Академия Хиллкроуз. Искусство выживания - Мэй Кин

Мистер Оберман – грузный, широкоплечий мужчина, чем-то напоминающий оборотня, громко свистит в свисток. Так, что даже я жмурюсь, желая закрыть ладонями уши.

Студенты послушно сходятся в центре поля, а затем выстраиваются в шеренгу. Не хватает только меня… Однако стоит об этом подумать, как я слышу:

– Мейлоу?

– Здесь! – спешно произношу, вовремя пристроившись в конце строя, когда в списке уже следует моё имя.

Мужчина обводит меня быстрым, пристальным взглядом, который длится не больше минуты, и, уверившись в том, что я действительно на месте, продолжает перечисление имён по списку.

Я мысленно выдыхаю.

Проходит, наверное, не меньше пятнадцати минут, прежде чем перекличка заканчивается, и наш суровый преподаватель убеждается – никто не пытается прогулять урок, после которого, надо признать, создаётся неприятное ощущение, словно тебя, как часы, разобрали на маленькие детали, а собрать воедино всего-навсего забыли. И знаете…иногда я даже благодарна своей жизни. Ведь помимо отличной физической подготовки, во мне много и других навыков, которыми я неплохо владею. Например, боевые искусства и владение кинжалами.

Правда подобные проблески благодарности к моему образу жизни бывают довольно редкими, почти прозрачными. Потому что в своей основе –моя жизнь – сущий ад, который не имеет таймера, способного дать мне хотя бы минутную передышку от чёртовых посягательств.

Порой мне кажется, что я действительно сплю, а, когда проснусь, то всего этого просто не будет. Мне больше не придётся жить в вечном страхе за своих близких. За себя. Мне не придётся прятаться и делать вид, что я другая. Хотя…

Какая я?..

Этот вопрос всё чаще всплывает в моих мыслях. А ведь раньше я даже не задумывалась о том, что обладать таким даром – сродни проклятию. Хотя мама вечно и твердила мне: «Мы – особенные. Особенные, как и каждое существо, живущее на этой планете. Однако не каждому дано понять суть подобной истины. Но это вовсе не означает, что мы должны становится кем-то иным. Напротив. Оставаться собой – единственное, что мы можем сделать правильно».

Нет. Не можем. Оставаться собой – единственное, что нас погубит. Так и вышло. У меня нет никого, кто бы мог наставить меня на истинный путь. Научить тому, что я должна знать. Указать, если не верное, то хотя бы примерное направление того, что мне следует делать…

Рэй другой. Он обучает меня, закладывает азы всего, что следует знать магу. Только вот…Он не может научить меня, как бы то той, кем я на самом деле являюсь. И, как бы я не хотела стать кем-то иным, ничего не выйдет. Я не смогу вырвать с корнем, как какой-то сорняк, свою истинную сущность. Если лишь один вариант – умереть. Однако подарить подобную радость охотникам за моей душой?

Чёрта с два!

Из потока самобичевания и вечных размышлений моего существования меня вырывает чьё-то настойчивое касание.

Я тут же моргаю, и туман, появившийся в мыслях, спешно испаряется. Взгляд концентрируется на медовых глаза, которые сверлят меня недоумевающим взглядом.

– Ты чего застыла? Снова плохо?

– Что? – Едва трясу головой. – Нет. Просто задумалась, – улыбнувшись уголками губ, тут же поясняю я, глядя на Изабель, забота со стороны которой снова удивляет меня.

Оглядываюсь по сторонам и понимаю, что мы больше не стоим на месте, как послушные солдаты, во время напутствий перед важной миссией. Вместо этого начинаются закономерные круги ада.

Проще говоря, бег.

Изабель смотрит на меня, как бы спрашивая: бегу я или буду стоять и дальше, глупо хлопая глазами?

Поэтому, окончательно согнав с себя морок, как и остальные, срываюсь с места и перехожу на бег.

Мистер Оберман в свою очередь поднимется на трибуны и садится на первый ряд, внимательно наблюдая за нами, словно падальщик в ожидании скорой жертвы.

– Как прошёл твой день?.. – как ни в чем не бывало интересуется девушка, когда я бездумно смотрю под ноги, наблюдая за травой, которая сминается, стоит мне лишь ступить на неё.

– Без эксцессов, – насмешливо отвечаю я, чувствуя, как сбивается моё дыхание во время разговоров.

– А…Как Лукас?

Я поворачиваю голову в её сторону и с непониманием, притаившемся во взгляде, вздёргиваю бровь.

– Вы больше не сталкивались?

Ах, вот оно что.

– Сегодня был такой загруженный день, что мне совершенно некогда было обдумывать план по его убийству. Если ты об этом, – смеюсь я в голос, сворачивая на повороте.

Она награждает меня укоризненным взглядом, но уголки её губ едва приподнимаются.

– Кстати, признаю – твой ему подарок меня изрядно впечатлил. Правда жаль, что его открыл Уинстон. Хотя…

– Что? – Я резко сбиваюсь с шага, от чего едва не клюю носом. Но затем снова сосредоточенно продолжаю бег. – Ты знаешь?..

– Ну, после того как Кларк прибежал ко мне весь розовый и сказал, цитирую: «Эти идиоты, когда-нибудь прикончат не только друг друга! Чёрт! И, как мне теперь это оттереть?! Бе-е-е-л, помоги!?», я поняла, что ты всё же исполнила задуманное.

Я смеюсь в голос от того, как девушка спародировала своего друга, а затем тяжело вздыхаю.

– Чёртов Дэльер! И тут смог увернуться.

– Может это знак?..

– Знак для чего? Для моей капитуляции? – Я зло усмехаюсь. – Только после него!

Девушка поджимает губы и отводит взгляд.

Что ещё она скажет?..

Думаю, в этом мы с ней чем-то похожи. Если, что и задумали, то уже не оступимся.

Принципы, гордость и предубеждение…

– Пятый курс идёт разминаться! А первый – ещё один круг! Меньше будите халтурить! – в какой-то момент, когда биение сердца ускоряется, а мышцы напрягаются, слышим мы грозный окрик мистера Обермана.

Повсюду раздаются охи и недовольный стон.

Изабель усмехается, похлопывает меня по плечу, подбадривая, а затем убегает к своим.

Выдыхаю и концентрируюсь исключительно на своих ощущениях. Однако в какой-то момент, когда я практически ставлю заслонку, отрешившись от мира, плавно уплывая в своё сознание, чтобы немного помедитировать и успокоиться, то не сразу понимаю, что происходит. Лишь, когда мои руки касаются колючей, щекочущей ладони травы, а ногу пронзает невероятная, острая боль, словно тысяча игл вонзились в кожу, я широко распахиваю глаза и замечаю перед собой Меланию.

Эта стерва поставила мне подножку и… Кажется, я сломала ногу.

Девушка тут же приседает на корточки и едва склоняется надо мной. При этом выражение её лица остаётся непроницаемым. Однако в глазах… В глазах безудержная ярость, которая в какой-то момент даже заставляет моё сердце пропустить удар.

– Думала я не узнаю?!