Роскошная хищница, или Сожженные мосты - Марина Крамер

– Увы... но ты не переживай, никто не претендует, – грустно улыбнулась Марина, поглаживая его по щеке.

* * *

Желание Хохла исполнилось буквально через три дня, словно по волшебству.

Этому предшествовал телефонный звонок Виолы. Они больше часа разговаривали с Мариной, и по голосу и совершенно незнакомым интонациям ведьма почувствовала, что Коваль устала, что дела идут тяжело, что с Хохлом опять проблемы и ссоры. Марина никогда не жаловалась открыто, но Ветке и не нужно было прямого словесного выражения проблемы. Она умела по незначительным фразам, по незнакомым ноткам в голосе определить, что происходит. Как знала и то, что упрямая Коваль ни за что не бросит все и не даст себе возможности расслабиться. А потому решила действовать сама.

Ветка, решив устроить подруге что-то вроде небольшого отпуска и передышки в делах, заказала им с Хохлом номер в загородном пансионате, о чем и сообщил разбуженной рано утром Марине Бармалей. Он приехал за ними сам, заставил Дашу наскоро собрать вещи, а Хохла и Марину – одеться и спуститься в его машину.

– Черт возьми! – ругался злой спросонья Хохол, разглядывая в зеркале заднего вида помятое лицо. – Что за паскудная баба! С утра из постели выдернула, отправила куда Макар телят не гонял... ну какого хрена ей не сидится в этом поганом Париже вместе с заполошным муженьком?! Счастливая новобрачная!

– Расслабься, Жека, – отозвался из-за перегородки Бармалей. – Через полчаса на месте будем. Там и отоспишься.

– Вот же курва! – бушевал Хохол, в то время как Марина свернулась калачиком на сиденье и продолжала спать. – Нет, Саня, ты скажи – у вас в доме все ненормальные?! Еще на Маринку гнали! Да она ангел небесный!

– Жека, да расслабься ты, – посмеивался Бармалей, обгоняя все, что двигалось впереди. – На самом деле Виола это давно замутила и из Беса выдавила эти путевки. Ну, не заграница, конечно, но место сказочное, мы там как-то в выходные всей кодлой зависли – прямо отдохнули душой, мамой клянусь! Поживете, расслабитесь. Вдвоем побудете, опять же. Я б только радовался – вдвоем с любимой бабой, никто не мешает...

– Ты за базаром-то следи! «С бабой»! – рыкнул Хохол.

– Ты можешь не орать, дорогой? – недовольно спросила Марина, повернувшись лицом к спинке сиденья. – Укрой меня чем-нибудь, холодно...

Хохол моментально смолк, достал из сумки, валявшейся в ногах, свою толстовку, набросил на Маринины плечи, заботливо подоткнув со всех сторон.

– Поспи еще, я разбужу, как приедем. – Он подтянул Марину к себе, устроив ее голову на своих коленях; она выгнула спину на несколько секунд, но потом снова свернулась в клубок.

Бармалей поглядывал в зеркало заднего вида и улыбнулся. Он хорошо относился к Марине, особенно после того как она помогла Бесу избавиться от пагубной привычки употреблять наркотики, и теперь радовался, что с Жекой у них наконец-то все нормально.

Хохол немного успокоился, рассеянно поглаживал спящую Марину по волосам, и думал, что, в принципе, Веткина идея не так уж плоха – когда еще выпадет возможность побыть наедине, чтобы никто не беспокоил? Коваль вздохнула во сне, и Женька моментально очнулся от раздумий, осторожно заглянул ей в лицо – Марина улыбалась не свойственной ей нежной светлой улыбкой.

«Что тебе снится, котенок? – подумал Женька, легонько прикоснувшись пальцем к ее порозовевшей щеке. – Наверняка опять твой святой Малыш... Только ему ты могла так улыбаться».

