Книги онлайн и без регистрации » Приключение » Дружина особого назначения. Книга 4. Завтрашний взрыв - Иван Алексеев

Дружина особого назначения. Книга 4. Завтрашний взрыв - Иван Алексеев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 46 47 48 49 50 51 52 53 54 ... 73
Перейти на страницу:

Сотник, как большинство ветеранов, любил вспоминать былые сражения и рассказывать о знаменитых витязях и выдающихся полководцах, с которыми ему довелось служить. Вот и сейчас, за ужином, сотник вспоминал, как десять или более лет тому назад били они крымцев на Оке-реке под предводительством молодого доблестного воеводы князя Михаила Воротынского и даже к Рязани врагов не подпустили, не то что к Москве. Степа, погруженный в свои мысли, слушал его вполуха, но из вежливости не забывал время от времени кивать, выражая согласие с основной мыслью собеседника. А основная мысль рассказчика состояла в том, что в прежние времена все было не в пример лучше, чем в нынешние, и молодежь почитала старших.

Ополченцы ужинали. Каждый десяток сидел у своего костерка, над которым висел общий котел с кашей. Сегодня в лагере во время трапезы царила необычная тишина, не было слышно веселых залихватских возгласов и громкого смеха. Ратники в основном молчали или разговаривали вполголоса, словно находились в храме. Степа обвел взглядом ополченцев, каждый из которых был ему так или иначе знаком, и вдруг увидел, что от одного из костров в его сторону направляется человек, которого стражник, конечно же, мгновенно узнал. Это был Чекан. Он подошел к сотнику, остановился в двух шагах, вытянулся по стойке «смирно»:

— Разреши обратиться, господин сотник?

И в этом подходе к начальнику, и в самом вопросе чувствовалась привычка, которая вырабатывается не одним годом ратной службы. «Разбойничек этот, по всему видать, не врал, когда говорил, что несколько лет служил в полку, — невольно подумал Степан. — Но что-то мне тогда в его ответе резануло слух. Надо бы вспомнить: что именно? Или это все сейчас уже неважно?»

— Обращайся! — кивнул сотник.

— Ты, помнится, еще в монастыре обещал мне награду за пять моих разведок. Прошу сейчас отпустить меня на ночь в увольнение и разрешить мне взять заводного коня.

Степа насторожился, повернулся к Чекану, пристально взглянул в его лицо. Сотник, растерявшись от столь смелой, вернее, даже наглой просьбы, покраснел, раскрыл рот и принялся медленно подниматься на ноги, приготовляясь, по-видимому, дать отпор забывшемуся подчиненному во всю силу своего зычного голоса.

Но, упреждая гневную тираду начальника отряда, Чекан произнес спокойно, хотя и чуть торопливо:

— Я хочу увезти из полка Анюту и оставить ее в городе.

Сотник так и замер с раскрытым ртом, затем вновь присел на траву, покачал головой. Степа тоже расслабился, отвел взгляд от спокойного и безмятежного лица бывшего разбойничьего атамана. Отношения Чекана и Анюты уже не были тайной ни для кого из ополченцев их отряда.

— Ну что ж, — произнес наконец сотник. — Я и сам намеревался отослать девицу подальше от предстоящей битвы. Только не придумал, как это лучше сделать. Уж больно она боевая и своенравная… Да еще мил дружок тут у нее завелся. Знамо дело, что она ни в какую по доброй воле отсель бы не ушла. А раз ты сумел ее уговорить, тогда езжай, конечно. И запасного коня бери… А про то, вернешься ли ты сам в рать к рассвету, я тебя спрашивать не буду. В ополчение народное никого против воли не зовут.

— Правильно, что не спрашиваешь, сотник, — кивнул Чекан и посмотрел в глаза ветерану прямым и честным взглядом. — За коня спасибо. Разреши отбыть в увольнение?

— Разрешаю. Ступайте с Богом. Гляди только, девицу не обидь, а то я не посмотрю на все твои прежние геройства! — Сотник поднял свой немалый кулак и грозно потряс им перед лицом бывшего атамана.

Чекан молча развел руками, дескать, о чем уж тут говорить! Четко, по-военному наклонил голову, повернулся через левое плечо и направился туда, где чуть в стороне от ратного стана паслись несколько стреноженных коней, принадлежавших начальникам монастырского ополчения. Проводив его взглядом, сотник покачал головой и произнес то ли с осуждением, то ли с прискорбием:

— Вишь, оно как! Кругом война, кровь, а им, молодым, все одно — любиться да миловаться! Вот в прежние времена… — И старый сотник опять пустился в воспоминания о героях былых времен, которые, конечно же, не чета нынешним.

Степа вновь рассеянно слушал, время от времени кивал, как вдруг одно имя, произнесенное ветераном, заставило его встрепенуться, и стражник, впервые перебив рассказчика, спросил довольно резко, почти как на допросе:

— Как, говоришь, звали того воеводу?

