Поцелуй Вечности - Мария Снайдер

12

Она вышла на станции «Йорк-стрит» и направилась по безлюдным, вымощенным булыжником улицам к вершине холма, с которого открывался вид на верфь. Она открыла дверь «Ангелус-хауса» своим ключом. Внутри стояла зловещая тишина. Как всегда, здесь было темно и прохладно, слегка пахло землей — раньше она считала, что это из-за кондиционера. Торопливо, озираясь по сторонам, она направилась к черному ходу, в короткий коридор, где находился грузовой лифт. Раким сказал однажды, что это единственный способ попасть в подвал. Прежде чем ехать, нужно было закрыть металлическую дверь. Лорен нажала на круглую кнопку с буквой «П». Кнопка загорелась, и лифт поехал в недра бывшей больницы.

Открыв дверь, Лорен оказалась в полной темноте, и на мгновение ей захотелось вернуться наверх, сесть за свой стол и забыть о подвале и о загадочной комнате детоксикации, сделать вид, что ничего не происходит. Она будет вести дела, читать книги, покупать сок для новичков, заниматься любовью с Йоханнесом. Но сначала она должна узнать…

Лорен шагнула в темноту, двери лифта закрылись у нее за спиной, и она на цыпочках тронулась вперед. Она наткнулась коленом на что-то твердое и зажала рукой рот, чтобы не вскрикнуть. Она осторожно протянула руку и ощупала предмет. Он был деревянным. Стол? Слишком низкий. Кровать? Она пожалела, что не захватила с собой фонарик. Здесь было сыро и пахло землей; ей захотелось чихнуть, но она не осмелилась. Она запила на месте не шевелясь, давая глазам привыкнуть к темноте. Вскоре она смогла различить очертания каких-то странно знакомых длинных прямоугольных предметов. Гробы. У нее перехватило дыхание, когда она вспомнила доски и мульчу, которые покупала в строительном магазине в середине лета. Лорен очень осторожно отодвинула крышку ближайшего гроба и присела на корточки, прижавшись лицом к щели. В ногах гроба она разглядела блеск браслета Алекс; ее взгляд скользнул выше, к белой как мел руке с неправдоподобно длинными пальцами, украшенными острыми как бритва когтями…

Лорен сглотнула крик и метнулась обратно к лифту, но, несмотря на яростное битье по кнопке, двери не открывались. Она повернула за угол, ища выход, и очутилась в другой комнате, полной гробов; новые сосновые крышки светились в темноте, а в дальнем конце виднелись широкие двойные двери. Лорен медленно двинулась через комнату, и только ее неровное дыхание нарушало тишину, царившую в спальне неумирающих. Она слишком поздно заметила гроб, наткнулась на него, задела два других, и крышки с громким стуком полетели на пол. Из темноты раздалось звериное рычание. Чудовище с бледной, сероватого оттенка, кожей выскочило из гроба — высокое, с мощным торсом и огромными кожистыми крыльями. Оно раскрыло полный острых зубов рот и презрительно взглянуло на Лорен своими желтыми глазами. Затем оно откинуло назад голову и издало предупреждающий вопль. Вскочив на ноги, Лорен бросилась бежать. Она вылетела в дверь и оказалась в коридоре с мигающей лампой, что находился за дверями, которые вели в комнату детоксикации. Она слышала, как тварь царапала гробы и будила остальных, нервно дергала двери, пытаясь найти выход. В конце коридора Лорен нашла отпертую дверь и ворвалась в какое-то помещение, захлопнув ее за собой.

— Вам нельзя спускаться в подвал.

Лорен медленно обернулась. В углу стояла Дана. Ее губы были измазаны свежей алой кровью. Над нижней губой нависали два длинных зазубренных клыка. Из спины торчали тонкие, бледные остовы крыльев, а кожа приобрела цвет слоновой кости. На желтых, налитых кровью глазных яблоках выделялись огромные зрачки, темные и мертвые. Лорен не могла отвести взгляд ни от них, ни от кровавой кучи на полу. Существо, которое когда-то было Даной, отбросило прочь чье-то тело, сотрясаемое конвульсиями; из яремной вены все еще хлестала кровь.

