Верность - Рейнбоу Рауэлл

Она была здесь. Та девушка из отдела новостей. Бет. Она сидела за своим столом. Волосы у нее были распущены, очки надвинуты на лоб, она говорила по телефону и крутила шнур между пальцами. Вот она… Линкольн приготовился сказать «привет»…

Нет, лучше подождать, когда она закончит разговор. А потом уже сказать «привет».

Нет, а потом поцеловать ее.

Поцеловать, и все. Чего ждать? И она его поцелует. Он почти и не сомневался, что поцелует.

А потом он признается в любви.

А потом скажет, как его зовут.

А потом, потом… А что потом?

– Если сегодня все полетит к черту, приглашаю вступить в мою банду.

– Что? – Линкольн, не поняв, обернулся.

Сзади стоял Чак. Во рту у него был синий маркер, а сам он рассматривал какой-то секторный график.

– Что это за проценты? – спросил Чак, держа в руке листок с графиком.

– Не знаю, – ответил Линкольн.

– Я тебя попрошу проверить.

– Ты про какую-то банду говорил?

– Угу, – промычал Чак. – Но это не просто приглашение. Если сегодня сюда занесет Безумного Макса, я хочу, чтобы ты был в моей команде. Не спрашивай, что тебе там делать. Я еще не придумал.

– Я сейчас не могу, – ответил Линкольн и отодвинул от себя листок.

– Почему это?

– Идти надо.

– С тобой ничего не случилось?

– Ничего. – Линкольн бросил взгляд на Бет и пошел от Чака. Из комнаты новостей… – Идти надо.

– Что ты такого знаешь о Сети? – крикнул ему вслед Чак. – Что железки подсказывают?

– Пойду-ка я домой, – объявил Линкольн, вернувшись в отдел информационных технологий.

– Видок у тебя ужасный, – покачал головой Грег. – Но куда сейчас идти? Новый век вот-вот наступит.

– Чувствую я себя ужасно. Пойду, а?

– Если ты уйдешь, кто в час ноль будет командовать ударной бригадой?

Линкольн посмотрел в телевизор на столе у Грега. Новый год отмечали в Лондоне. Полночь уже наступила в Париже, Москве, Берлине. Даже Вольф Блитцер сидел со скучной миной. Ударная бригада нагло резалась в Doom.

– Ну ладно, – хмуро буркнул Грег. – Но ты все пропустишь. Мы пиццу заказываем.

Линкольн быстро выключил компьютер и заторопился к машине. Он вырулил на шоссе, даже не пристегнувшись. И сам не понимал, куда ехал, пока не оказался у дома Джастина. Линкольн несколько раз подвозил его, но в квартиру не заходил. Может, Джастин пока у себя. Может, Линкольн еще успеет на вакханалию тысячелетия.

Открыла Дена. Она была в своей спецовке: свободная розовая рубаха с напечатанными на ней зубами. С корнями и всем прочим. Наверное, задумывалось, что это мило, но зубы без десен казались отвратительными.

– Привет, Линкольн.

– Привет. Джастин дома?

– Не пришел еще. На работе задерживается. У тебя как дела?

– Нормально, спасибо. Я тут подумал: вытащу-ка я вас на концерт. Если вы согласны. Если от предложения не отказываетесь.

– Да, конечно, – ответила она. – Джастин скоро будет. Садись.

Линкольн опустился на единственное место для сидения – огромное кожаное кресло.

– Принести чего-нибудь? Пиво будешь?

– С удовольствием.

Дена протянула ему большую бутылку «Микки». Не пиво, а солодовый напиток – какая разница.

– Ты себя точно нормально чувствуешь? – спросила она.

– Абсолютно.

– Пойду собираться.

– Да, вот именно… Иди, иди… Я пока телевизор посмотрю.

– Ну ладно. – Немного поколебавшись, Дена вышла из комнаты.

Линкольн почти не сомневался: зря он сюда приехал. Но и на работе бы не усидел. Зная, что Бет там, что она, может, думает о нем. Зная, что он так и не сумел с ней заговорить. Духу не хватило – так, кажется, это называется? Или потому, что понимал: не надо этого делать, даже пустячный разговор с ней – это попытка разглашения служебной информации.

А может, просто боялся сделать что-то настоящее.

Теперь Линкольн знал, как она выглядит, и от этого стало только хуже. Гораздо хуже. Теперь его неясные мысли и теплые чувства обрели лицо. И веснушки. И вельветовые штаны ярко-клубничного цвета. Невыносимо было представлять, как девушка с этим лицом рыщет за ним по коридорам. Сияет, когда его видит. Смотрит на него.

Может, она все так и сидит там. За своим столом. Может, он еще застанет ее, поцелует и скажет… только вот что?

Линкольн и сам не знал, сколько он просидел – несколько минут или час. Час, наверное. Он прикончил три бутылки «Микки» на голодный желудок. Конечно, не окосел, но был несвежий.

– Ты чего это здесь? – радостно обратился к нему Джастин. – Вроде работать должен был?

– Сначала работал. А потом нет.

– Что-нибудь случилось?

Линкольн вспомнил о Бет, о каштановых волосах, телефонном шнуре в пальцах. Вспомнил, как он, дурак, стоял, прислонившись к стене.

– Нет, – ответил он, – что там может случиться? Уйти надо было.

– А, ну ладно. Сейчас переоденусь во что-нибудь, от чего Дену тошнит, и пойдем отрываться.

Линкольн поднял пустую бутылку и сказал:

– Твое здоровье.

Джастин пошел переодеваться, а Дена пришла посидеть с Линкольном. Она была готова к выходу. Облегающие черные джинсы, сапожки на шпильке. Дена ярко накрасилась и в баре выглядела бы неплохо, но сейчас, при верхнем свете, она блестела, как новогодняя елка.

– Сначала мы с подружками встречаемся во «Фрайдизе», – сказала она. – Голодный?

– Конечно, – ответил Линкольн. – Отлично.

– Они все одинокие, – заметила Дена.

– Одинокие встречают Новый год, – крикнул Джастин из спальной. – Та-да-да-там!

– Лайза, моя подруга, тоже будет, – сказала Дена. – Помнишь ее? «Стальная гитара».

Линкольн вспомнил. Тут же вспомнился и вкус корицы. Джастин протянул ему еще одну бутылку, и Линкольн не стал отказываться.

Во «Фрайдизе» случился настоящий загул. Линкольн заказывал подругам Дены все, чего им хотелось: напитки со взбитыми сливками, вишни, блестящие, как пластиковые, кубики льда. Когда они добрались все-таки до «Рэнч-боула», он уже был совсем хорошенький. «Про парня можно сказать „хорошенький“, – вертелось у Линкольна в голове, – или у парней другие степени опьянения?» В какой степени он был пьян? Что случилось бы, если бы он прямо сейчас перестал пить? Лучше ему будет или хуже?

Они подгадали точно. «Сакагавея» как раз готовилась выступать. Джастин подтолкнул Линкольна вперед, чтобы он, как ледокол, прорубил всем дорогу в бар.