Марина сбросила укутывавшую ее толстовку, перевернулась на живот и пробормотала:

– Люблю тебя... люблю тебя, Женька...

У Хохла гулко бухнуло сердце, он даже глянул в сторону Бармалея, ведущего машину, – не услышал ли он. Но тот смотрел на дорогу, убегающую под колеса машины, и не реагировал ни на что. Женька перевел дыхание и осторожно убрал прядь волос, закрывающую Маринино ухо, наклонился и поцеловал. Она чуть вытянула губы, чмокнула ими, совсем как Егорка, и снова свернулась в клубочек, уткнувшись лицом в живот Хохла. Так она и проспала до самого дома отдыха, до тех пор, пока машина не остановилась у центральных ворот.

– Мариш... просыпайся, котенок, приехали, – подув ей в лицо, сказал Хохол, и Марина открыла глаза, захлопала ресницами, прогоняя остатки сна. – Вставай, кисочка моя, вставай, родная.

Коваль села и потянулась, выгнув спину и закинув за голову руки. Хохол наблюдал за ней с улыбкой: всегда любил вот этот момент, когда она просыпалась, потягиваясь, как кошка. Ее гибкое тонкое тело с высокой грудью изгибалось, демонстрируя каждую линию, а лицо было еще чуть сонным, по-детски припухшим. Вот и сейчас Женька не удержался, привлек ее к себе, приник к полуоткрытым губам, лаская их. Его руки задвигались по спине, проникли под распущенные волосы к шее. Марина охотно отвечала, забравшись к нему на руки и обвив ногами талию. Хохол задрал ее майку, под которой не было лифчика, прижался лицом к груди и хрипло попросил:

– Давай уже выбираться отсюда... Бармалей обкурился на улице, скоро из ушей дым повалит...

Марина засмеялась, пытаясь оттолкнуть его и освободиться, но ручищи Хохла держали ее крепко, не давая шевельнуться.

– Жень... ну Женя, хватит! Идем... Сам говоришь «давай выбираться» – и не пускаешь...

Хохол рассмеялся и убрал руки, поправил ее майку и открыл дверку машины, помогая Марине выйти.

Для середины апреля погода стояла сказочная: солнце грело почти по-летнему, разве что кроны деревьев еще не успели укутаться первыми клейкими зелеными листочками, но во всем уже все равно чувствовалась надвигающаяся весна. Большой парк профилактория оказался идеально ухоженным, чистым и уютным, там и тут стояли беседки, а по сторонам асфальтовых дорожек – скамейки на кованых изогнутых ножках. Все это Марина отметила, пока шла под руку с Женькой вслед за Бармалеем к главному корпусу, где предстояло зарегистрироваться и получить ключи.

Внутри трехэтажного здания работал кондиционер, и приятная прохлада обняла ласково, остудив разгоряченное теплым солнцем лицо. Марина опустилась в мягкое кресло и сразу вынула сигарету и зажигалку. Хохол поморщился, но промолчал. Они с Бармалеем отошли к стойке администратора, а Коваль с наслаждением закурила, перекинув ногу на ногу, и принялась рассматривать холл.

В этом профилактории она раньше не бывала, да и не могла – он был новый, недавно отстроенный, похоже, что здесь еще не перебывали толпы отдыхающих, а потому все выглядело свежим и красивым. Дорогая мягкая мебель, картины на стенах, кафельный пол выложен красно-коричневой плиткой, образующей рисунок вроде коврового. Тяжелые портьеры бронзового цвета, в простенках между окнами – большие круглые светильники вместо привычных в таких заведениях огромных хрустальных люстр под потолком. Небольшой бар вроде тех, что располагаются в холлах заграничных отелей: кофейный автомат, коричневые стеклянные чашки с блюдцами, деревянные ящички с одноразовой чайной заваркой, молочник на плоской тарелке. И девушки-работницы в красивой форме нежных персиковых тонов. Словом, не профилакторий за городом, а полноценный отель хорошего класса.