Волки белые - Олег Валецкий

Подобным образом прошла операция на горе Мали Ясень, которой так же предшествовало несколько разведывательных выходов. Мы выступили еще в темноте, и Леня и Андрей Л., едва не угодили к мусульманам, не повернув вовремя. Акция началась, когда рассвело и, более того, солнце стало близиться к зениту. Последовала долгая ругань между нашими многочисленными командирами (она, видимо, заменяла им совещания), и на скорую руку нам объяснили план акции. Так как Мали Ясень представлял собой сплошной неприятельский фронт — вершина горы была опоясана траншеями, — то ее необходимо было отрезать от позиций на горе Велики Ясень, стоявшей сзади.

На Велики Ясень через открытую поляну вела траншея: ее, по моему мнению, следовало перерезать, тем более, что неприятельский правый фланг (а соответственно, соседняя гора Венац) был отделен глубоким ущельем, поросшим лесом, по которому в направлении неприятельских позиций шла проселочная дорога. В бронетехнике мы имели полное превосходство, как и в огневых средствах, в особенности в артиллерии. Нанеся одновременно удары и вдоль ущелья, и по вершинам гор, мы, очевидно, добились бы успеха. К тому же, логичнее было нанести удар именно по горе Велики Ясень: заняв траншеи, которые обеспечивали сообщение с горой Мали Ясень, можно было просто на измор взять оборону последней. Еще во время первых наших разведывательных выходов мы обнаружили, что можем достичь горы Велики Ясень без всяких проблем, так как поросший лесом склон горы Мали Ясень противником не просматривался. Здесь не было даже мин, за исключением нескольких мест перед самими траншеями. Противник был вовсе не всесилен и держался, скорее, благодаря недостаткам сербской стороны, нежели своими достоинствами. Так, еще за пару недель до начала нашей акции он смог с горы Мали Ясень захватить передовые сербские позиции и, надо отдать ему должное, быстро выстроил новую линию обороны. Она состояла из десяти наполовину вкопаных в землю блиндажей-дотов, имевших по десятку метров траншей и несколько земляно-бревнных стенок, защищавших каждый из дотов от огня гранатометов. Почему мусульманам так быстро удалось выбить отсюда сербов, а потом беспрепятственно строить по гребню горы свои укрепления, можно было понять, посмотрев на плохо оборудованные сербские позиции на горе Мали Ясень. Кстати, сербским войскам удалось их быстро вернуть с подходом новых интервентных групп, и те под командованием полковника Йосиповича из Сараевской бригады (из Вогощи) без особых трудностей прогнали неприятеля, буквально ошеломленного огнем прямой наводки сербской артиллерии. Так что не думаю, что взятие гор Мали и Велики Ясень было трудным, если бы сербские войска действовали дружно и целеустремленно. Однако на деле почти каждый сербский командир тянул в свою сторону, и все закончилось полным провалом. Главный удар почему-то должен был наноситься в лоб интервентной группой из Илияша, под командованием «Цицо», и группой Мичо Влаховича, штурмового батальона из Вогощи 3-й Сараевской бригады. Трудно было разобраться, кто где должен был наступать, но почему-то главная часть нашего отряда осталась в сербских траншеях, видимо, в роли «5-го эшелона».

Нас, русских, и еще десяток сербов из роты Алексича и Станича под командованием Йово отправили в лес между горами Мали и Велики Ясень — для организации отвлекающего удара. Перед этим сербские командиры, объясняя мне план акции, так толком и не рассказали ничего о сигналах. На наше счастье, мы получили проводника, Зорана Краишника. Этот молодой, худощавый, чернобородый парень был честным, храбрым и способным человеком. Еще на совещании, он раздраженно сказал командирам, что «они подставляют руссов под удар», так как нас, по его объяснению, мусульмане бы засыпали бы тромблонами и огнем из пулеметов. Йово в этом обсуждении особой роли не играл, да и мы на его группу особо не рассчитывали.

