Корабль-призрак - Фредерик Марриет

Вновь назначенный командор Авенхорн, видя, что люди у него мрут с каждым днем, что число заболеваний все увеличивается, отправился на адмиральское судно с донесением о положении дел и с предложением пристать к южноамериканскому берегу и постараться хитростью или силой достать свежих припасов у туземцев или у испанцев, заселивших побережье. Но адмирал и слушать не хотел. Это был человек заносчивый, честолюбивый и упрямый, которого никак нельзя было уговорить последовать чьему-либо совету. Исходи эта мысль от него, он бы, конечно, немедленно осуществил ее; поэтому командор принужден был вернуться на свое судно с самым решительным отказом.

– Что мы будем делать, капитан Вандердеккен? – обратился он к Филиппу. – Вам достаточно хорошо известно наше положение! Мы не можем долго оставаться в море; сейчас у нас еще есть сорок человек команды, но через неделю останется только двадцать! Не лучше ли нам рискнуть даже вступить в бой с испанцами, чем помирать здесь, как паршивые овцы в загоне?

– Я с вами согласен, но мы должны повиноваться предписаниям начальства! Адмирал – человек непреклонный!

– И жестокий! А потому я подумываю нынче же ночью уйти от него, а если он станет меня обвинять, я сумею оправдаться перед директорами компании!

– Не делайте ничего сгоряча! Быть может, через день, другой, когда он увидит, что и его судовая команда редеет с каждым днем, он сам убедится в необходимости последовать вашему совету!

Прошла, однако, целая неделя со времени этого разговора; на всех судах смертность возрастала и заболевания учащались. Командор снова отправился с донесением к адмиралу и вторично повторил ему свое предложение. Но адмирал Римеландт, сознавая, что его подчиненный прав, не считал возможным все-таки изменить свое решение и потому вторично отказал наотрез.

Флотилия находилась в трех днях пути от берега, и командор, вернувшись на свое судно, мрачный и недовольный поведением адмирала, дождался ночи и, когда Филипп сошел вниз, поднялся на палубу и приказал изменить курс судна на несколько румбов. Ночь была темная, и из всех судов эскадры только на «Льве» были кормовые огни, так что уход «Дорта» остался незамеченным. Когда наутро Филипп вышел наверх, то был удивлен, не видя нигде остальных судов флотилии. Взглянув же на компас, он убедился, что судно изменило направление. Узнав, что это было сделано по приказанию его начальника, он ничего не сказал, а когда немного спустя командор вышел наверх, то, подойдя к Филиппу, заявил, что считал себя вправе не сообразоваться с приказанием адмирала, ввиду того что это значило бы пожертвовать жизнью всего экипажа его единоличному упорству. И это действительно было так.

По прошествии двух дней «Дорт» бросил якорь в устье широкой реки вблизи большого испанского города и поднял английский флаг. Когда с берега была выслана шлюпка, чтобы узнать, кто они такие и каковы их намерения, командор заявил, что они английское судно, встретившее в пути потерпевший крушение испанский бриг, команду которого, больную скорбутом, он принял на свой борт, и теперь он уклонился от своего пути, чтобы оставить этих больных на попечении их соотечественников. Но так как в данный момент эти люди в таком состоянии, что их нельзя тронуть, то он просил прислать шлюпку со свежими припасами, чтобы восстановить силы больных в течение нескольких дней, после чего он их высадит, а сам будет продолжать свой путь. При этом он добавил, что надеется, что губернатор местного города в благодарность за оказанную им испанцам помощь пришлет свежих припасов и для его команды.

Всю эту ловко сочиненную историю командор придумал, отлично зная, что ненависть испанцев к голландцам была до того сильна, что он ни в коем случае не мог бы рассчитывать получить припасы даже за деньги, если бы стало известно, что он и его команда – голландцы.

Присланный губернатором на судно офицер, убедившись в положении дела, подтвердил своему начальнику слова командора, и спустя два часа пришла шлюпка, нагруженная до краев свежим мясом, овощами и другими припасами, которых могло хватить с избытком на три дня всей судовой команде. Припасы эти тотчас же были распределены на всех, и командор отправил губернатору письмо, в котором благодарил его за присылку припасов и извинялся, что по нездоровью не может лично принести ему свою благодарность. При этом письме он препроводил губернатору поименный список мнимых испанцев, якобы находящихся у него на судне. В заключение командор выразил надежду, что дня через два он будет в состоянии представиться губернатору, чтобы обсудить способ высадки больных испанцев, которые к тому времени, быть может, оправятся.

По прошествии трех дней губернатор прислал новый транспорт припасов, и, как только они были получены, командор надел английский мундир и отправился с визитом к губернатору. Последний обещал отдать ему визит на другой же день в случае, если погода будет благоприятная, но погода оказалась настолько неблагоприятной, что пришлось отложить визит еще на два дня. Наконец губернатор с целой свитой явился на судно и был встречен со всем подобающим почетом.

Нет, быть может, болезни более ужасной, чем скорбут, столь быстро разрушающий организм человека; но с другой стороны, нет болезни, более быстро и легко излечивающейся, как только является необходимое против нее лекарство. И нескольких дней было достаточно, чтобы лежавшие без движения больные были в состоянии встать и выйти на палубу, так что в те шесть дней, которые «Дорт» простоял на якоре, почти вся его команда успела выздороветь.

Когда прибыл губернатор, капитан пригласил его в свою каюту, где было приготовлено угощение. Но едва только губернатор очутился в каюте наедине с капитаном, как последний с величайшей вежливостью и почтительностью заявил, что он – его пленник, что судно это не английское, а голландское военное судно, что больные скорбутом были также голландцы, а не испанцы, но при этом заверил губернатора, что его плен не продолжится долее того момента, когда по распоряжению его превосходительства на судно будет доставлено известное число быков и известное количество овощей, необходимое для пропитания его экипажа. В заключение командор заметил, что он счел за лучшее прибегнуть к этой хитрости для получения необходимых ему припасов, чем прибегать к кровопролитию с той и другой стороны. Кроме того, командор ручался, что за время пребывания губернатора на его судне его превосходительство, а равно и свита не подвергнутся ни малейшему оскорблению или обиде со стороны голландцев.

На это испанский губернатор сперва с недоумением посмотрел на командора, затем – на грозный ряд вооруженных матросов, выстроившихся у дверей каюты, и вдруг сообразил, что его легко могут увезти в открытое море; к тому же он сознавал, что выкуп, требуемый командором, в сущности весьма скромный, а потому всего лучше согласиться на его требования и покончить дело келейным образом.

Потребовав перо и чернил, он написал приказ доставить немедленно на судно столько-то и столько-то голов рогатого скота и столько-то овощей и всякой зелени и отправил этот приказ на берег с одним из своих офицеров. Перед закатом все требуемое было доставлено, и, как только началась выгрузка, командор со всевозможным почетом, поклонами и выражением благодарности проводил губернатора к его шлюпке. Люди на берегу думали, что губернатор загостился, и так как он не захотел сознаться в том, что его одурачили, то об этом ничего и не узнали.