Шалинский рейд - Герман Садулаев

Артур не так много говорил о себе. Его занимали философия и религия. Он много знал об истории Чечни. Артур рассказал мне про Кунта-Хаджи Кишиева.

Не то чтобы я не знал о Кунта-Хаджи раньше. Еще в детстве нам всем была знакома секта его последователей – их называли «белошапочниками», потому что они повязывали папахи куском белого полотна. После исламизации всей Чечни о Кунте-Хаджи тоже много говорили и писали. В первую войну «белошапочники» поддержали Дудаева и яростно сражались с федеральными войсками. После Хасавюрта ваххабиты все чаще открыто критиковали учение Кунта-Хаджи и его последователей: суфизм и поклонение святым были для ваххабитов, или, как они сами себя называли, мувахиддунов, неприемлемой версией ислама, отступничеством от строгой веры в Единого.

Но раньше меня не особо трогали аспекты доктрины и разногласия между сектами. Надо было встретить Дениева и выслушать его вдохновенные рассказы, чтобы понять всю значимость учения святого Кунты.

Кунта Кишиев был чеченцем из простой бедной семьи, в отличие от аварца Шамиля и от шейха Мансура, происхождение которого спорно. Он получил религиозное образование, совершил хадж – паломничество в Мекку, путешествовал по арабским странам и Турции.

Его проповедь была для современников необычна и удивительна. В то время, как все имамы и шейхи призывали народ Чечни к оружию, к джихаду до полной победы над неверными или до последнего чеченца, Кунта убеждал прекратить бессмысленное сопротивление царским войскам. Он говорил, что ввязываться в битву, исход которой предрешен, равносильно самоубийству, а самоубийство не угодно Всевышнему. Он просил отложить оружие: человек, взявший в руки оружие, уже грешен, так как он не надеется на милость Бога и не вверяет себя Его рукам.

Кунта не был Платоном Каратаевым, хотя образ Каратаева, возможно, списан Львом Толстым с Кунты: как раз в это время молодой граф проходил на Кавказе действительную военную службу. Пацифизм и смирение Кунты не были безграничны. Он говорил: если вас заставляют ходить в церковь или даже носить кресты – носите, так как это просто кусок железа, а в душе вы останетесь мусульманами. Но если будут осквернять ваших женщин, заставлять вас забыть язык, культуру и обычаи, уничтожать ваш народ, – тогда встаньте и бейтесь до смерти.

Он был первым и настоящим чеченским националистом. Он не хотел, чтобы чеченский народ был принесен в жертву идеям, любым идеям, включая идею о победе ислама во всем мире. Но за физическое и культурное сохранение нации был готов сражаться до конца.

Он говорил чеченцам: вы все ждете помощи от единоверцев, от арабов и турок. Я был в арабских странах, был в Турции, я видел – это не царство Бога на земле, там правят такие же деспоты и лицемеры. Арабам и туркам не нужны чеченцы, мы сами должны подумать о себе.

Своих мюридов, учеников, Кунта наставлял быть образцами нравственности. Он говорил: вы молоды, здоровы, сильны. Есть много людей, которым меньше повезло в жизни. Помогайте вдовам, сиротам, старикам. Подайте нищему, через нищего вашу жертву примет Сам Всевышний.

Он учил ненасилию и добру. Учил ценить и уважать каждое живое существо, даже растения.

Царские власти были в недоумении. С одной стороны, его проповедь была мирной и неопасной. С другой стороны, сам факт того, что вокруг проповедника собираются тысячи людей, послушных каждому его слову, испугал российскую власть. Кунта-Хаджи был арестован и отправлен в вечную ссылку в захолустное местечко Новгородской губернии. Кунта Кишиев знал арабский и турецкий языки, был прекрасно образован в учении Пророка, но по-русски не знал ни слова. Он не мог устроиться в российском городе, часто даже не мог объяснить, что ему нужно.

Как те больные из психиатрической лечебницы на автуринской дороге, тоже невинные дети Бога.

Скоро Кунта умер в русских снегах, нищий и неприкаянный, от голода и болезней. Ему было всего 34 года.

Его письма ученикам, не отправленные на родину цензорами, сохранились в губернском архиве. Его могила неизвестна.

Почитатели Кунты приходят к могиле его матери в ауле, где родился великий святой.

Это не могло продолжаться долго. Рано или поздно нас должны были обнаружить. Удивительно, что мы могли столько времени скрывать свое месторасположение под самым носом у федералов, в нескольких километрах от занятого ими Шали!

Невероятно, что до сих пор никто не донес, притом, что мы регулярно совершали вылазки за продуктами и водой, а бойцы навещали свои дома. Возможно, российское командование просто не успевало разобраться со всеми доносами и сообщениями.

Что им было не до нас, аргумент неубедительный. Конечно, войсковую операцию, чтобы захватить нас в плен, никто не стал бы предпринимать: хватало забот и без этого. Полным ходом шли бои в других районах, с основными силами Масхадова и шариатчиков. Но чтобы уничтожить наше птичье войско, большого усилия не требовалось. Достаточно было просто произвести артиллерийский обстрел птицефабрики, корректируя огонь с воздуха. Или послать пару вертолетов, ПТУРС хватило бы, чтобы наш отряд перестал существовать.

Но нас никто не обстреливал. Хотя снаряды, мины и ракеты в Чечне взрывались каждый день, бомбежки не прекращались ни днем, ни ночью. Но всегда в стороне от нас.

Как будто ангел простер над нами охраняющие крыла.

Иногда мне казалось, что я знаю, кто призывает ангела.

Артур Дениев всегда молился дольше, чем остальные, садясь на свой коврик несколько в сторонке, с особенным светлым лицом, в котором чувствовалось невероятное духовное напряжение.

Дениев не уходил домой погреться. Ведь его семья думала, что он уже далеко, в России. Он всегда был в лагере. И я был спокоен за нас.

Однажды я не выдержал и подошел к нему сразу после молитвы. Парень медленно и внимательно складывал коврик. Его губы шевелились, как будто он продолжал молиться.

– Арчи, можно тебя спросить?

Я стал называть его Арчи, на американский манер. Артур звучало слишком пафосно и громоздко.

Чеченцы, как и другие народы Кавказа, любят давать своим отпрыскам вычурные имена. Помимо коренных имен, которые переводятся с чеченского, таких как Лечи – сокол или Борз – волк, а также арабских имен, пришедших вместе с исламом, вы найдете среди чеченцев немало Робертов, Эдуардов, Артуров. Давать детям русские имена считалось моветоном. Хотя, если у чеченца был близкий друг русский, он мог назвать своего сына в его честь, Василием, например. А еще принято давать имена, обозначающие врагов. После битв на германском фронте Первой мировой войны в Чечне появились Германы. И по имени жестокого завоевателя, злейшего врага народов Кавказа, хромого Тимура, мальчиков стали называть Тимурами и Тамерланами, как меня.

То ли это от уважения к величию врага, то ли от тайного желания вместе с его именем украсть, заполучить его силу.

Я придумал Дениеву уменьшительное имя, я стал звать его Арчи.

– Арчи, можно тебя спросить?