Шоу обреченных - Павел Агалаков

«Наверное, именно так пахнет смерть», — подумалось Грибину.

Он передернулся, представив, как из этой черной пасти выходит тонкая черная фигура и наотмашь бьет его двусторонним топором с витиеватой галльской лилией на блестящем лезвии. Затем бросает на изрубленный труп сложенный вчетверо клочок бумаги с надписью: «Удален с «Ютуба». Причина: обман сослуживцев».

— Господи! — в голос возопил Грибин. — Они же не знают, где я!

В один прыжок он оказался возле тумбочки, рывком выдернул ящик, высыпал содержимое на кровать и нервно зашарил в образовавшейся куче.

— Где же? Ага. Вот.

Бормоча, Грибин извлек части разбитого телефона. Внимательно осмотрев обломки, он вставил плату с потрескавшимся экраном в расколотый надвое корпус, приладил аккумулятор и, моля бога, зажал кнопку включения.

В квартире Игоря из угла в угол, сцепив пальцы в замок и прижав их к губам, дерганой походкой расхаживала Красавина. Игорь стучал клавишами компьютера, недовольно фыркая на «тупость» техники.

— Ну? — ежеминутно нетерпеливо спрашивала Света.

— Хрен его знает. Может, спутник не в орбите, может, еще какая фигня. Короче, сигнал не проходит, — раздраженно отвечал блогер и вновь рьяно колотил по кнопкам клавиатуры.

От напряжения и неизвестности Красавину трясло так, будто ее засунули в морозильную камеру в одном нижнем белье. Сейчас ей, как никогда, хотелось, чтобы ее догадка оказалась в корне неверной и убийца Юлии Продан не затеяла расправу над вполне безобидными видеоблогерами.

— Ну не совсем же она бесстрашная дура? — думала Света. — Там шесть парней. Если она предпримет хотя бы попытку кого-то убить, ее махом скрутят. Если только это не тот случай, когда душевнобольной обладает нечеловеческой силой и невероятной хитростью.

От этой мысли Красавину тряхнуло так, что клацнувшие зубы прикусили нижнюю губу. В чувство Свету привел странный звук, вырвавшийся из динамиков и разлетевшийся по комнате дребезжащим вибрато. Он был похож на хриплый телефонный гудок, ритмично пробивающийся сквозь толщу радиоволн.

— Что это? — возбужденно спросила Красавина.

— По ходу, коннект, — радостно ответил Игорь и добавил громкости в колонках.

Михаил отпустил кнопку, вынул аккумулятор, постучал им о край тумбочки, вставил обратно и вновь зажал кнопку. Телефон неприлично хрюкнул, завибрировал, засветился.

— Да! — обрадованно воскликнул Грибин, но тут же от ликования не осталось и следа.

Экран, покрытый паутинками трещин, излучал только свечение, буквы и цифры, которые Михаил надеялся увидеть, отсутствовали вовсе.

— Черт, черт, черт! — ругнулся на аппарат Грибин. — Я даже в телефонную книжку забраться не смогу.

Он напряг память, пытаясь вспомнить хотя бы один номер, как вдруг телефон ожил. Треща, как старый патефон, аппарат вылил из себя залихватскую мелодию Вольфганга Амадея Моцарта. Не веря в чудо, Грибин поднял глаза к небу и с облеченной улыбкой на круглом лице истово выдал:

— Спасибо тебе, Господи! — И нажал кнопку ответа.

Из динамика наперебой послышались голоса. Хотя они и были искажены помехами, но для Михаила это звучало райской музыкой.

— Але, братан, это ты? — спрашивал мужской голос.

— Миша, Миша, ответь, не молчи, — перебивал его женский.

Грибин узнал этот звонкий тембр, то была Света Красавина.

— Да, — сипло ответил Михаил, слезы душили его и мешали говорить. — Света, я тебя слышу.

— Что?! — кричал Светин голос. — Говори громче, тебя плохо слышно!

— Э, а чего это только ты с ним… — врезался мужской голос и что-то еще невнятно прокряхтел.

— Света, Света! — испугавшись, что связь прервалась, завопил Михаил.

— Братан, але, братан, это я, Гоша, как ты там? — сквозь электрический треск снова прорвался голос.

«Интересно, что они делают вместе?» — промелькнула мысль, но Грибин отмахнулся от нее, посчитав это несущественным.

Из глаз Михаила потекли слезы.

— Гоша, — всхлипнул Грибин, утирая щеку ладонью, — я, я нормально.

— Там Лукас ничего не натворила?

В секунду, словно быстро сменяющие друг друга слайды, в голове Грибина промелькнули события минувших дней. Тимур Айдар с носком-Веней в горле. Илья Стрелкофф с синим перекошенным лицом, отравленный уткой в апельсинах. Бамбр с проломленным сковородкой черепом. Вася Рай с торчащей из спины окровавленной кепкой. Изрубленный в куски блондин Джимми. Тряпичное тело удушенной подушкой Миланы Милой. И над этим всем белая, перепачканная кровью, пугающая своим безумным взглядом маска умирающей Даши Лукас, шипящая последние слова:

— …я вам не прощу.

Михаил сглотнул, тряхнул головой, отгоняя видение, глубоко вдохнул, чтобы успокоиться, затем ровным и твердым голосом спросил:

— Гоша, Света, кто-нибудь из вас знает телефон шотландской полиции?

Столица встретила Ильина с Копыловым вокзальной сутолокой, узкоглазыми, горбоносыми, бородатыми лицами гастарбайтеров и ледяной моросью дождя. На перроне сновали носильщики, гремя раздолбанными тележками, а на них зорко посматривали разномастные кавказцы, крутя на пальце ключи от автомобилей, периодически колоритно покрикивая: «Такси, такси недорого». Пикет полиции, прохаживающийся вдоль состава, повелительно взирал на весь этот извозчицкий базар, надменно принимая приветственные кивки в свой адрес.

— Ну, здравствуй, «не резиновая»! — купеческим басом прогудел Копылов и усмехнулся.

— Леха, ты когда-нибудь закончишь паясничать? — поинтересовался Ильин. — Не ровен час нарвешься на рьяного патриота, будет тебе на орехи.

— Оглянись, Михалыч, — Алексей обвел рукой толпу, — где ты здесь патриотов углядел? Салям алейкум. — Он прижал руку к груди и с ухмылкой поклонился проходящей кучке людей из Средней Азии. Те бросили на него недоуменные взгляды. — Если у этих «москвичей» спросить: «Как пройти на Красную площадь?», — половина тебя просто не поймет, потому как по-русски ни бум-бум, а другая половина скажет: «Я не местный». В лучшем случае укажут тебе на ближайшую палатку с шаурмой.

— И давно ли ты записался в националисты? — с нескрываемым раздражением спросил Ильин.

— Кто? Я? — Копылов удивленно повел бровью. — Михалыч, ты чего? Какой национализм? Просто тут на один квадратный метр такая концентрация приезжих, что невольно думаешь, а в Москву ли ты попал? Может, случайно поездом ошибся, и это вовсе не столица России, а например, Самарканд или Грозный. Национализм. — Он презрительно фыркнул, будто само это слово вызывало стойкое отвращение.

— Тогда чего куражишься? — не понимая поведения сослуживца, спросил Андрей.

— Как сказала бы Светка, это способ психологической защиты, — деловито заявил Алексей.