— Вам нельзя спускаться в подвал, — повторила Дана, и теперь ее голос походил на рычание.

Дверь распахнулась. Лорен услышала крики — человеческие голоса. Что-то с силой ударило ее по затылку, и она погрузилась в милосердное забытье.

13

Она очнулась от тонкого, высокого жужжания какого-то агрегата и боли. Она была привязана к столу, и Раким склонился над ее левой рукой, работая иглой для татуировок. Из крошечных дырочек сочилась кровь.

— Прости, не удалось спросить тебя, где лучше сделать картинку, поэтому я решил на предплечье. Большинство так делает.

Он вытер кровь кусочком ваты из коробки, подобной той, которые она приносила из магазина каждую неделю.

С другого конца комнаты к ней подошел Йоханнес, такой прекрасный и золотоволосый, что у нее заныло в груди. Он ласково погладил ее по волосам — она видела, что он так гладил наркоманов, — и нежно поцеловал ее:

— Лорен, все хорошо. Расслабься.

Она начала извиваться.

— Вы убили Антонио!

— Он сам виноват. Не надо было лезть к нам.

— К тому же он оказался невкусным, — неодобрительно заметил Раким. — Жду не дождусь, когда мы развернемся как следует и перестанем питаться объедками. Может, мне удастся отхватить себе какого-нибудь светского льва с Парк-авеню. Эй, не дергайся, а то некрасиво получится.

Она снова почувствовала боль в руке.

— Я отправлюсь с тобой в первый раз, — ласковым голосом пообещал Йоханнес. — Это не так уж страшно. Сама увидишь.

— Ты привыкнешь. А потом это будет ужасно занятно. — В дверном проеме стояла улыбающаяся Алекс. — Скоро ты перестанешь думать об этом так, как сейчас.

Раким закончил свою работу и снова вытер ватой руку Лорен. Рука болела, черный знак «Ангелус-хауса» выделялся на покрасневшей коже. Йоханнес расстегнул ремни, которыми она была пристегнута к столу:

— Ты свободна идти куда хочешь. У тебя двадцать четыре часа. Если ты никого не убьешь, тебе станет очень плохо. Но если решишь стать одной из нас, ты должна вернуться сюда до восхода солнца. Выбор за тобой.

Губы Йоханнеса прильнули к ее губам, и она не смогла удержаться от ответного поцелуя.

Ночь выдалась жаркая. Небо было маслянисто-черного цвета, словно остывший кофе. Лорен бродила по улицам Бруклина в легкой мгле, влажность мешала ей дышать. Она села на метро, на линию F, проехала до Кони-Айленда, потом вернулась обратно в город. От ярких ламп в вагоне у нее заболели глаза и голова, и она вышла на Четвертой авеню. В небе с пронзительными воплями парили вампиры, не птицы. Теперь она это знала. Она начинала все видеть и слышать; ее уши улавливали самые тихие звуки: как крысы кишат в переулках, как вздыхают неудовлетворенные любовники, как приходит в этот мир новая жизнь среди боли и крови. И всегда так. Лорен прошла мимо своего дома и прислушалась к дыханию родителей, почувствовала их горе. Проходя мимо квартиры коменданта, она уловила его беспокойство — ему снилось, что он еще состоит в отряде тонтон-макутов и его мачете выполняет свою грязную работу, затыкая людям рот. У всех были свои секреты.

Она пошла дальше, поборов нервную дрожь и жажду, которая чувствовалась в тревожном биении ее сердца. Кожа на руке, вокруг новой татуировки, раздулась и натянулась; начало болеть все тело, словно дух больше не мог поместиться в плоти. Внутри кипела желчь; кровь, стремительно бежавшая по жилам, казалось, жаждала удовлетворения. Она облизнула губы и провела языком по крошечным бугоркам, возникшим на ее верхней челюсти, — это пробивались клыки; десны набухли и болели. Сколько времени прошло с того момента, когда ей сделали татуировку? Двенадцать часов? Пятнадцать?