Углубившись в лес и выйдя на исходные позиции, мы разлеглись под деревьями, в нескольких десятках метров от опушки леса. За опушкой начиналась поляна, которую пересекала траншея, соединявшая горы. Зоран, обратившись ко мне, сказал, что он не один день твердил нашим командирам, чтобы они выстроили здесь пару бункеров, чем легко бы отрезали противника. Однако внимания на слова Зорана они не обратили, а стремились лишь к штурму, что, по его замечанию, приводило к ненужным потерям. Поэтому нам Зоран посоветовал не открывать огонь, а Йово тут же одобрительно кивнул головой и стал просить, чтобы мы ни в коем случае не стреляли. Мне брать ответственность за чью-либо смерть не хотелось, тем более в столь бессмысленном отвлекающем маневре: одной стрельбой ничего не добьешься, а от противника нас отделяла поляна. Впрочем, осмыслить все до конца я не успел: когда началась артподготовка, и осколки снарядов полетели у нас над головами, раздумывать уже было не время. Группа Йово так с места и не сдвинулась. Услышав участившуюся стрельбу и взрывы гранат слева от нас, мы не знали, что делать: приказа по «Мотороле» не последовало. Штурм закончился быстро. Группа в десяток бойцов слева от нас сумела войти в неприятельские траншеи, а противник, вместо того, чтобы бежать, встретил их пулями и ручными гранатами. В результате, со смертью одного добровольца из Вогощи и ранением командира «Цицо», был дан приказ отступать, который весь наш отряд очень быстро выполнил. Что касается нас, то мы так и просидели в траншеях, не сделав ни одного выстрела. Мне потом рассказывал мой знакомый «Арба»: вся их акция заключалась в том, что он вместе с Вукотой и еще парой бойцов, выполз вперед, левее от штурмовой группы и, сняв несколько мин, подполз к неприятельским траншеям. Оглянувшись, он увидел, что за ним никого нет, и ему пришлось вернуться. Потом же началась обычная картина: сербские бойцы бросали боеприпасы. Так что мы вернулись из этой акции с куда большим боевым запасом, в том числе гранат как ручных, так и для гранатомета. Хотя по дороге нас и пытался обстрелять какой-то снайпер, домой мы вернулись все же благополучно. Место нашего базирования к тому времени мы сменили (перейдя поближе к месту акции), и наш объединенный русско-четнический отряд разместился в большом, но сгоревшем доме у речки.

Все эти курортные условия нашим ребятам стали надоедать, как и наши четнические союзники из Йовиной группы, которые вели себя так, словно делают большое одолжение, что участвуют в этой войне. Между собой они периодически ругали Вукоту, называя его коммунистом и партизаном. Алексич, посетив своих бойцов, заявил: он обо всем договорился, и отныне мы будем действовать только по приказу Йосиповича. Йово на совещании командиров потребовал этого напрямую. Мне, бывшему тогда тоже на этом совещании, все показалось каким-то фарсом. Было уже абсолютно все равно кто четник, кто партизан, так как толку ни от первых, ни от вторых не было. Уже две недели мы топтались на одном месте, перед линией обороны неприятеля, а разговор о прорыве так и не заходил. Нам все уже изрядно надоело, ребята чувствовали неудовлетворение от подобных акций. У меня сложилось мнение, что необходимо создать русский отряд, хотя бы величиной с роту, получив определенный статус. Одно было очевидно: из четы Алексича надо было уходить, по одиночке или всем вместе. К тому времени мы представляли довольно сплоченную обкатанную боевую группу, которую составляли я, Леонид, Денис, Роман, «Барон», Андрей Л., а также присоединившийся к нам в конце августа Петя Малышев, бывший боец 2-го РДО. Возвратившись из акции, мы получили еще одного бойца, Игоря М., из Сухуми, немца по национальности, служившего, по его словам, в группе специального назначения «Сатурн», и, по всей видимости, участвовавшего в абхазской войне на стороне грузин. Появился тогда и еще один боец, Юра Ш., откуда-то из России, но мы его так и не видели, за исключением Леонида и Кренделя.