоть как-нибудь избавить ее от боли.
У Полли тоже сохранились яркие и мучительные воспоминания о матери (и он удивился бы, узнав об этом, потому что был, подобно многим людям, эгоистичен в своем горе): ее крик, когда боли стали невыносимыми, последняя встреча с ней, когда она уже ничего не сознавала, как разрешили безответно поцеловать ее один раз, а потом выгнали. Это горе, у каждого свое, вернулось к ним сейчас, пока они медленно шагали по подъездной аллее, и дубовые листья, полыхающие яркой медью, грациозно слетали к их ногам, а вверху, над головами, было пронзительно-синее небо и холодное желтое солнце.
Когда впереди показался дом с его чудовищным фасадом из серовато-желтого кирпича («туалетного», как называл его Джералд) и множеством окон в обрамлении тревожно-красных архитравов, Хью остановился, чтобы разглядеть его.
Наблюдая за ним, Полли сказала:
– Джералд говорит, что он «без нужды помпезный».
– А вы никогда не думали продать его?
– Я – да. А Джералд всецело предан ему. Этот дом стал для него raison d’être. Да и я к нему привязалась. Мы просто должны сделать так, чтобы он зарабатывал на свое содержание. И наше. – И она рассказала ему про миссис Монкхерст и дополнительные расходы, а под конец спросила, какого он мнения о новых вложениях капитала в это поместье.
– В каком размере?
– Она еще не сказала нам. Но готова поручиться, что в размере стоимости еще одного Тернера.
– Полл, по-моему, вам больше не следует их продавать. Это же капитальный актив.
– Ничего, папа, их у нас еще довольно много. Две мы продали, чтобы починить крышу и купить кое-что настолько же необходимое. И Джералд продает по одной для каждого ребенка, чтобы нам хватило денег на их образование.
Возле дома их встретили близнецы.
– Мама, нам ужасно жаль, но Лора свалилась с Колокольчика и, кажется, что-то сломала – руку, ногу или что-то еще.
– Где она?
– Джемайма повезла ее к ветеринару.
– Не к ветеринару, глупая, а к врачу.
– Мамочка, мы не виноваты. Она не хотела ездить на поводу.
Эндрю добавил:
– Теперь понимаешь, почему я не езжу верхом? Мои ноги и руки мне нужны, а то как я буду лазать по своим деревьям?
Ему совсем не нравилось, что близнецы присвоили Лору.
– Вам прекрасно известно, что надо было держать ее на поводу. Вы же сами должны были ее вести. А где в это время находился Саймон?
– Он сказал, что ему надо набрать дров для каминов.
– И взял с них обещание не переходить на рысь ни в коем случае, но как только скрылся из виду, они сразу же и перешли на рысь. Джейн на Лютике уж точно, так что от нее было мало толку.
– Эндрю, ты противный мелкий ябеда.
– Да, вот именно. Противнее тебя я никого не знаю.
– Точно. Он противнее всех.
Лицо Эндрю плаксиво сморщилось.
– Я не противный. Я хороший. А из-за вас упала Лора. Это вы противнее всех. – Он уже всхлипывал и тер глаза кулаками. В этот момент вышла няня со Спенсером, который тоже ревел.
– Вот он хуже меня. Даже есть не умеет.
– Он голоден. Вы немного опоздали, миледи.
– Извините, няня. – Она забрала Спенсера и позвала отца с собой в гостиную.
– А вы, юный мистер Эндрю, отправляйтесь наверх и приведите себя в порядок к обеду. Вымойте не только руки, но и колени.
– Зачем к обеду мыть колени? – Уходя, услышала Полли за спиной голос Эндрю. – Я же не коленями ем…
Они закрыли дверь гостиной, отгораживаясь от голосов.
– Папа, присядь. Газета на столике у дивана. Они скоро вернутся.
Но Хью не сиделось на месте. Он бродил по комнате, то и дело выглядывая в окно, обращенное к подъездной аллее.
– Не понимаю, как мы могли разминуться с ними.