Женщина с большой буквы Ж - Эльвира Барякина

Пол улыбнулся:

– Да, без критиков счастья нет.

– Тебе хорошо говорить! Знай себе урок из тюрьмы вытаскивай! А мне надо как-то прославляться.

– Зачем?

– Хочу себе памятник.

– Ты его в гроб, что ли, с собой положишь?

– Да! Будем лежать в обнимку.

Пол меня разозлил. Когда он позвонил, я была рада выбраться куда-нибудь. Все утро слонялась без цели по дому. На столе – горы рукописей, в ежедневнике – список дел. Зэк уехал, Барбара выходная… Но Пол не умел правильно сочувствовать.

– Что говорили на панихиде про Луку? – спросил он.

– Все то же самое, что у других: «Мы понесли невосполнимую утрату».

– Врали?

– Друзья, родители и редактор – нет. Остальные просто отмечались для галочки.

Пол разгладил салфетку на колене.

– Интересно, что люди будут думать на наших панихидах? Не говорить, а именно думать?

– Не знаю, – буркнула я.

Он усмехнулся:

– Самое обидное, что наши достижения никому не нужны. Никто не подумает: «О, как жалко, что Пол умер, – он был так богат!» или «Я не перенесу этого – ведь у него было столько женщин!»

– К чему ты это говоришь?

– Это не я, это Стивен Кови[14]. Он пишет, что итог нашей жизни лучше всего виден на панихиде. Нас будут оплакивать только те, кто нас любил. Твоим читателям по фиг, знаменита ты или нет. Никто не станет думать: «Как грустно – ведь про нее в „Космополитене“ писали!» О тебе будут жалеть, только если ты будешь хорошим автором. А для этого не требуются ни критики, ни слава. Хочешь любви – будь нужной, а не известной.

Мы распрощались довольно сухо. Я сказала, что не нуждаюсь ни в чьих советах, но все равно весь вечер размышляла о панихиде. Итог получался неутешительным: умри я завтра, жалеть обо мне будут человек пятьдесят, не более. Причем сорок пять из них только потому, что им придется искать нового литагента. А остальные подумают примерно следующее: «Она была смешная. Всю жизнь пыталась взять судьбу за рога – причем китайскими палочками».

[2 мая 2006 г.]

Зэк – мальчишка… Он не умеет жить для себя и потому все время оглядывается на других: что скажут, одобрят ли, не засмеют ли… Он постоянно чувствует себя на сцене и, даже когда остается один, старается не выходить из роли Наикрутейшего Мужика. Ведь всем до него есть дело; люди ночами не спят, думая, как он справляется.

Он носит такие майки, чтобы сразу было видно – да, ходит в спортзал. Причем каждый день.

Он смотрит все модные фильмы и даже составляет о них мнение (в основном подслушанное в телевизоре).

Заводит полезные связи, шутит хорошие шутки и оказывает услуги, создающие ему репутацию.

Зэк не понимает, что вся его работа на публику в конце концов выливается в поразительную степень несвободы. Он выступает в театре одного актера, где он не только единственный артист, но и единственный зритель.

У него сломалась машина. Я хотела заехать на студию, чтобы подобрать его. Зэк смутился:

– Не надо. Меня Мэтью подвезет.

– Да мне ж все равно по дороге!

– Не надо. Вдруг тебя кто увидит?

Проболтался. Смешной – он скрывает меня от людей. Кто-то из знакомых ляпнул ему: «А чё это ты женился на старухе? Она тебя старше на целую эпоху». И все – образ Наикрутейшего Мужика разрушен. Мне даже интересно, как Зэк отмазывался – говорил, что все это из-за грин-карты? Но ведь жить со мной при этом необязательно… Промашка в алиби вышла.

Бедный малыш! Иногда так хочется обнять его, прижать к груди, сказать, что ему не стоит так убиваться. Но он не позволит. Наикрутейшие Мужики презирают телячьи нежности. Даже когда их очень не хватает.

[10 мая 2006 г.]

Звонила Териса. Сказала, что ее пригласили на работу в гольф-клуб в Лонг-Биче.

– Кажется, кто-то из членов клуба порекомендовал меня.

– А кто именно? – спросила я.

– Не знаю. Какой-то адвокат. Наверное, он представлял интересы нашей фабрики. Но я его совершенно не помню.

[7 июня 2006 г.]

1. Доверять голосование на выборах людям, не читавшим конституции своей страны, – это все равно что посадить за руль человека, не знающего правил дорожного движения. И в том и в другом случае дело кончится катастрофой.

2. Национализм – это не кровь в жилах, а моча в голове. Людям, считающим национальность своим главным козырем, по всей видимости, больше нечем хвастаться.

3. Человек, утверждающий, что ненавидит ту или иную страну, – либо маньяк-убийца, либо дурак. Ненавидеть миллионы незнакомых людей – это, пардон, клиника.

4. Я патриот планеты Земля, а не отдельно взятых президентов и их администраций. Однако некоторые страны ходят у меня в любимчиках: та, где я родилась, та, где я живу, и те, куда мне хочется съездить.

5. Я не верю в жидомасонский заговор. Если национализм – это полное неуважение к другим нациям, то антисемитизм – это полное неуважение к своему народу. Человек, утверждающий, что «евреи тайно управляют миром», по сути провозглашает, что евреи – это такие суперлюди, которые на порядок умнее всех остальных.

6. Человек, обвиняющий в своих несчастьях кого угодно, кроме себя, обречен повторять СВОИ ошибки бесконечно. То же самое касается и государств.

7. Этот мир спасет не красота, а образование. Подавляющее большинство людских бед проистекает от элементарного неумения читать («уметь читать» не означает «знать буквы»).

8. Я за смертную казнь по отношению к тем, кто насилует и намеренно убивает детей.

9. Любой человек имеет право жить там, где ему нравится. Однако если он приезжает в чужую страну и заводит в ней свои порядки, то ему стоит вернуться.

10. Запрет на международное усыновление – это не патриотизм, а живодерство.

11. Я за то, чтобы гражданам разрешалось владеть оружием. У преступников оно так и так есть, а у граждан должно быть право на самооборону.

12. Соблюдение правил дорожного движения нужно не полиции, а нам самим. По крайней мере, тем, кто собирается дожить до пенсии.

13. Бесчеловечнее аборта только рождение никому не нужного ребенка.

14. Я пойду на войну только в том случае, если будет прямая угроза моему дому, моей семье и тому общественному порядку, который мне дорог. Причем прямая угроза – это прямая угроза, а не завывания политиков по телевизору.