В движении. История жизни - Оливер Сакс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В середине 1960-х годов я написал некоторое количество более специальных работ для таких журналов, как «Неврология» и «Acta Neuropathologica», и утечек в новостные агентства не было. Но теперь, подняв тему «пробуждений» своих пациентов, я вступил в более обширную область и столкнулся с весьма деликатной, даже двусмысленной проблемой различия между тем, что можно говорить, а что говорить нельзя.
Конечно, я не смог бы написать «Пробуждения» без поддержки и разрешения самих пациентов, которых не оставляло чувство, что общество их бросило и забыло; они хотели, чтобы все узнали их истории. Тем не менее, после истории с «Дейли ньюс» я сомневался, стоит ли мне печатать «Пробуждения» в Штатах. Но одна из моих пациенток проведала о выходе английского издания и написала об этом Колину. Тот послал ей экземпляр. Так всем все стало известно и в США.
В отличие от «Мигрени», которая получила хорошие отзывы как от специалистов, так и от рецензентов, ориентированных на широкую публику, выход в свет «Пробуждений» сопровождался достаточно странной реакцией. Прессой книга была принята очень хорошо. Я получил Готорнденскую премию, почетную награду в сфере «художественной литературы» (меня это удивило и взволновало, поскольку я попал в один список с Робертом Грейвзом и Грэмом Грином, не говоря уже о Джеймсе Хилтоне, чью книгу «Потерянный горизонт» я обожал подростком).
Но от своих коллег-медиков я не услышал ни слова. Ни одной рецензии не появилось в медицинских изданиях. Наконец, в январе 1974 года редактор «Британского клинического журнала», прожившего достаточно короткий век, написал о двух самых странных фактах английской жизни за прошедший год: о публикации «Пробуждений» и о полном отсутствии профессиональной критической реакции на них; редактор назвал последнее обстоятельство «профессиональной немотой» английских медиков[48].
Тем не менее за «Пробуждения» как «Книгу года» проголосовали пять известных писателей, и в декабре 1973 года Колин выпустил второе издание, организовав в связи с ним рождественский прием. Там было много людей, которых я знал и которыми восхищался, но до этого не встречал и не думал встретить. Мой отец, который постепенно отходил от годичного траура по моей матери, тоже пришел. Когда он увидел на вечеринке в мою честь так много знаменитых людей, он, похоже, перестал нервничать по поводу моих публикаций и наконец успокоился. Сам я, до этого чувствовавший себя потерянным и никому не известным, увидел, как со мной носятся и как меня превозносят. Джонатан Миллер тоже был на приеме. Он подошел и сказал:
– Теперь ты – знаменитость.
Я так и не понял, что он имел в виду; никто прежде не говорил мне таких слов.
Одна рецензия, вышедшая в Англии, меня уязвила, хотя в остальном была вполне позитивной. Конечно, пациентам я дал псевдонимы, как и больнице «Бет Абрахам». Больницу я назвал «Маунт-Кармель» и расположил ее в вымышленной деревне Бексли-на-Гудзоне. Рецензент написал примерно следующее: «Это удивительная книга, и более всего потому, что Сакс пишет о несуществующих пациентах, лежащих в несуществующей больнице и страдающих от несуществующей болезни. Дело в том, что в 1920 году не было никакой эпидемии сонной болезни». Я дал почитать эту рецензию некоторым из своих пациентов, и они сказали: «Покажите нас всем, или вашей книге никто не будет верить».
Поэтому я спросил своих больных, что они скажут насчет документального фильма. До этого они поддерживали меня в моих делах с написанием и публикацией книги: «Расскажите нашу историю, а то о ней никто не узнает». Теперь они говорили: «Давайте, снимите фильм. Мы расскажем о себе сами».
Я же не был уверен в уместности показа своих пациентов в документальном фильме. Отношения между больным и доктором настолько конфиденциальны, что о них непросто даже писать, поскольку ты нарушаешь эту конфиденциальность. Правда, можно поменять имена, место, некоторые детали. Подобный «камуфляж» невозможен в документальном фильме, где обнажается все – лица, голоса, реальные жизни, личности.
Поэтому у меня были сомнения, но ко мне обращались различные продюсеры-документалисты, и особенное впечатление на меня произвел Дункан Даллас с Йоркширского телевидения, который сочетал в себе осведомленность в проблемах науки с редкой человечностью.
Дункан приехал в больницу «Бет Абрахам» в сентябре 1973 года и встретился со всеми моими пациентами. Многих он узнал по их историям из «Пробуждений».
– Я вас знаю, – сказал он некоторым из них. – Мне кажется, я встречал вас раньше.
Дункан также спросил:
– А где музыкальный терапевт? Мне казалось, она здесь самый главный человек.
Он имел в виду Китти Стайлз, необычайно талантливого музыкального терапевта. В те времена иметь в штате больницы такого специалиста было делом необычным – воздействие музыки, если оно и наблюдалось, считалось выходящим за рамки лечения таких больных. Но Китти, работая в «Бет Абрахам» с начала 1950-х годов, знала, что пациенты всех видов хорошо реагируют на музыку, и даже больные, страдающие от постэнцефалитного синдрома, хотя часто и неспособны двигаться по собственной воле, тоже реагируют на ритм – бессознательно, как это делаем мы все[49].
Почти все пациенты тепло встретили Дункана и поняли, что он представит их в фильме с предельной объективностью и сдержанным сочувствием, а также найдет четкое равновесие между клиническим и человеческим аспектами их бытия. Когда я увидел, как скоро возникло взаимопонимание и взаимное уважение, я согласился на съемки, и Дункан, уже с командой, на следующий месяц вернулся. Некоторые из пациентов, естественно, не хотели становиться героями фильма, но большинство из них чувствовали, насколько это было важно – показать, что они тоже люди, которые в силу обстоятельств вынуждены жить в невероятно странном мире.
Дункан вставил в фильм фрагменты, снятые мной в 1969 году на пленку «Супер-8», где показано, как больным дают леводопу, как они пробуждаются от болезни и как некоторые из них потом испытывают самые странные последствия. Потом он добавил трогательные беседы с пациентами, где они вспоминают эти события и говорят, что после многолетнего беспамятства, долгого отсутствия в этом мире они наконец по-настоящему живут.