— Князь Никита Курлятев, — охотно повторил сотник.

— А ты его хорошо знал?

— Ну, не то чтобы приятельствовали, — честно признался ветеран, — но в боях да походах вместе побывать довелось. Несколько раз удавалось даже парой слов перемолвиться. Знаешь, небось, как это в ратном стане случается, когда все вместе в одном озере купаются или из одного ручья воду пьют.

— А не ведаешь ли, что с ним сталось, где он сейчас?

Сотник печально вздохнул, задумался в нерешительности, затем махнул рукой и произнес:

— Про это лучше вслух не рассуждать, ну, да ладно! Уж тебе-то я верю, что слова мои никуда не донесешь. Да и все одно завтра смертный бой. В общем, попал доблестный воевода князь Курлятев государю в немилость, да и сгинул потом то ли в ссылке, то ли на плахе.

— За что ж ему выпала та немилость?

— Я сам-то уже тогда в войске не был, знаю лишь по слухам. Сказывают, что появился у князя новый стремянной, боярский сын Кудеяр Тишенков, молодец лихой да отчаянный. Князь его за геройство отличил, к себе приблизил. А у того молодца душонка-то оказалась гниловатой. И геройствовал он вовсе не за Родину, а из-за гордыни и тщеславия своего непомерного, за награду щедрую да за любовь красных девиц, до которых он был куда как охоч. В общем, где-то под Астраханью переметнулся он к туркам, когда янычары зажали нашу рать в тиски, из которых, казалось, не было выхода. Ну, знамо дело, у князя нашлись завистники, да и объявили государю, что князь, дескать, сам своего стремянного к врагу послал, замыслив предательство. Только ни я, ни кто другой, князя по рати знавший, в тот навет не поверил. Он не единожды в самых страшных битвах являл нам всем пример самоотверженной стойкости во имя отечества. И тогда, под Астраханью, он от турок все же отбился и рать сохранил, хотя был в тех боях сам ранен. Так клеветники государю и нашептали, что, он, дескать, из того похода живой вернулся ценой предательства.

— Мог ли князь Курлятев все же остаться жив, избегнуть казни?

— Кто ж знает? На то воля Божья!

— А если б ты сейчас его встретил, то узнал бы?

— Даже и не знаю: столько лет прошло! — развел руками ветеран. — Впрочем, рост у князя высокий, да еще был у него один шрам приметный. Хотя этот шрам под одеждой скрыт.

Степа почувствовал в груди внезапный холодок.

— Что за шрам? — дрогнувшим голосом хрипло выдохнул он.

— В виде полумесяца, на плече. На каком, правда, не помню. То ли ливонский меч, то ли турецкий ятаган его зацепил.

Хотя Степа уже почти предвидел подобный ответ, все равно он вздрогнул, будто у самых его ног внезапно ударила молния. Или разорвалась граната, которой турецкий лазутчик Кудеяр Тишенков пытался убить отца Серафима, то есть воеводу князя Никиту Курлятева, чтобы тот не смог его опознать. Сам же Кудеяр узнал в отце Серафиме своего бывшего военачальника по рассказам Анюты, когда та обмолвилась о шраме на плече монаха-отшельника, лежащего в монастырской больнице. А как ловко и умело он скрывался под личиной атамана Чекана! Надо же такое придумать! Действительно, ни одному стражнику, охотящемуся на неприятельских лазутчиков, и в голову не придет, что один из них может использовать в качестве прикрытия такой образ, привлекающий повышенное внимание. Наверняка он за несколько месяцев до вторжения проник в район будущих боевых действий, сколотил ватагу и обделывал свои делишки, готовясь к встрече идущих с набегом хозяев. А шайку Кудеяр, очевидно, использовал втемную, не раскрывая «честным» разбойникам своего истинного лица. Даже тогда, на допросе, когда Степа неожиданно в лоб спросил Чекана, то есть Кудеяра, не турецкий ли он лазутчик, атаман не дрогнул, не смешался, а лишь рассмеялся ему в лицо. И ведь Степа, действительно, сам посчитал свои подозрения дурацкими. Лишь однажды во время допроса Кудеяр слегка запнулся, когда Степа спросил его о ратной службе. Лазутчику пришлось назвать полк князя Курлятева. Врать про службу в другом полку ему было опасно: вдруг стражник смог бы его проверить и уличить во лжи? Но все же Кудеяр, инстинктивно стремясь скрыть правду, на миг замялся и назвался не конником, каковыми были, как правило, лишь боярские дети, а пешцем. Степа еще тогда отметил эту заминку, но не придал ей значения, не стал выяснять далее, почему допрашиваемый вдруг сбился в своих показаниях.

1 ... 46 47 48 49 50 51 52 53 54 ... 73
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?